Отцу в начале войны ещё не было 14 лет. С началом учебного года он ровно три недели проучился в седьмом классе в школе села Мурмино (15 км к востоку от Рязани), а потом решил перебраться в Москву к своему отцу, Михаилу Сергеевичу. В Рязани жила двоюродная сестра Бориса, у которой муж был железнодорожником. Тот привел Бориса на вокзал и подсказал, на какие поезда можно садиться. Пришлось ехать в Москву товарными поездами. Дважды его снимали с поездов, но всё-таки в день своего 14-летия, 27 сентября, Борис приехал в Москву. Подъезд и квартиру он открыл своим ключом. Больше никого в подъезде в то время не было.
Его мать Матрёна Егоровна с младшим братом Славой сразу после начала войны уехали из Москвы в Мурмино. Отец Бориса, Михаил Сергеевич, с 1921 года работал слесарем на засекреченном приборном заводе в районе Донского монастыря в 2 смены по 12 часов. Там кормили, можно было принять душ. Раз в месяц Михаил Сергеевич приезжал домой, на Новинский бульвар, возле метро Смоленской, чтобы помыться основательно. Дома был газ, хоть и слабый, и газовая колонка. Поэтому можно даже было ванну принять. Комната -11 метров. Однажды ночью отец проснулся от удара. Кругом белесая труха от штукатурки. Окно разбито, а в стене осколок. Причем траектория осколка, влетевшего через окно, прошла в метре выше его головы, лежащей на подушке.
Борис стал дружинником в домоуправлении и дежурил по боевым тревогам на крыше дома по ночам, чтобы не прозевать зажигательные бомбы: чердак дома был деревянным и мог моментально загореться . «Зажигалки» загорались от удара и начинали гореть с носа. Их надо было схватить метровыми щипцами и бросить в приготовленную бочку с водой. Первую свою «зажигалку» отец бросил вниз на асфальт, но потом его за это отругали, т.к. асфальт в результате портился. За всё время дежурств сам он «обработал» всего 2 зажигательные бомбы.
На крыше как-то раз во время дежурства он сказал напарнику, что надо бы ему в 7-й класс устроиться. Оказалось, что у того парня отец был каким-то начальником на железной дороге и помог устроиться Борису на 3-х месячные курсы по программе 7 класса, с февраля по май 1942 года. До февраля ни одна школа в Москве не работала. По окончании курсов Борис сдал все экзамены на «отлично», кроме экзамена по конституции, которая не преподавалась на курсах, по ней он получил «трояк».
По окончании курсов, в июне они пошли в приемную комиссию железнодорожного техникума возле Курского вокзала. Сразу после поступления всех ребят отправили на лесоповал. Это были невероятно изнурительные работы: норма на одного человека была 6 м³ в день при том, что паёк был крайне скудным. Некоторые ребята даже сбегали оттуда, но их отлавливали и возвращали обратно. Занятия в техникуме начались 1 сентября. Именно в этом техникуме его и заметил тренер по боксу, когда для смотрин выстроили шеренгу ребят, и каждому надо было отразить «удар» штыком. Борис был единственным, кто смог отразить удар и даже выбить винтовку. То, что он регулярно ходил на тренировки, было во многом продиктовано тем, что каждый раз после тренировки давали сладкий компот. Потом, в конце 1942 года или в начале 1943 Борис стал чемпионом Москвы по боксу в своей возрастной категории.
Поскольку его отцу, Михаилу Сергеевичу, не всегда была нужна лишняя карточка, так как он состоял на заводском пайке, Борис порой менял полученную буханку на 130 рублей, которые чаще всего тратил на посещение театра Оперетты. Знал весь репертуар…
По окончании первого курса и экзаменов начались каникулы, и вновь ребят собирались отправить на лесоповал. Здесь начинается самый загадочный эпизод военной истории отца, который никто не может подтвердить. Но отец в конце жизни очень уверенно о нем говорил, хотя все факты свидетельствуют против этого. Его друг по дежурствам на крыше и по железнодорожному техникуму узнал, что его знакомый подполковник в отставке формирует бригаду из отставников для отправки на фронт. Бориса фронт привлекал гораздо больше, чем лесоповал, которого он всячески старался избежать. Вот таким случайным образом Борис, которому ещё не было 16 лет, якобы попал на Курскую дугу.
На Курской дуге он был, скорее всего, с 11 июля по 11 августа. В бригаде он был самым молодым и , как оказалось, обладал отличным зрением. Он видел невооруженным глазом так же хорошо, как другие в бинокль, мог разглядеть березу на очень большом расстоянии. Таким образом он стал артиллеристом-наводчиком при орудии нового образца, калибр 100 мм. По его словам, самое главное событие произошло уже в августе, когда удалось остановить колонну из 100 танков, ехавшую по дамбе. Половина вылезших из танков немцев была положена шрапнелью, а вторая половина сдалась, примерно 160 человек. Как только это произошло, их позиции подверглись мощному ответному огню со стороны немцев. Один из снарядов разорвался прямо перед щитком орудия, но благодаря щитку его не ранило, но отбросило за орудия на станины, и он потерял сознание, его контузило. В лазарете его посетил тот самый комбриг генерал-лейтенант Брейда А. Н., поблагодарил, отвинтил со своей груди орден Красного Знамени и дал ему, сказав, что они оформят представление на награду, а первым делом адъютант комбрига отвез Бориса в госпиталь им. Бурденко в Москву.
Сразу после госпиталя Борис пошел в военкомат, просясь на фронт. Однако в военкомате ему сказали, что единственное, что он может - поступить в военное училище, если обратится в приемную комиссию. Приемная комиссия находилась на ул. Кропоткинской. В одной комиссии принимали сразу в несколько училищ: лётное, танковое, морское и артиллеристское. В летное училище Бориса не взяли с ростом 180 см, в то время такой рост считался очень высоким. В морское и танковое училища Борис сам не хотел поступать. Оставалось только артиллеристское училище. После поступления ребятам дали предписания - отправиться с Казанского вокзала в Прокопьевск Кемеровской обл. Летом 1944 года курсантов отправили на 5 недель в прифронтовую полосу. В феврале 1944 ребята вернулись из Прокопьевска обратно в Москву. Участвовали в параде физкультурников в 1945г. на Красной площади. Летом 1945 г., по словам его сокурсника Вадима, активный Борис узнал об аэроклубе на Тайнинке, где можно было учиться прыгать с парашютом. Надо было пройти медкомиссию - один парень достал бланки, их заполнили. Сделали около 10 прыжков, пока не началась зима…
По окончании артиллерийского училища Бориса распределили в Прикарпатский военный округ, а в 1952-1953 г.г он был комендантом небольшого городка в Восточной Германии, в 1956 году поступил в академию им. Дзержинского, женился. В 1958 и 1959 г.г. родились сыновья. По окончанию академии в 1960 году был направлен в район полигона г. Тапа (Эстония) для организации ракетно-артиллерийского объекта, с 1963 по 1968 - в академии им. Дзержинского, 1968-1969 г.г. - ракетная часть близ г. Остров Псковской области, затем снова академия, Генштаб, и после увольнения в запас в звании полковника - Военный институт истории до 1991 года. С середины 1950-х г.г. проживал в Филях. В начале семидесятых г.г. жил в районе ул. Народного ополчения и работал рядом с м. Беговой в «немецких» двухэтажных домах, в конце 70-х проживал на Таганке, а с 1981-го года и до конца жизни - в Кузьминках. Был награжден множеством медалей, в основном в связи с юбилеями страны и своей службы. Есть фото, где он со всеми своими наградами. Скончался в Москве 8 сентября 2009 г., не дожив 20 дней до 82-летия. Он дожил бы до 100 лет совершенно здоровым (а оно по природе у него было отличным), если бы не суррогатный алкоголь.
Суворов Борис Михайлович всегда дружил со своим двоюродным братом, Сувировым Виктором Ивановичем, 1919 г.р., Героем Советского Союза, кавалером ордена Ленина, 3 орденов Красного Знамени, ордена Александра Невского, 2х орденов Отечественной войны 1 степени и ордена Красной Звезды. Про него он рассказывал, что первый свой подвиг Виктор совершил на Халхин-Голе, когда, приземлившись на небольшом пятачке, он спас раненого командира, окруженного неприятелем. Суворовы также были потомками Сувировых, но после революции 1917 года поменяли фамилию во избежание репрессий по отношению к носителям известной династии российских предпринимателей (суконное производство), выходцев из села Мурмино Рязанской губернии.
Последние 8 лет своей жизни Борис Михайлович был председателем совета ветеранов выпускников спортивно-педагогического колледжа на ул. Кировоградской в районе м. Пражской. Именно там несколько лет назад он впервые перед всеми рассказал про то, как он воевал на Курской дуге и как получил орден Красного Знамени из рук генерал-майора Брейда, чем потряс всех (т.е. все считают, что он просто выжил из ума). Было ли это или нет? Возможно ведь и то, что контузия в своё время вышибла память об этом. Именно поэтому его друзья, с которыми он познакомился при поступлении в артиллерийское училище, ни о чем не знали долгое время, пока после травмы головы в автомобильной аварии к нему не вернулась память о тех событиях. Можно подумать, что это были фантазии вследствие травмы, но он рассказывал такие мельчайшие подробности и не путался в показаниях. Год назад, готовя эту биографию, я начал искать подробности про Брейда и артиллеристские орудия. Однако выяснилось, что Брейда в июле-августе 1943 г., скорее всего, был на Калининском фронте, хотя конкретной войсковой операции именно в то время там не было. Судя по хронике жизни генерал-лейтенанта Брейда, в 1960 году он преподавал в академии имени Дзержинского, как раз тогда, когда Борис там учился на последнем курсе - именно поэтому могла всплыть именно эта фамилия. Но вот 100-мм орудия впервые появились на фронте в мае 1944 года, т.е. спустя 9 месяцев после окончания Курской битвы.
Похоже, что вот эта нереализованная тяга к геройству в итоге, не без участия мозговых нарушений под влиянием токсинов суррогатного алкоголя, в итоге привела к тому, что заветные мечты он стал считать реальностью. И это не уникальный случай, хотя, возможно, не типичный.…