Введенское кладбище, или московский Пер-Лашез (часть 2)
Начало здесь.
В этой части темы искусства, как такового, будет меньше, зато полнее окажутся истории.
«Спешите делать добро!» - помните?
Мое уважение всем, кто помнит, а вот я сама, увы, этим похвастаться не могла. То есть фразу знала, и само по себе имя доктора Гааза знала, только два этих знания вместе никак не связывала. И вот стояла рядом с памятником и понимала, что ни у какого другого возрастом старше полутора веков не встретила таких явных следов современного уважения и почитания. Горят свечи, теплится лампадка, цветы, явно недавние… вся оградка в цветах. Возможно, кто-то брезгливо передернет плечиком, ведь все это - дело рук и памяти освободившихся из мест заключения, их родных и тех, кто уверен, что пострадал безвинно. Но не я, я стараюсь помнить про «от сумы и от тюрьмы…».
«Святой доктор», «божий человек», «чудак», «неистовый филантроп», «милосердный доктор» - все о нем, о Фёдоре Петровиче Гаазе, который от рождения был Фридрих-Иосиф Хаас. Человек без семьи, ведь обзаведись ею, и не станет хватать времени на помощь сирым и убогим. Тот самый, кого не признали грабители и вознамерились раздеть среди зимы, а поняв, кто это, после его просьбы дойти до дома и там уже отдать пальто, проводили чуть не под руки сами и наказали больше по таким темным улицам не ходить. Тот, который дал денег пойманному с поличным вору. Тот, кто добился, чтобы вместо неподъемных двадцатифунтовых кандалов, в которых прежде этапировали ссыльных, для них была разработана более легкая модель, прозванная «гаазовской», и еще, чтобы кольца на концах цепей, в которые заковывались руки и ноги арестанта, были обшиты кожей. Тот, кто на себе пробовал их действие (потому и на ограде его могилы по сей день висят эти кандалы). Тот, кто не брал денег за лечение бедняков. Тот, кого хоронили за счет полицейского управления, так как он, успешный практикующий врач, все свои деньги тратил на помощь другим. Но и проститься с ним пришли 20 тысяч человек, и гроб несли на руках до самого Введенского кладбища. Католик, о чьем здоровье с разрешения постоянного его оппонента, св. митрополита Московского Филарета, служили молебен («Бог благословил нас молиться за всех живых»), а потом и панихиды в православных храмах.
Только один эпизод:
«Однажды на заседании Московского тюремного комитета, членом которого был и московский владыка митрополит Филарет, Гааз так ревностно отстаивал интересы заключенных, что даже архиерей не выдержал и возразил: «Да что вы, Федор Петрович, ходатайствуете об этих негодяях! Если человек попал в темницу, то проку в нем быть не может». На что Гааз ответил: «Ваше высокопреосвященство, Вы изволили забыть о Христе: он тоже был в темнице».
Филарет, сам, к слову сказать, много усердствующий для нужд простого народа и причисленный впоследствии к лику святых, смутился и проговорил: «Не я забыл о Христе, но Христос забыл меня в эту минуту. Простите Христа ради».
Поразительно, но порой ты бываешь просто слеп, глядя, но не видя… Вот же, я была здесь летом, это совсем рядом с моим городом - деревенька Тишково, где была когда-то усадьба, в числе прочих хозяев принадлежавшая и Федору Петровичу Гаазу, еще до того, как целью его существования стало служение отверженным. Потом и она пошла с молотка, и дом в Москве. Все, что от нее осталось сейчас - липовый парк да мостик через бывший рукотворный канал.
И памятник. Да-да, доктору Гаазу - от здешних жителей, которые помнят сами и берегут память для других. Вот только что узнала, что есть в селе и музей, надо будет наведаться…
К следующей теме подступаюсь который раз и никак не сложу ее в слова… Она о легендах про чудотворные статуи Христа.
"Была на Введенском кладбище когда-то еще одна достопримечательность, известная всей православной Москве. Но в советское время ни в одном источнике это, по понятным причинам, упомянуто раньше быть не могло. На надгробии фабрикантов мануфактурных изделий Кноппов стояла фигура Христа, почитаемая как чудотворная. А.Т. Саладин так описывает это надгробие: «Огромная продолговатая площадка с оградой в греческом вкусе, с вазами на столбах, замыкается руинами античного портика. У входа на ступеньках во весь рост стоит бронзовое изваяние Христа работы prof. R. Romanelli. Невольно останавливаешься перед этим памятником. Исчезают вдруг окружающие его могилы, оживает Христос, движется его рука, указывая на вход, и слышится тихий голос: memento mori!» (Есть свидетельства, что скульптура Христа была гранитная или мраморная.) Ежедневно много людей собиралось у надгробия Кноппов. Причем все паломники приносили с собой воду. Водой поливали десницу Христа, и, когда она стекала, ее тут же собирали во что-нибудь. Как рассказывают, та вода приобретала чудодейственные лечебные свойства, и очень многие были исцелены ею. Разумеется, такой объект поклонения не мог долго существовать в советской столице. В 40-е или в 50-е (по разным сведениям) годы фигуру Христа с надгробия Кноппов увезли". (Ю. Рябинин "Жизнь московских кладбищ")
Увезли в Троице-Сергиеву Лавру, где можно увидеть ее в Церковно-археологическом кабинете Московской духовной академии. Если прорветесь, конечно…
А склеп стоит, гол и полуразрушен (не крыша, нет, она так и задумана была при строительстве), знаменит ныне у готов под ником «Вампирка».
Но ведь свято место, как известно, пусто не бывает, и молва людская рождает новую легенду, теперь уже про статую Христа на могиле Рекк-Третьяковых, перенеся именно на нее чудотворные свойства той, что убрана с глаз долой. Тем более что история ее установки вполне этому способствует: появилась она здесь из-за обещания, данного Петром Михайловичем Третьяковым своей теще еще в 1913 году, после смерти тестя. Революция, Вторая Мировая, смерть жены, прошедшей через сталинские лагеря… И все-таки в 1946 году статую установили.
Возвращаясь к склепам и мавзолеям. Еще одна легенда, больше говорящая не о чудесах, а о неистребимой вере в них народа нашего. Не зря описывается она с немалой долей иронии: «Жила-была женщина, которая очень любила своего мужа. Потом муж умер, а женщина, ну никак не могла смириться с его смертью: отказывалась от еды, не спала, все время проводила на кладбище, оплакивая своего любимого.... А в один прекрасный день написала на склепе: "Хочу, чтобы мой муж ожил". Муж, конечно, не ожил, но к склепу однажды пришел мужчина, страдающий половым бессилием, и тоже что-то написал. Надо сказать, что он был похож на покойного вдовушкиного мужа, как брат-близнец. С первого взгляда они полюбили друг друга и жили долго и счастливо...".
И что вы думаете? Теперь народ ходит и пишет, ходит и пишет… И добро бы писал только такое и на этом самом месте:
Но нет, пишет повсюду, а уж что именно! Не буду и цитировать…
Ну, да хватит легенд, просто пройду еще немного, посмотрю и вспомню.
Захоронение французских солдат, погибших в войне 1812 года. Правда ли, нет ли, но говорят, что земля внутри ограды, основа которой - вкопанные жерлами в землю настоящие пушки той войны, - территория Франции.
Впрочем, это не так уж важно, важно, что их тут много, французов, объединенных именно своей страной и нацией. Важнее, чем то, что одни шли завоевывать, а другие - защищать, главное, что свои их помнят. Ну, а мы склоняем головы перед вторыми…
Еще к войне 1812-го. Здесь - генерал Петр Пален (1778-1864), который, находясь со своим корпусом в арьергарде 1-й русской армии и сдерживая многократно превосходящего числом неприятеля, позволил Барклаю отойти к Смоленску и, таким образом, спас армию, а значит, и всю кампанию.
И еще к ней же. Есть памятник и нашим воинам, но… как бы помягче… фиктивный, что ли. Было когда-то на месте дома на Кутузовском, известного своим главным жильцом - Леонидом Ильичом Брежневым, большое захоронение погибших в 1812-м русских солдат. Было. Потом - Кутузовский, дом и рассеявшаяся память. Потом при очередной стройке нашли какие-то косточки, торжественно объявили их останками героев той войны, перенесли сюда и воздвигли памятник. Такая вот историческая память…
Эйнем, имя которого на виду у всей Москвы, но который никакого отношения к славе фабрики в действительности не имел. И жил, кстати, не в России, а вот похоронить себя завещал именно здесь.
Сигурд Оттович Шмидт, имя для московских краеведов столь известное, что в расшифровке не нуждается. 91-летний ученый завещал похоронить себя рядом с мамой и няней - о многом говорит, правда?..
«Я - пережиток XIX века, в XX веке доживший до XXI, я бы так сказал».
Памятник Ольге Лепешинской показывать не буду - незачем тиражировать то уродство, которое недостойно ее памяти.
Под этим крестом из рельсовых полос, установленных на локомотивные колеса, украшенным вагонными буферами и сцепными приборам - Христиан Мейен, богатый железнодорожный предприниматель.
Совсем неприметно - Валентин Свенцицкий, проповедник, публицист, драматург, прозаик и богослов, известный уже одним лишь тем, что открыто не признал «КГБ-шного» митрополита Сергия. После смерти в ссылке тело привезли в Москву, где обнаружилось, что оно нетленно и благоуханно. Но… неудобный святой оказался, так и лежит здесь непризнанный, под простым железным крестом.
Семейное захоронение Феррейнов.
Птица Сирин - работа Сергея Коненкова на могиле писателя Михаила Пришвина.
Братья Васнецовы.
Место, соединяющее в себе реальное захоронение и кенотаф - символическое. Второго человека здесь нет, год смерти 1937… Таких могил на Введенском немало, да и только ли на Введенском.
Самые, пожалуй, жутковатые места кладбища - участки, ждущие своих обитателей. Все готово, и памятничек стоит красивый, давай, земля ждет…
«На вот и все» - барельеф, традиционно завершающий такие фоторассказы, но в истории этого места сказанное и показанное настолько не все, что надо бы съездить туда еще не раз.
А пока, пока выдохнуть, просто пошуршать осенними листьями, погрустить, потрепать за ухом главного кладбищенского сторожа, ни на миг не забывая, что сами мы еще очень даже живы!
В этой части темы искусства, как такового, будет меньше, зато полнее окажутся истории.
«Спешите делать добро!» - помните?
Мое уважение всем, кто помнит, а вот я сама, увы, этим похвастаться не могла. То есть фразу знала, и само по себе имя доктора Гааза знала, только два этих знания вместе никак не связывала. И вот стояла рядом с памятником и понимала, что ни у какого другого возрастом старше полутора веков не встретила таких явных следов современного уважения и почитания. Горят свечи, теплится лампадка, цветы, явно недавние… вся оградка в цветах. Возможно, кто-то брезгливо передернет плечиком, ведь все это - дело рук и памяти освободившихся из мест заключения, их родных и тех, кто уверен, что пострадал безвинно. Но не я, я стараюсь помнить про «от сумы и от тюрьмы…».
«Святой доктор», «божий человек», «чудак», «неистовый филантроп», «милосердный доктор» - все о нем, о Фёдоре Петровиче Гаазе, который от рождения был Фридрих-Иосиф Хаас. Человек без семьи, ведь обзаведись ею, и не станет хватать времени на помощь сирым и убогим. Тот самый, кого не признали грабители и вознамерились раздеть среди зимы, а поняв, кто это, после его просьбы дойти до дома и там уже отдать пальто, проводили чуть не под руки сами и наказали больше по таким темным улицам не ходить. Тот, который дал денег пойманному с поличным вору. Тот, кто добился, чтобы вместо неподъемных двадцатифунтовых кандалов, в которых прежде этапировали ссыльных, для них была разработана более легкая модель, прозванная «гаазовской», и еще, чтобы кольца на концах цепей, в которые заковывались руки и ноги арестанта, были обшиты кожей. Тот, кто на себе пробовал их действие (потому и на ограде его могилы по сей день висят эти кандалы). Тот, кто не брал денег за лечение бедняков. Тот, кого хоронили за счет полицейского управления, так как он, успешный практикующий врач, все свои деньги тратил на помощь другим. Но и проститься с ним пришли 20 тысяч человек, и гроб несли на руках до самого Введенского кладбища. Католик, о чьем здоровье с разрешения постоянного его оппонента, св. митрополита Московского Филарета, служили молебен («Бог благословил нас молиться за всех живых»), а потом и панихиды в православных храмах.
Только один эпизод:
«Однажды на заседании Московского тюремного комитета, членом которого был и московский владыка митрополит Филарет, Гааз так ревностно отстаивал интересы заключенных, что даже архиерей не выдержал и возразил: «Да что вы, Федор Петрович, ходатайствуете об этих негодяях! Если человек попал в темницу, то проку в нем быть не может». На что Гааз ответил: «Ваше высокопреосвященство, Вы изволили забыть о Христе: он тоже был в темнице».
Филарет, сам, к слову сказать, много усердствующий для нужд простого народа и причисленный впоследствии к лику святых, смутился и проговорил: «Не я забыл о Христе, но Христос забыл меня в эту минуту. Простите Христа ради».
Поразительно, но порой ты бываешь просто слеп, глядя, но не видя… Вот же, я была здесь летом, это совсем рядом с моим городом - деревенька Тишково, где была когда-то усадьба, в числе прочих хозяев принадлежавшая и Федору Петровичу Гаазу, еще до того, как целью его существования стало служение отверженным. Потом и она пошла с молотка, и дом в Москве. Все, что от нее осталось сейчас - липовый парк да мостик через бывший рукотворный канал.
И памятник. Да-да, доктору Гаазу - от здешних жителей, которые помнят сами и берегут память для других. Вот только что узнала, что есть в селе и музей, надо будет наведаться…
К следующей теме подступаюсь который раз и никак не сложу ее в слова… Она о легендах про чудотворные статуи Христа.
"Была на Введенском кладбище когда-то еще одна достопримечательность, известная всей православной Москве. Но в советское время ни в одном источнике это, по понятным причинам, упомянуто раньше быть не могло. На надгробии фабрикантов мануфактурных изделий Кноппов стояла фигура Христа, почитаемая как чудотворная. А.Т. Саладин так описывает это надгробие: «Огромная продолговатая площадка с оградой в греческом вкусе, с вазами на столбах, замыкается руинами античного портика. У входа на ступеньках во весь рост стоит бронзовое изваяние Христа работы prof. R. Romanelli. Невольно останавливаешься перед этим памятником. Исчезают вдруг окружающие его могилы, оживает Христос, движется его рука, указывая на вход, и слышится тихий голос: memento mori!» (Есть свидетельства, что скульптура Христа была гранитная или мраморная.) Ежедневно много людей собиралось у надгробия Кноппов. Причем все паломники приносили с собой воду. Водой поливали десницу Христа, и, когда она стекала, ее тут же собирали во что-нибудь. Как рассказывают, та вода приобретала чудодейственные лечебные свойства, и очень многие были исцелены ею. Разумеется, такой объект поклонения не мог долго существовать в советской столице. В 40-е или в 50-е (по разным сведениям) годы фигуру Христа с надгробия Кноппов увезли". (Ю. Рябинин "Жизнь московских кладбищ")
Увезли в Троице-Сергиеву Лавру, где можно увидеть ее в Церковно-археологическом кабинете Московской духовной академии. Если прорветесь, конечно…
А склеп стоит, гол и полуразрушен (не крыша, нет, она так и задумана была при строительстве), знаменит ныне у готов под ником «Вампирка».
Но ведь свято место, как известно, пусто не бывает, и молва людская рождает новую легенду, теперь уже про статую Христа на могиле Рекк-Третьяковых, перенеся именно на нее чудотворные свойства той, что убрана с глаз долой. Тем более что история ее установки вполне этому способствует: появилась она здесь из-за обещания, данного Петром Михайловичем Третьяковым своей теще еще в 1913 году, после смерти тестя. Революция, Вторая Мировая, смерть жены, прошедшей через сталинские лагеря… И все-таки в 1946 году статую установили.
Возвращаясь к склепам и мавзолеям. Еще одна легенда, больше говорящая не о чудесах, а о неистребимой вере в них народа нашего. Не зря описывается она с немалой долей иронии: «Жила-была женщина, которая очень любила своего мужа. Потом муж умер, а женщина, ну никак не могла смириться с его смертью: отказывалась от еды, не спала, все время проводила на кладбище, оплакивая своего любимого.... А в один прекрасный день написала на склепе: "Хочу, чтобы мой муж ожил". Муж, конечно, не ожил, но к склепу однажды пришел мужчина, страдающий половым бессилием, и тоже что-то написал. Надо сказать, что он был похож на покойного вдовушкиного мужа, как брат-близнец. С первого взгляда они полюбили друг друга и жили долго и счастливо...".
И что вы думаете? Теперь народ ходит и пишет, ходит и пишет… И добро бы писал только такое и на этом самом месте:
Но нет, пишет повсюду, а уж что именно! Не буду и цитировать…
Ну, да хватит легенд, просто пройду еще немного, посмотрю и вспомню.
Захоронение французских солдат, погибших в войне 1812 года. Правда ли, нет ли, но говорят, что земля внутри ограды, основа которой - вкопанные жерлами в землю настоящие пушки той войны, - территория Франции.
Впрочем, это не так уж важно, важно, что их тут много, французов, объединенных именно своей страной и нацией. Важнее, чем то, что одни шли завоевывать, а другие - защищать, главное, что свои их помнят. Ну, а мы склоняем головы перед вторыми…
Еще к войне 1812-го. Здесь - генерал Петр Пален (1778-1864), который, находясь со своим корпусом в арьергарде 1-й русской армии и сдерживая многократно превосходящего числом неприятеля, позволил Барклаю отойти к Смоленску и, таким образом, спас армию, а значит, и всю кампанию.
И еще к ней же. Есть памятник и нашим воинам, но… как бы помягче… фиктивный, что ли. Было когда-то на месте дома на Кутузовском, известного своим главным жильцом - Леонидом Ильичом Брежневым, большое захоронение погибших в 1812-м русских солдат. Было. Потом - Кутузовский, дом и рассеявшаяся память. Потом при очередной стройке нашли какие-то косточки, торжественно объявили их останками героев той войны, перенесли сюда и воздвигли памятник. Такая вот историческая память…
Эйнем, имя которого на виду у всей Москвы, но который никакого отношения к славе фабрики в действительности не имел. И жил, кстати, не в России, а вот похоронить себя завещал именно здесь.
Сигурд Оттович Шмидт, имя для московских краеведов столь известное, что в расшифровке не нуждается. 91-летний ученый завещал похоронить себя рядом с мамой и няней - о многом говорит, правда?..
«Я - пережиток XIX века, в XX веке доживший до XXI, я бы так сказал».
Памятник Ольге Лепешинской показывать не буду - незачем тиражировать то уродство, которое недостойно ее памяти.
Под этим крестом из рельсовых полос, установленных на локомотивные колеса, украшенным вагонными буферами и сцепными приборам - Христиан Мейен, богатый железнодорожный предприниматель.
Совсем неприметно - Валентин Свенцицкий, проповедник, публицист, драматург, прозаик и богослов, известный уже одним лишь тем, что открыто не признал «КГБ-шного» митрополита Сергия. После смерти в ссылке тело привезли в Москву, где обнаружилось, что оно нетленно и благоуханно. Но… неудобный святой оказался, так и лежит здесь непризнанный, под простым железным крестом.
Семейное захоронение Феррейнов.
Птица Сирин - работа Сергея Коненкова на могиле писателя Михаила Пришвина.
Братья Васнецовы.
Место, соединяющее в себе реальное захоронение и кенотаф - символическое. Второго человека здесь нет, год смерти 1937… Таких могил на Введенском немало, да и только ли на Введенском.
Самые, пожалуй, жутковатые места кладбища - участки, ждущие своих обитателей. Все готово, и памятничек стоит красивый, давай, земля ждет…
«На вот и все» - барельеф, традиционно завершающий такие фоторассказы, но в истории этого места сказанное и показанное настолько не все, что надо бы съездить туда еще не раз.
А пока, пока выдохнуть, просто пошуршать осенними листьями, погрустить, потрепать за ухом главного кладбищенского сторожа, ни на миг не забывая, что сами мы еще очень даже живы!