Уезжали комсомольцы...
Оригинал взят у gistory в Уезжали комсомольцы...
В эти дни, начиная с ночи на 1 июня, из Москвы и близлежащих областей, отправлялись эшелоны и колонны автобусов, с комсомольцами, которые былии направлены на оборонительные работы. Их общее количество оценивается в 90 тысяч человек, что составляет от 1/3 до 1/5 числа всех строителей, возводивших рубежи фронта Резервных армий от Осташкова до Брянска.
Если у вас сохранились воспоминания ваших родственников о строительстве оборонительных сооружений, о том как копали рвы и окопы, если есть их письма или фотографии, пожалуйста напишите мне.
На фотографии - студенты МЭИ вернувшиеся с оборонительных работ.
Вспоминает Александр Данилович Педосов: "В 2 часа ночи с 30 июня на 1 июля 1941 года на десятые сутки войны товарный эшелон с тысячей двумястами студентами, без гудков тронулся с отдаленного пути Киевского вокзала. Черное небо, без звезд, без огней в городе и пригородах, слабый сиреневый свет редких светофоров на путях. Среди нескольких человек провожающих - секретарь Бауманского райкома партии А.М. Чистякова, секретари МГК ВЛКСМ А. Пегов и А. Шелепин. Добрые слова, пожелания...
Мы, комитет комсомола МВТУ, в течение предыдущих трех суток отобрали 282 человека «на выполнение спецзадания». Поручений в эти дни от парткома, горкома и райкома комсомола - уйма. Уходят добровольны в армию. В качестве «политбойцов» ушли молодые коммунисты - секретарь комитета ВЛКСМ Алексей Цибуля, секретарь партбюро факультета «Н-16» Евлампий Тарасов, К. Колесников, К. Рева и другие. Наш третий курс 28 июня сдал заключительный экзамен по прикладной механике и тем самым переходил на четвертый. Руководство института (директор С.С. Протасов, парторг ЦК ВКП(б) И.И. Марков) решило поручить нашему курсу выполнение этого неизвестного нам «спецзадания» . Четвертый и пятый курсы направлялись на работу по специальности на заводы, а первый и второй курсы - призывались в армию.
И вот уже лежат ребята в товарных теплушках на нарах в два этажа, сколоченных из прочных, некрашеных сосновых досок. Густой запах смолы. Спать не хочется. Курят, обсуждают события, спорят об оплошности зенитной артиллерии в ночь на 24 июня, которая не опознала свои самолеты, приняв их за вражеские... Дым столбом, курят многие. Разбираемся, кого не нашли. Собрать живущих в общежитии в Лефортове было пара пустяков, с москвичами - хуже. Вспомнили пионерскую «цепочку» - она сработала. Были курьезы. Одна сердобольная мамаша увезла своего единственного «мальчика» на дачу и заперла там. Леню Д., естественно, не нашли. Но, уже без нас, когда формировалось народное ополчение, он ушел в армию и погиб под Москвой.
... Подолгу стоим, пропускаем другие эшелоны. Узкая полоска зари позади поезда. Вот стали чуть различимы полустанки, очертания перелесков. На рассвете первого июля была станция Нарофоминск.
Совещание командиров у начальника эшелона в штабном вагоне. Начальник эшелона - высокий, сухой и требовательный человек - майор запаса Коркин, преподаватель военной кафедры Инженерно-экономического института им. С. Орджоникидзе. Володя Шмидт и я залезаем по приставной лесенке в вагон. Представляемся: МВТУ, командир и комиссар батальона. В ответ слышим: «Если еще раз в ваших вагонах появится ночью свет или будут курить при распахнутых дверях, в Сухиничах обоих сдам под суд военного трибунала!» . Резкий разговор с другими командирами: не сметь опускать никакие письма в почтовые ящики, не бегать из вагона в вагон на остановках, запастись сейчас на этой большой остановке водой и пить только ее, не паниковать при воздушном налете.
К вечеру 2 июля эшелон медленно подошел к станции Сухиничи. Только что был налет немецкой авиации. На путях разбитые эшелоны. Запах гари, дым. Некоторые товарные вагоны с отодранными стенками просвечивают насквозь, кое-где искореженные рельсы и разворочен путь. Водонапорная башня держит свой огромный верхний бак каким-то чудом: вырван почти весь бок в середине башни. Приказ: обить все наши вагоны хвойными ветками. На крышу первого и ближе к хвосту, вагонов, красноармейцы с нашей помощью затаскивают спаренные зенитные пулеметы.
... Еще какая-то станция. Опять долго стоим. Все пути заняты эшелонами. Войска, танки, пушки, полевые кухни, автобусы с большими красными крестами. А вот длинный сборный состав медленно продвигается навстречу, по соседнему пути, идет на восток. Открытые платформы. На них стоят густо смазанные коричневым солидолом токарные и фрезерные станки, кузнечные молоты. Вот несколько пассажирских вагонов необычной для нашего глаза формы, с полукруглыми крышами и латинскими надписями Литовской железной дороги. В окнах видны лица женщин и мужчин. На открытых платформах сидят люди с чемоданами, узлами, многие под зонтиками. Слышим еще незнакомое слово - «эвакуированные» .
А это что такое? Медленно поравнялись с нами три зеленых тюремных вагона. У окон с железными решетками сгрудились серо-зеленые мундиры. Пленные гитлеровцы! Разглядывают нас в упор, а мы - их. Краснощекие, упитанные, недобро усмехаются явно по нашему адресу. Вот кто-то из них, стоявший позади от окна, в отличие от других небольшого роста, энергично растолкал своих и что-то хрипло кричит нам вслед, тряся жилистым кулаком. Вагоны разъезжаются. Наш эшелон убыстряет ход. Около деревень разметанные охапки клевера, мать-и-мачехи, колокольчиков. Женщины, девушки, дети кидают цветы, пытаясь попасть в распахнутые двери товарных вагонов. Макушка лета!
... Утром 3 июля были на станции Фаянсовая. Толпа красноармейцев и железнодорожников у репродуктора, из которого слышится знакомый голос Сталина. Говорит с придыханием, паузы, слышно бульканье воды, наливаемой в стакан."
Среди тех, кто садился в эшелоны и автобусы было много тех, кто позже станет знаменитыми. Например, студент театрального ВУЗа Владимир Этуш: "Через две недели после начала войны комсомольская организация отправила всех студентов, в том числе и девушек, копать противотанковые рвы под Вязьмой. У меня даже справка сохранилась, выданная НКВД - «чернорабочий-землекоп»".
30 июня прошли комсомольские собрания, на которых было объявлено о выезде на специальное задание. Многим дали лишь несколько часов на сборы. Те, кто по каким-то причинам не пришел на собрание, остались в Москве. Остались и те, кто не состоял в комсомоле, например, студент МГУ Андрей Сахаров: "В начале июля часть студентов курса (только комсомольцы) были посланы на так называемое "спецзадание". Я не был комсомольцем (думаю, что просто по причине своей пассивности, не по идеологической - тогда - причине), и мне никто даже не сказал, что происходит. Когда со спецзадания вернулись девочки, стало известно, что это было рытье противотанковых рвов на предполагаемой линии обороны." Однако он работал в университетской мастерской ремонтируя радиоаппаратуру.
"В конце июня нас, студентов мехмата мужского пола всех курсов, кроме выпускного, извещают: завтра рано утром надо собраться во дворе военкомата, взяв с собой запас продуктов на два дня, туалетные принадлежности, смену нижнего белья и паспорт. Мама плачет, предчувствует, что больше не увидит меня. Успокаиваю: “Это на какие-то работы, вернусь через два дня”.
В военкомате толкучка. Долго составляют списки. Потом наша колонна направляется на Киевский вокзал. Кроме нас, подходят студенты физфака и истфака. Посадка в эшелон с товарных путей. В теплушках - по пятьдесят человек - взвод. Эшелон ползет медленно, остановки только в поле. Осваиваем две команды: “Оправиться!” и “По вагонам!”. В сумерках кто-то замечает, что проехали Сухиничи. Ночь. Через пару часов эшелон останавливается. Командуют выгружаться.
Короткий сон в кустарниках вдоль насыпи. Завтракаем. Запасы воды у большинства закончились. Строимся в колонны - и вперед. Наша колонна - в хвосте. Пыльно, жарко. Попадающиеся в деревнях колодцы вычерпаны идущими впереди", писал в своих воспоминаниях полковник Лев Манзон.
Среди отправляющихся на оборонительные работы было немало школьников старших классов и выпускников, например сын Павла Антокольского Владимир:
Ты, может быть, встречался с этим рослым,
Весёлым, смуглым школьником Москвы,
Когда, райкомом комсомола послан
Копать противотанковые рвы,
Он уезжал.
Шли многие ребята
Из Пресни, от Кропоткинских ворот,
Из центра, из Сокольников, с Арбата -
Горластый, бойкий, боевой народ.
В теплушках пели, что спокойно может
Любимый город спать,
что хороша
Страна родная,
что главы не сложит
Ермак на диком бреге Иртыша.
Поэма "Сын"
В 1942 году младший лейтенант Владимир Антокольский погибнет примерно там же, где летом 1941 года строил оборонительные рубежи.
А вот воспоминания школьника Володи Николаева, отца "Православной бабушки" nikolaeva
"Дня через два-три после начала войны я зашел в свою тихую по-летнему школу и застал там несколько одноклассников. Ничего определенного не зная, они говорили о том, что скоро нам, старшеклассникам, предстоит куда-то ехать для выполнения специального задания (в связи с войной, разумеется). Эта новость не вызвала особого удивления или тревожной озабоченности. Раз надо, значит, надо!
Мне и моим одноклассникам было всего по 15-16 лет!
Дома у меня эта новость переполоха не вызвала. И сборов-прощаний никаких не было. Может быть, потому, что в те дни еще никто не представлял всей серьезности случившегося?
Короче говоря, утром в своем выходном костюме и полуботинках, в новеньком длинном демисезонном пальто (захватил на всякий случай!) я направился на сборный пункт. В дорогу взял шахматы, полотенце, мыло, зубную щетку и порошок (тогда пасты, если не ошибаюсь, еще не производили). И все! Никто меня не провожал, родителям надо было спешить на работу. Прощание наше было весьма сдержанным, без особых эмоций. Просто я куда-то уезжал на время…
В чужом школьном дворе, через два переулка от нашей школы и моего дома, толпилось несколько сот старшеклассников из близлежащих кварталов. Со стороны могло показаться, что они собрались на традиционную демонстрацию, девчата выглядели особенно празднично, нарядно. Ко всему прочему наяривал крохотный духовой оркестр. Всех явившихся записывали у ворот. После довольно долгого промедления, уже в полдень, нас построили и сделали перекличку по только что составленному списку. Сказали перед строем, что комсомольцы и молодежь Москвы в связи с начавшейся войной направляются на выполнение специального задания. Коротко и абсолютно неясно!
Потом, уже после этой эпопеи, оказавшейся, как и многое в то время, одновременно и героической, и трагической, стало понятно, что с самого начала переборщили с той самой секретностью, которая была у нас в большой моде и до войны. Можно было бы, не вдаваясь в детали, попросить нас хотя бы экипироваться соответствующим образом, хоть как-то собраться в дальний поход, из которого потом далеко не все вернулись домой. Впрочем, вполне возможно, что дело было не столько в секретности, сколько в чрезвычайной поспешности: организаторы этого мероприятия торопились доложить наверх о том, что собрали и послали, куда требовалось, очередную партию старшеклассников. Уже через много лет после войны население нашей страны стало понемногу узнавать, какая тогда царила паника повсюду, от фронта до Кремля.
Итак, мы под оркестр двинулись нестройными рядами, но весело, с песнями, через самый центр Москвы по направлению к Белорусскому вокзалу. Мы шли по улицам и площадям моего детства. Город в последний раз видел многих из нас, о чем мы, разумеется, и догадываться тогда не могли.
...
На Белорусском вокзале мы заполнили вагоны «электрички», к которым был прицеплен паровоз. Выглянул я из окна вагона и увидел, как прощались парень и девушка. Они обнялись и никак не могли расцепиться, когда наш поезд уже тронулся. Было в их расставании совсем непонятное мне отчаяние, неутешное горе. Они были постарше меня и, возможно, знали о том, куда мы едем, и лучше понимали, что вообще происходит. А я, глядя на них, удивлялся безмерно их такой непонятной мне беде. И сегодня вижу это изваяние из двух слепившихся тел на перроне вокзала.
Поезд тронулся и пошел на запад. А я нашел себе партнера по шахматам и, склонившись над доской, не видел, как убегала от меня Москва, а за ней и Подмосковье..."
Потом было много тяжелых и опасных дней. Работа по 12 часов, взрослые нормы, плохое питание, бомбежки и обстрелы, болезни. Кто-то стремился всеми правдами и неправдами вернуться домой, кто-то напротив хотел остаться и вступить в народное ополчение или примкнуть к воинской части.
Здравствуйте Папа и Мама
Я живу плохо, питаюсь одним горохом и хлебом. Погода стоит плохая. Работаю по 12 - 14 часов. Мама и Папа напишите в комитет обороны и лично товарищу Сталину и попросите разрешения вернуться в Москву т.к. работа закончилась.
Или приезжайте за мной. Я нахожусь около **** в д **** находится наш главный штаб приезжайте в главный штаб и возьмите меня. ссылка
Подробнее о картине здесь
К осени 1941 большинство комсомольцев вернулось домой. Потери были, но они не были очень значительными, большинство работ велось вдали от линии фронта. В августе родители добились возвращения школьников домой - по этому поводу было выпущено специальное постановление ГКО.
Благодаря тому, что на оборонительные работы были направлены студенты МГУ, сохранилось немало воспоминаний о тех дня. Попадаются даже дневники, которые позволяют почувствовать то, что переживали молодые люди именно в тот момент.
И конечно были письма и домой и из дома. Лишь малая часть их попала в архивы - большинство хранится в семьях.
Если у вас сохранились воспоминания ваших родственников о строительстве оборонительных сооружений, о том как копали рвы и окопы, если есть их письма или фотографии, пожалуйста напишите мне.
В эти дни, начиная с ночи на 1 июня, из Москвы и близлежащих областей, отправлялись эшелоны и колонны автобусов, с комсомольцами, которые былии направлены на оборонительные работы. Их общее количество оценивается в 90 тысяч человек, что составляет от 1/3 до 1/5 числа всех строителей, возводивших рубежи фронта Резервных армий от Осташкова до Брянска.
Если у вас сохранились воспоминания ваших родственников о строительстве оборонительных сооружений, о том как копали рвы и окопы, если есть их письма или фотографии, пожалуйста напишите мне.
На фотографии - студенты МЭИ вернувшиеся с оборонительных работ.
Вспоминает Александр Данилович Педосов: "В 2 часа ночи с 30 июня на 1 июля 1941 года на десятые сутки войны товарный эшелон с тысячей двумястами студентами, без гудков тронулся с отдаленного пути Киевского вокзала. Черное небо, без звезд, без огней в городе и пригородах, слабый сиреневый свет редких светофоров на путях. Среди нескольких человек провожающих - секретарь Бауманского райкома партии А.М. Чистякова, секретари МГК ВЛКСМ А. Пегов и А. Шелепин. Добрые слова, пожелания...
Мы, комитет комсомола МВТУ, в течение предыдущих трех суток отобрали 282 человека «на выполнение спецзадания». Поручений в эти дни от парткома, горкома и райкома комсомола - уйма. Уходят добровольны в армию. В качестве «политбойцов» ушли молодые коммунисты - секретарь комитета ВЛКСМ Алексей Цибуля, секретарь партбюро факультета «Н-16» Евлампий Тарасов, К. Колесников, К. Рева и другие. Наш третий курс 28 июня сдал заключительный экзамен по прикладной механике и тем самым переходил на четвертый. Руководство института (директор С.С. Протасов, парторг ЦК ВКП(б) И.И. Марков) решило поручить нашему курсу выполнение этого неизвестного нам «спецзадания» . Четвертый и пятый курсы направлялись на работу по специальности на заводы, а первый и второй курсы - призывались в армию.
И вот уже лежат ребята в товарных теплушках на нарах в два этажа, сколоченных из прочных, некрашеных сосновых досок. Густой запах смолы. Спать не хочется. Курят, обсуждают события, спорят об оплошности зенитной артиллерии в ночь на 24 июня, которая не опознала свои самолеты, приняв их за вражеские... Дым столбом, курят многие. Разбираемся, кого не нашли. Собрать живущих в общежитии в Лефортове было пара пустяков, с москвичами - хуже. Вспомнили пионерскую «цепочку» - она сработала. Были курьезы. Одна сердобольная мамаша увезла своего единственного «мальчика» на дачу и заперла там. Леню Д., естественно, не нашли. Но, уже без нас, когда формировалось народное ополчение, он ушел в армию и погиб под Москвой.
... Подолгу стоим, пропускаем другие эшелоны. Узкая полоска зари позади поезда. Вот стали чуть различимы полустанки, очертания перелесков. На рассвете первого июля была станция Нарофоминск.
Совещание командиров у начальника эшелона в штабном вагоне. Начальник эшелона - высокий, сухой и требовательный человек - майор запаса Коркин, преподаватель военной кафедры Инженерно-экономического института им. С. Орджоникидзе. Володя Шмидт и я залезаем по приставной лесенке в вагон. Представляемся: МВТУ, командир и комиссар батальона. В ответ слышим: «Если еще раз в ваших вагонах появится ночью свет или будут курить при распахнутых дверях, в Сухиничах обоих сдам под суд военного трибунала!» . Резкий разговор с другими командирами: не сметь опускать никакие письма в почтовые ящики, не бегать из вагона в вагон на остановках, запастись сейчас на этой большой остановке водой и пить только ее, не паниковать при воздушном налете.
К вечеру 2 июля эшелон медленно подошел к станции Сухиничи. Только что был налет немецкой авиации. На путях разбитые эшелоны. Запах гари, дым. Некоторые товарные вагоны с отодранными стенками просвечивают насквозь, кое-где искореженные рельсы и разворочен путь. Водонапорная башня держит свой огромный верхний бак каким-то чудом: вырван почти весь бок в середине башни. Приказ: обить все наши вагоны хвойными ветками. На крышу первого и ближе к хвосту, вагонов, красноармейцы с нашей помощью затаскивают спаренные зенитные пулеметы.
... Еще какая-то станция. Опять долго стоим. Все пути заняты эшелонами. Войска, танки, пушки, полевые кухни, автобусы с большими красными крестами. А вот длинный сборный состав медленно продвигается навстречу, по соседнему пути, идет на восток. Открытые платформы. На них стоят густо смазанные коричневым солидолом токарные и фрезерные станки, кузнечные молоты. Вот несколько пассажирских вагонов необычной для нашего глаза формы, с полукруглыми крышами и латинскими надписями Литовской железной дороги. В окнах видны лица женщин и мужчин. На открытых платформах сидят люди с чемоданами, узлами, многие под зонтиками. Слышим еще незнакомое слово - «эвакуированные» .
А это что такое? Медленно поравнялись с нами три зеленых тюремных вагона. У окон с железными решетками сгрудились серо-зеленые мундиры. Пленные гитлеровцы! Разглядывают нас в упор, а мы - их. Краснощекие, упитанные, недобро усмехаются явно по нашему адресу. Вот кто-то из них, стоявший позади от окна, в отличие от других небольшого роста, энергично растолкал своих и что-то хрипло кричит нам вслед, тряся жилистым кулаком. Вагоны разъезжаются. Наш эшелон убыстряет ход. Около деревень разметанные охапки клевера, мать-и-мачехи, колокольчиков. Женщины, девушки, дети кидают цветы, пытаясь попасть в распахнутые двери товарных вагонов. Макушка лета!
... Утром 3 июля были на станции Фаянсовая. Толпа красноармейцев и железнодорожников у репродуктора, из которого слышится знакомый голос Сталина. Говорит с придыханием, паузы, слышно бульканье воды, наливаемой в стакан."
Среди тех, кто садился в эшелоны и автобусы было много тех, кто позже станет знаменитыми. Например, студент театрального ВУЗа Владимир Этуш: "Через две недели после начала войны комсомольская организация отправила всех студентов, в том числе и девушек, копать противотанковые рвы под Вязьмой. У меня даже справка сохранилась, выданная НКВД - «чернорабочий-землекоп»".
30 июня прошли комсомольские собрания, на которых было объявлено о выезде на специальное задание. Многим дали лишь несколько часов на сборы. Те, кто по каким-то причинам не пришел на собрание, остались в Москве. Остались и те, кто не состоял в комсомоле, например, студент МГУ Андрей Сахаров: "В начале июля часть студентов курса (только комсомольцы) были посланы на так называемое "спецзадание". Я не был комсомольцем (думаю, что просто по причине своей пассивности, не по идеологической - тогда - причине), и мне никто даже не сказал, что происходит. Когда со спецзадания вернулись девочки, стало известно, что это было рытье противотанковых рвов на предполагаемой линии обороны." Однако он работал в университетской мастерской ремонтируя радиоаппаратуру.
"В конце июня нас, студентов мехмата мужского пола всех курсов, кроме выпускного, извещают: завтра рано утром надо собраться во дворе военкомата, взяв с собой запас продуктов на два дня, туалетные принадлежности, смену нижнего белья и паспорт. Мама плачет, предчувствует, что больше не увидит меня. Успокаиваю: “Это на какие-то работы, вернусь через два дня”.
В военкомате толкучка. Долго составляют списки. Потом наша колонна направляется на Киевский вокзал. Кроме нас, подходят студенты физфака и истфака. Посадка в эшелон с товарных путей. В теплушках - по пятьдесят человек - взвод. Эшелон ползет медленно, остановки только в поле. Осваиваем две команды: “Оправиться!” и “По вагонам!”. В сумерках кто-то замечает, что проехали Сухиничи. Ночь. Через пару часов эшелон останавливается. Командуют выгружаться.
Короткий сон в кустарниках вдоль насыпи. Завтракаем. Запасы воды у большинства закончились. Строимся в колонны - и вперед. Наша колонна - в хвосте. Пыльно, жарко. Попадающиеся в деревнях колодцы вычерпаны идущими впереди", писал в своих воспоминаниях полковник Лев Манзон.
Среди отправляющихся на оборонительные работы было немало школьников старших классов и выпускников, например сын Павла Антокольского Владимир:
Ты, может быть, встречался с этим рослым,
Весёлым, смуглым школьником Москвы,
Когда, райкомом комсомола послан
Копать противотанковые рвы,
Он уезжал.
Шли многие ребята
Из Пресни, от Кропоткинских ворот,
Из центра, из Сокольников, с Арбата -
Горластый, бойкий, боевой народ.
В теплушках пели, что спокойно может
Любимый город спать,
что хороша
Страна родная,
что главы не сложит
Ермак на диком бреге Иртыша.
Поэма "Сын"
В 1942 году младший лейтенант Владимир Антокольский погибнет примерно там же, где летом 1941 года строил оборонительные рубежи.
А вот воспоминания школьника Володи Николаева, отца "Православной бабушки" nikolaeva
"Дня через два-три после начала войны я зашел в свою тихую по-летнему школу и застал там несколько одноклассников. Ничего определенного не зная, они говорили о том, что скоро нам, старшеклассникам, предстоит куда-то ехать для выполнения специального задания (в связи с войной, разумеется). Эта новость не вызвала особого удивления или тревожной озабоченности. Раз надо, значит, надо!
Мне и моим одноклассникам было всего по 15-16 лет!
Дома у меня эта новость переполоха не вызвала. И сборов-прощаний никаких не было. Может быть, потому, что в те дни еще никто не представлял всей серьезности случившегося?
Короче говоря, утром в своем выходном костюме и полуботинках, в новеньком длинном демисезонном пальто (захватил на всякий случай!) я направился на сборный пункт. В дорогу взял шахматы, полотенце, мыло, зубную щетку и порошок (тогда пасты, если не ошибаюсь, еще не производили). И все! Никто меня не провожал, родителям надо было спешить на работу. Прощание наше было весьма сдержанным, без особых эмоций. Просто я куда-то уезжал на время…
В чужом школьном дворе, через два переулка от нашей школы и моего дома, толпилось несколько сот старшеклассников из близлежащих кварталов. Со стороны могло показаться, что они собрались на традиционную демонстрацию, девчата выглядели особенно празднично, нарядно. Ко всему прочему наяривал крохотный духовой оркестр. Всех явившихся записывали у ворот. После довольно долгого промедления, уже в полдень, нас построили и сделали перекличку по только что составленному списку. Сказали перед строем, что комсомольцы и молодежь Москвы в связи с начавшейся войной направляются на выполнение специального задания. Коротко и абсолютно неясно!
Потом, уже после этой эпопеи, оказавшейся, как и многое в то время, одновременно и героической, и трагической, стало понятно, что с самого начала переборщили с той самой секретностью, которая была у нас в большой моде и до войны. Можно было бы, не вдаваясь в детали, попросить нас хотя бы экипироваться соответствующим образом, хоть как-то собраться в дальний поход, из которого потом далеко не все вернулись домой. Впрочем, вполне возможно, что дело было не столько в секретности, сколько в чрезвычайной поспешности: организаторы этого мероприятия торопились доложить наверх о том, что собрали и послали, куда требовалось, очередную партию старшеклассников. Уже через много лет после войны население нашей страны стало понемногу узнавать, какая тогда царила паника повсюду, от фронта до Кремля.
Итак, мы под оркестр двинулись нестройными рядами, но весело, с песнями, через самый центр Москвы по направлению к Белорусскому вокзалу. Мы шли по улицам и площадям моего детства. Город в последний раз видел многих из нас, о чем мы, разумеется, и догадываться тогда не могли.
...
На Белорусском вокзале мы заполнили вагоны «электрички», к которым был прицеплен паровоз. Выглянул я из окна вагона и увидел, как прощались парень и девушка. Они обнялись и никак не могли расцепиться, когда наш поезд уже тронулся. Было в их расставании совсем непонятное мне отчаяние, неутешное горе. Они были постарше меня и, возможно, знали о том, куда мы едем, и лучше понимали, что вообще происходит. А я, глядя на них, удивлялся безмерно их такой непонятной мне беде. И сегодня вижу это изваяние из двух слепившихся тел на перроне вокзала.
Поезд тронулся и пошел на запад. А я нашел себе партнера по шахматам и, склонившись над доской, не видел, как убегала от меня Москва, а за ней и Подмосковье..."
Потом было много тяжелых и опасных дней. Работа по 12 часов, взрослые нормы, плохое питание, бомбежки и обстрелы, болезни. Кто-то стремился всеми правдами и неправдами вернуться домой, кто-то напротив хотел остаться и вступить в народное ополчение или примкнуть к воинской части.
Здравствуйте Папа и Мама
Я живу плохо, питаюсь одним горохом и хлебом. Погода стоит плохая. Работаю по 12 - 14 часов. Мама и Папа напишите в комитет обороны и лично товарищу Сталину и попросите разрешения вернуться в Москву т.к. работа закончилась.
Или приезжайте за мной. Я нахожусь около **** в д **** находится наш главный штаб приезжайте в главный штаб и возьмите меня. ссылка
Подробнее о картине здесь
К осени 1941 большинство комсомольцев вернулось домой. Потери были, но они не были очень значительными, большинство работ велось вдали от линии фронта. В августе родители добились возвращения школьников домой - по этому поводу было выпущено специальное постановление ГКО.
Благодаря тому, что на оборонительные работы были направлены студенты МГУ, сохранилось немало воспоминаний о тех дня. Попадаются даже дневники, которые позволяют почувствовать то, что переживали молодые люди именно в тот момент.
И конечно были письма и домой и из дома. Лишь малая часть их попала в архивы - большинство хранится в семьях.
Если у вас сохранились воспоминания ваших родственников о строительстве оборонительных сооружений, о том как копали рвы и окопы, если есть их письма или фотографии, пожалуйста напишите мне.