Самый мертвый Христос
Когда-то - очень давно - эта картина поразила меня до глубины души.
В ней всё было не так, как надо. Она выглядела чудовищным издевательством над самой христианской идеей... не говоря уже о чисто художественной подаче. (Чего только стоит ее формат - узкое, горизонтально вытянутое длинное полотно!).
Но главное - этот жуткий покойник, безжалостно запечатанный в тесном гробу.
Гроб в разрезе - где еще такое увидишь! А в гробу, как иссохшее ядро в скорлупе, неприкрытое, со всеми анатомическими подробностями, тело на стадии пред-разложения.
Ганс Гольбейн Младший (1497 - 1543) "Мёртвый Христос в гробу" (1521 - 1522) Холст, масло, 30,5 см х 200 см
Я старалась скорее перелистнуть страницу, но какая-то сила заставляла меня снова и снова к ней возвращаться.
Приоткрытый глаз с закатившимся зрачком действовал на меня гипнотически. Торчащая вверх борода выглядела немым укором небесам, как и острый пупок - символ связи с земными созданиями. Трудно было оторвать взгляд от раны под ребром, от костлявых, скованных смертной судорогой пальцев...
А еще, как мне помнится, меня удивило время создания картины - первая четверть 16 века. Я бы с легкостью поверила, что в такой манере мог высказаться какой-то современный эпатажный художник - сейчас кто угодно волен изображать что угодно и как угодно и ему за это ничего не будет, но во времена, когда Святая инквизиция совсем еще не собиралась становиться историей, преподнести в таком вот виде образ Христа было куда как рискованно.
Но Ганс Гольбейн на это решился.
Он изобразил Иисуса, Сына Божия, не так, как это делали до него - не как исключительное и чудесное человеческое существо, излучающее божественный свет, изломанное муками и вызывающее сострадание, а как обычное, изолированное от мира живых, покинутое, никому уже ненужное и чуждое всему и всем мертвое тело.
Просто мертвое тело. Труп.
Ганс Гольбейн тогда был еще достаточно молод (эту картину он написал в возрасте 25 лет) и, наверняка, амбициозен. И, как многие молодые, амбициозные, да к тому же творческие люди он, по всей вероятности, желал, если не бросить вызов обществу, то окрыть ему какую-то часть правды, которая является достоянием немногих избранных.
Ганс и был этим избранным. По силе таланта и наработанному мастерству ему среди современников почти не было равных.
Вместе с этими качествами он, несомненно, владел и другими, скрытыми в глубине его натуры дарованиями - способностью проникать в суть вещей, видеть привычное под другим углом. Не могли эти особенности хотя бы однажды не проявиться.
Ну а как же ответно проявила себя церковь? Судя по тому, что картина не была уничтожена вместе с создателем, церковь приняла ее как должное.
Наверное, я многого не знаю про церковь той эпохи, раз задаюсь вопросом, почему так случилось - почему картину не восприняли, как самое прямое и откровенное святотатство.
Есть у меня одно предположение: мог сработать эффект "голого короля". Никто из церковников не решался признаться, что при виде такого Христа в голову начинают лезть еретические мысли, появляются сомнения в возможности чуда. Вот и получилось, что все они, оглядываясь друг на друга, молчали, крепились и... верили. Изо всех сил.
Не исключаю и того, что пастыри захотели воспользоваться картиной, как своеобразным индикатором - выявляли с её помощью прихожан, чья вера была недостаточно устойчива. Начнет кто-то из них недоуменно пожимать плечами, вопросы задавать или возмущаться - его сразу на карандаш, чтобы потом более тщательно, понятно каким "опиумом", обработать.
Но был ли сам Гольбейн ниспровергателем устоев, безбожником? Чего он добивался, рисуя именно такой образ? Хотел вызвать смятение и подозрения в обмане?
А может, как раз, наоборот - он был самым убежденным из всех убежденных, а потому не только не видел ничего дурного в таком изображении, а считал его прямым подтверждением одного из главных символов веры - о человеческом естестве Христа. И свято верил в возможность его, Христа, Воскресение и возвращение на небо - из какого угодно небытия.
Когда я смотрю на эту картину мне вспоминается одна новелла Боккаччо, про еврея принявшего христианство.
Сначала он не собирался изменять вере предков, считая ее самой лучшей, но его друг-христианин, заботять о спасении его души, всячески агитировал и настаивал.
Наконец, еврей сдался, но сказал, что покрестится только после того, как совершит паломничество в Рим, чтобы там увидать "наместника бога на земле" и братьев кардиналов, их нравы и образ жизни. "Если они представятся мне таковыми, что по ним и из твоих слов я убеждусь в преимуществе твоей веры над моею, как это ты старался мне доказать, то я поступлю, как тебе сказал; коли нет, я как был, так и останусь евреем".
Зная не понаслышке, каким рассадником пороков является папский двор, друг расстроился, посчитав, что все его усилия пропали даром.
И вот еврей побывал в Риме, вернулся и... сказал, что хочет поскорее покреститься!
Друг удивился и поинтересовался, каким его будущий крестник увидел Рим. Еврей честно сказал, что город показался ему настоящим притоном, "местом скорее дьявольских, чем божьих начинаний..." и что папа, и все остальные всячески стараются "...обратить в ничто и изгнать из мира христианскую религию, тогда как они должны были бы быть ее основой и опорой."
И вывод он делает такой: "...так как я вижу, что выходит не то, к чему они стремятся, а что ваша религия непрестанно ширится, являясь всё в большем блеске и славе, то мне становится ясно, что дух святой составляет ее основу и опору, как религии более истинной и святой, чем всякая другая."
Вот такое "доказательство от противного".
Возможно, в случае с картиной Гольбейна оно тоже работало.
П.С. Пока собирала "техническую" информацию о картине, узнала интересный факт.Оказывается, я не первая, на кого гольбейновский "Мёртвый Христос" произвёл неизгладимое впечатление.
Из знаменитостей компанию мне составляет Ф.М. Достоевский.
Своё потрясение от увиденного оригинала картины он позже передал репликой князя Мышкина в "Идиоте" : "Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!"
Вот я и говорю: проверка это, проверка (с)
В ней всё было не так, как надо. Она выглядела чудовищным издевательством над самой христианской идеей... не говоря уже о чисто художественной подаче. (Чего только стоит ее формат - узкое, горизонтально вытянутое длинное полотно!).
Но главное - этот жуткий покойник, безжалостно запечатанный в тесном гробу.
Гроб в разрезе - где еще такое увидишь! А в гробу, как иссохшее ядро в скорлупе, неприкрытое, со всеми анатомическими подробностями, тело на стадии пред-разложения.
Ганс Гольбейн Младший (1497 - 1543) "Мёртвый Христос в гробу" (1521 - 1522) Холст, масло, 30,5 см х 200 см
Я старалась скорее перелистнуть страницу, но какая-то сила заставляла меня снова и снова к ней возвращаться.
Приоткрытый глаз с закатившимся зрачком действовал на меня гипнотически. Торчащая вверх борода выглядела немым укором небесам, как и острый пупок - символ связи с земными созданиями. Трудно было оторвать взгляд от раны под ребром, от костлявых, скованных смертной судорогой пальцев...
А еще, как мне помнится, меня удивило время создания картины - первая четверть 16 века. Я бы с легкостью поверила, что в такой манере мог высказаться какой-то современный эпатажный художник - сейчас кто угодно волен изображать что угодно и как угодно и ему за это ничего не будет, но во времена, когда Святая инквизиция совсем еще не собиралась становиться историей, преподнести в таком вот виде образ Христа было куда как рискованно.
Но Ганс Гольбейн на это решился.
Он изобразил Иисуса, Сына Божия, не так, как это делали до него - не как исключительное и чудесное человеческое существо, излучающее божественный свет, изломанное муками и вызывающее сострадание, а как обычное, изолированное от мира живых, покинутое, никому уже ненужное и чуждое всему и всем мертвое тело.
Просто мертвое тело. Труп.
Ганс Гольбейн тогда был еще достаточно молод (эту картину он написал в возрасте 25 лет) и, наверняка, амбициозен. И, как многие молодые, амбициозные, да к тому же творческие люди он, по всей вероятности, желал, если не бросить вызов обществу, то окрыть ему какую-то часть правды, которая является достоянием немногих избранных.
Ганс и был этим избранным. По силе таланта и наработанному мастерству ему среди современников почти не было равных.
Вместе с этими качествами он, несомненно, владел и другими, скрытыми в глубине его натуры дарованиями - способностью проникать в суть вещей, видеть привычное под другим углом. Не могли эти особенности хотя бы однажды не проявиться.
Ну а как же ответно проявила себя церковь? Судя по тому, что картина не была уничтожена вместе с создателем, церковь приняла ее как должное.
Наверное, я многого не знаю про церковь той эпохи, раз задаюсь вопросом, почему так случилось - почему картину не восприняли, как самое прямое и откровенное святотатство.
Есть у меня одно предположение: мог сработать эффект "голого короля". Никто из церковников не решался признаться, что при виде такого Христа в голову начинают лезть еретические мысли, появляются сомнения в возможности чуда. Вот и получилось, что все они, оглядываясь друг на друга, молчали, крепились и... верили. Изо всех сил.
Не исключаю и того, что пастыри захотели воспользоваться картиной, как своеобразным индикатором - выявляли с её помощью прихожан, чья вера была недостаточно устойчива. Начнет кто-то из них недоуменно пожимать плечами, вопросы задавать или возмущаться - его сразу на карандаш, чтобы потом более тщательно, понятно каким "опиумом", обработать.
Но был ли сам Гольбейн ниспровергателем устоев, безбожником? Чего он добивался, рисуя именно такой образ? Хотел вызвать смятение и подозрения в обмане?
А может, как раз, наоборот - он был самым убежденным из всех убежденных, а потому не только не видел ничего дурного в таком изображении, а считал его прямым подтверждением одного из главных символов веры - о человеческом естестве Христа. И свято верил в возможность его, Христа, Воскресение и возвращение на небо - из какого угодно небытия.
Когда я смотрю на эту картину мне вспоминается одна новелла Боккаччо, про еврея принявшего христианство.
Сначала он не собирался изменять вере предков, считая ее самой лучшей, но его друг-христианин, заботять о спасении его души, всячески агитировал и настаивал.
Наконец, еврей сдался, но сказал, что покрестится только после того, как совершит паломничество в Рим, чтобы там увидать "наместника бога на земле" и братьев кардиналов, их нравы и образ жизни. "Если они представятся мне таковыми, что по ним и из твоих слов я убеждусь в преимуществе твоей веры над моею, как это ты старался мне доказать, то я поступлю, как тебе сказал; коли нет, я как был, так и останусь евреем".
Зная не понаслышке, каким рассадником пороков является папский двор, друг расстроился, посчитав, что все его усилия пропали даром.
И вот еврей побывал в Риме, вернулся и... сказал, что хочет поскорее покреститься!
Друг удивился и поинтересовался, каким его будущий крестник увидел Рим. Еврей честно сказал, что город показался ему настоящим притоном, "местом скорее дьявольских, чем божьих начинаний..." и что папа, и все остальные всячески стараются "...обратить в ничто и изгнать из мира христианскую религию, тогда как они должны были бы быть ее основой и опорой."
И вывод он делает такой: "...так как я вижу, что выходит не то, к чему они стремятся, а что ваша религия непрестанно ширится, являясь всё в большем блеске и славе, то мне становится ясно, что дух святой составляет ее основу и опору, как религии более истинной и святой, чем всякая другая."
Вот такое "доказательство от противного".
Возможно, в случае с картиной Гольбейна оно тоже работало.
П.С. Пока собирала "техническую" информацию о картине, узнала интересный факт.Оказывается, я не первая, на кого гольбейновский "Мёртвый Христос" произвёл неизгладимое впечатление.
Из знаменитостей компанию мне составляет Ф.М. Достоевский.
Своё потрясение от увиденного оригинала картины он позже передал репликой князя Мышкина в "Идиоте" : "Да от этой картины у иного еще вера может пропасть!"
Вот я и говорю: проверка это, проверка (с)