Белтятина
Что-то как-то все про свои ощущения от светлого праздника уже поведали... а я вот не очень. Праздник был. Охренительно здорово оказалось его встречать дома, в теплой кровати. Вот это и было самым настоящим празником. Особенно после часового стояния под мокрым снегом и дождем и пронизывающим ветром на станции, после получасового маршброска через заснеженный лес, когда волосы выбившись из под панамки (далее гомерический хохот, 2 минуты)примерзли к очкам и видимость стала нулевой, после четырехчасового собра к отходу под все тем же снегом и дождем, рядом с аццки дымящим костром.
Но тем не менее, байку оттуда я приволок. Собсно
Утро того самого милого дня. Через силу, чертыхаясь выползаю из палатки. Какой-то чудотворец умудрился разжечь костер. В итоге все проснувшиеся стоят вокруг костра, тресясь от холода и заливаясь горючими слезами. Не переставая проклинать погоду и костер, который собственно и является источником слез горючих. На вопрос: "Есть че пожрать?" мне кивнули на дымящийся котелок с чаем, в котором уже начали плавать льдинки, и на канистру с коньячным спиртом. Ледяной коньяк на холоде - не греет. Проверено. Итак. Жрать хочется. Переглянувшись с Аазом, потопали к хавчикомогильнику и, выудив по банке косервов, довольные вернулись к костру. Теперь картина маслом, сиречь натюрморт, изображающий бутерброд: В качестве хлеба костер, натужно пожирающий одну за другой мокрые сосновые ветки; сверху на нем - гад (высокий ботинок, одна штука, нога inside), открытая банка рыбных консервов, еще один гад (уже из другой пары, нога там же, что характерно тоже другая), открытая банка тушенки, чьи-то красные дрожащие руки и наконец еще один гад; приправлено все густым дымом, который валит от всего и сразу. Итак, пять минут терпения и вот я становлюсь счастливым облдателем горячей еды и полудюжины завистливых взглядов. Робко попытавшийся поесть со мной из одной банки Птица, сказал "Гад" и утопал за еще одной банкой. Терпения у него оказывается мало, и его рыба остается печально холодна. Я же к тому времени упел сжевать свою рыбу и стал удивительно добр ко всему окружающему, что со мной в принципе бывает когда я сыт. Нагло попробовав Птицину рыбу, я отобрал у него банку и отпарвил ее в костер на догрев. В результате, я держал в руках банку с рыбой, из которой кормился Птица и из которой же я с ложечки кормил Нирциссу. Когда банка опустела, я почесал репу и сползал еще за двумя банками. На четвертой банке я уже кормил с ложечки всех желающих, коих оказалось почти все стоящие у костра.
Но тем не менее, байку оттуда я приволок. Собсно
Утро того самого милого дня. Через силу, чертыхаясь выползаю из палатки. Какой-то чудотворец умудрился разжечь костер. В итоге все проснувшиеся стоят вокруг костра, тресясь от холода и заливаясь горючими слезами. Не переставая проклинать погоду и костер, который собственно и является источником слез горючих. На вопрос: "Есть че пожрать?" мне кивнули на дымящийся котелок с чаем, в котором уже начали плавать льдинки, и на канистру с коньячным спиртом. Ледяной коньяк на холоде - не греет. Проверено. Итак. Жрать хочется. Переглянувшись с Аазом, потопали к хавчикомогильнику и, выудив по банке косервов, довольные вернулись к костру. Теперь картина маслом, сиречь натюрморт, изображающий бутерброд: В качестве хлеба костер, натужно пожирающий одну за другой мокрые сосновые ветки; сверху на нем - гад (высокий ботинок, одна штука, нога inside), открытая банка рыбных консервов, еще один гад (уже из другой пары, нога там же, что характерно тоже другая), открытая банка тушенки, чьи-то красные дрожащие руки и наконец еще один гад; приправлено все густым дымом, который валит от всего и сразу. Итак, пять минут терпения и вот я становлюсь счастливым облдателем горячей еды и полудюжины завистливых взглядов. Робко попытавшийся поесть со мной из одной банки Птица, сказал "Гад" и утопал за еще одной банкой. Терпения у него оказывается мало, и его рыба остается печально холодна. Я же к тому времени упел сжевать свою рыбу и стал удивительно добр ко всему окружающему, что со мной в принципе бывает когда я сыт. Нагло попробовав Птицину рыбу, я отобрал у него банку и отпарвил ее в костер на догрев. В результате, я держал в руках банку с рыбой, из которой кормился Птица и из которой же я с ложечки кормил Нирциссу. Когда банка опустела, я почесал репу и сползал еще за двумя банками. На четвертой банке я уже кормил с ложечки всех желающих, коих оказалось почти все стоящие у костра.