Оригинал взят у
a_25 в
"Верить, что в России будет лучше - наша обязанность". Н. Матвеева Новелла Матвеева (7 сентября 1934 - 5 сентября 2016)
Она всегда была отдельно. Ее не представить выступающей на стадионе. Страна «Дельфиния», гриновская романтика дальних странствий. Корней Чуковский называл ее «уходящая». В ней есть загадка. Несколько поколений пели ее песни - на кухнях, собравшись в кругу друзей. В каждой - волшебство родом из детства и светлячок чистоты душевной.
«…Светляк сверкнул в росе, как быстрой мысли миг,
И где-то задрожал прохладный голос птицы…»
Это она написала в девять лет! Расслышав, что голос птицы прохладный…
Когда в войну от авитаминоза едва не ослепла, книги стали спасением. Отец, работавший в военном госпитале, устроил ее туда, что ее и спасло. Там ей давали сырую морковь, и глаза настолько открылись, что она смогла читать. Читала «Гекльберри Финна», «Тома Сойера». Кроме Твена в числе любимых - Пушкин, Жуковский, Сервантес, Диккенс, Шекспир.
Первая пластинка Новеллы Матвеевой появилась в 1966 году. Это была первая в Советском Союзе пластинка с авторскими песнями. Там была и «Девушка из харчевни», песня, вышедшая далеко за пределы поющей интеллигенции, та самая, о том, что "тебе не понять"...
Она - это СОБЫТИЕ, она - отдельная, сравнить ее поэзию не с чем. Как сравнить сказку, которая даже и не сказка, потому что она реальней суровой прагматики жизни. Кто она, эта загадка? Откуда столько света и радости?
Те, кто знают ее близко, поражаются ее непритязательному, простому быту. Ее можно увидеть в скромном простом плащике и зимой. Но быт ее не касался. Она никогда не жаловалась. Только в одном стихотворении как-то мельком заметила: «Шум повседневности, обидный для меня…»
Пережив военное детство, она никогда не жаловалась на трудности. Не привыкла роптать. В 60-е и 70-е годы Новелле Матвеевой и ее мужу Ивану Киуру пришлось также не легко, они жили очень бедно, ее заработок зависел от крайне редких публикаций и случайных заказов на поэтические переводы. Про нынешнее время даже говорить не хочется, она живет как все наши пенсионеры на маленькую пенсию. И продолжает писать светлые стихи. Только, может быть, чуть более грустные, в них появилась нотка боли за нынешнюю Россию, «Гиперборею! Страну величественных вихрей!», как сказала она в своих стихах. То, что она сейчас видит, в своей прозе она назвала «кораблекрушением». И не осталась безучастной. В ее стихи стала проникать публицистика, никогда прежде она не писала так открыто, так трагично:
« Какое странное море! -
Ни белое, ни голубое…
Такое впечатленье,
Что сдан Севастополь без боя.
Неужто лиходеи
От праведной кары закляты?
Такое впечатленье,
Что крепости - подлостью взяты»
Кто она, откуда? Откуда эти ее дальние дороги и моря, ее песни про Ассоль из сказки нашего прозаика-романтика Александра Грина, девушку, ждущую на берегу своего капитана, и большие корабли, уходящие в море?
Возможно, дух Пушкина присутствовал при ее рождении как поэта, недаром же она родилась в Царском селе.
«Можно подумать, - пишет Новелла Николаевна, - что душа молодого Пушкина… опекала моих родителей…»
Среди ее предков были музыканты и крестьяне, поэты и моряки, скрипичный мастер и даже корабельный фельдшер. И имя ей дали поэтическое, в честь литературной формы - новеллы. И это - ее суть. Ее песни - это новеллы о дальних странах, о большой любви. От них словно идет свет. Тот самый, который и есть - душа. Чистая и безгрешная романтическая душа русской Ассоли.
- Ваша поколение дало много ярких личностей. Кто вам запомнился из тех времен, вашей юности?
- Я встречалась с Маршаком, с Чуковским, с Ашотом Граши, которого я переводила. С поэтом Николаем Старшиновым мы были не только друзьями, но одно время даже соседями. Мы с мужем жили на Малой Грузинской в том же доме, где и Старшинов. Мы - на третьем этаже, а он этажа на два выше. Ходили друг к другу в гости. Он печатал меня и Ивана Семеновича Киуру, моего мужа, которого не очень то жаловали. Старшинов и Геннадий Красников (между прочим, тоже хороший поэт) воевали за то, чтобы там проходили не только мои стихи (мои, кажется, без боя проходили), но и стихи Ивана Киуру.
- А интересные эпизоды были?
- Мне рассказывали, что Корней Иванович, когда прочитал мое стихотворение «Солнечный зайчик», от радости он будто бы прыгал через стул. Сколько раз, не знаю.
- Когда вы узнали, что вас поет вся страна?
- Разве вся страна?
- В семидесятые, восьмидесятые годы на бардовских слетах были очень популярны ваши песни. Вы сейчас с бардами встречаетесь?
- В своей массе они меня недолюбливают. Будто я что-то у них отняла, такое впечатление.
- …может быть, талант?
- … хотя я не люблю слово барды. Я называю нас «полигимники». Среди полигимников самые значительные очень хорошо относятся ко мне. Очень дружески - Виктор Луферов. Я его считаю настоящим гением.
- А из современных поэтов кто вам нравится?
- Назовешь два-три имени, а потом вспомнишь, что кого-то забыл. Лучше никого не называть.
- Как вы воспринимаете нынешнее время?
- Мало хорошего. Много цинизма.
- Говорят, что сейчас время прагматиков и нет места поэзии?
- У кого-то нет места для поэзии, у кого есть. Все зависит от того, какое сам человек место занимает, какое у него направление ума и деятельности. И размер ума. Размер души. Если человек ничтожный, то у него никогда не было места для поэзии, ни прежде, ни теперь, ни завтра. Такие люди отрицают Шекспира, отрицают Гомера. Получается, живут в черных дырах. И ничего! Процветают. А другие наоборот - не специалисты пристраиваться. Но для них поэзия всегда была, есть, будет.
- Вы верите, что в России сохранится поэзия, сохранятся романтики?
- Если сохранится человечество, и народ России, то будет и романтика, и поэзия. На выжженном месте ничего не растет. Упаси Бог.
-
- … У Новеллы Матвеевой есть строки:
Поэзия есть область боли
Не за богатых и здоровых,
- А за беднейших, за больных…-
- А Россия сейчас - выжженное пространство, или есть место для ростков? Вы верите в то, что в России будет лучше?
- Сейчас трудно сказать. Знаете, по-моему, верить - это даже наша обязанность. Я обязана верить. Иначе… знаете, человек, который не верит, обязательно начинает распространять это неверие, и отравлять сознание остальным (с).