Катынь
год: 2007
страна: Польша
слоган: «The untold story of the crime Stalin could not hide»
режиссер: Анджей Вайда
сценарий: Пшемыслав Новаковски, Владислав Пасиковский, Анджей Вайда, Анджей Мулярчик
продюсер: Михал Квечински, Катажина Фукач-Цебула, Доминик Лесаж, Dariusz Wieromiejczyk
Время: 119 мин.
Давно хотел еще что-нибудь рассмотреть "пра вайну" и решил все-таки посмотреть знаменитый опус пана Вайды. Лет пять назад из-за этого фильма был немалый шум, пана Вайду обвиняли в антисоветизме, русофобстве и так далее. Сначала российской правительство обиделось, но потом передумало и показало фильм по второму каналу. А его фильм "Пепел и алмаз" однажды показали по Первому каналу после программы "Время" исключительно из уважения к ватору. Учитывая, что сейчас в известных местах национализм и исторические обиды поднимают голову, а господин Вайда-де, 30 лет мечтал о создании фильма, я все-таки решил пересилить себя и познакомиться с шедевром. Лучше поздно чем никогда.
Сразу скажу, что фильм оказался унылой, неинтересной и скучной идеологической поделкой. Настолько скучно, что это даже читать тяжело, а уж смотреть тем более. Так что желающим рекомендую сразу переходить в итогу, вместо прочтения пересказа. Тем не менее, для полноты приложил и его.
Итак. Режиссер решил не затягивать со вступлением. Фильм начинается с того, что толпа поляков-беженцев стоит на мосту и смотрит вперед. Сначала просто стоит и смотрит. А навстречу ей идет такая же толпа. Толпа молчит, и вдруг оттуда вылетает один мужик и дико орет: "Что вы делаете! Куда вы идете! За нами же немцы!" Вторая толпа отвечает: "Советы напали!" Хм, и это повод уходить в зону нацистской оккупации? Ну ладно, им виднее.
Итак, две толпы идут навстречу друг другу. Режиссер делает побольше крупных планов, перебрасывая их как жонглер кегли. Ну, чтобы зритель трагизм осознал. Но даже в этой толчее есть свои привилегированные - посреди толпы оказывается легковой автомобиль с солдатом за рулем и целой семьей в салоне. Панна в салоне высовывается из окна и кричит проходящей мимо гражданке с велосипедом: "Пани Анна!" Оказывается, она бежит в Краков, куда ей сказал убегать от Советов муж, но она может взять Анну с собой. Пани Анна, услышав это, моргает глазами и молчит, разинув рот. То ли не верит своему счастью, то ли думает... Мне кажется, в будущей войне ей придется очень нелегко...
Панна в салоне, увидев это, что-то говорит про благоразумие, но не дождавшись ответа, говорит солдату трогать. Ее мать рядом крестится (и это типа... предзнаменование!). Автомобиль, урча, прокладывает себе потихоньку дорогу, а пани Анна, осматриваясь кругом, вдруг понимает, что ее дочь Ника исчезла!
Вот это пово!..
А, не, Ника рядом, в чужой толпе оторвалась от матери, чтобы погладить собачку. Мама говорит ей, что не время сейчас заниматься собачками, сажает на велосипед и спрашивает у проходящего мимо старика в очках, не знает ли он, где 8-й полк улан. Тот смотрит на нее как на блондинку - какие уланы, женщина? Иди в поселок, там больница, может, скажут что-нибудь.
Итак, бодро идущая толпа беженцев входит в поселок. Действительно, там устроен полевой лазарет. Куча солдат лежит с перемотанными конечностями, врачи, облитые кровью, ковыряются кишках, на местной стене висит крест с сорванным Иисусом... Рядом католический ксендз читает молитву над накрытым телом. Пани Анна видит, что оно накрыто шинелью своего мужа... снимает ее... и там... там... та-а-а-ам!.. сорванная фигура Иисуса (и это типа... символизм!).
Поляки крутят радиостанцию и ловят вести из окружающего мира. Репортаж о доблестно сражающейся польской армии прерывает выступление товарища Молотова, что Варшавы как столицы больше нет. Пани Анна спрашивает, где офицеры. Один ксендз говорит, что офицеры на станции, их увозят в Россию. Пани Анна кивает и готовится перейти на второй уровень своего квеста, но тут ксендз совершенно неожиданно проявляет сильное внимание к ее красивой дочке и просит оставить ее здесь. Мы, мол, католики, о ней позаботимся за время вашего отсутствия. Ага, знаем мы, как святые отцы о детях заботятся... Ради крохотной блонди ксендз даже дает второй велосипед, для мужа. Пани Анна в итоге не смогла устоять.
И вот лагерь. Ее муж действительно ходит, сосредоточено пялится в свой блокнотик и записывает самопишущей ручкой, что Советы с нами не воевали, а в плен взяли. Подходит его товарищ - что делаешь? Записываю все блокнот! - отвечает Капитан Очевидность офицер и гениальные диалоги продолжаются. Товарищ мрачно говорит: "Немцы забирают солдат, русские - офицеров" "Какая разница, все равно неволя" "Я смотрю на это мрачно" "Почему?" "Советы не подписали Женевской конвенции"
А, это та самая конвенция, по которой надо было гуманно обращаться с пленными? Ну, что тут скажешь, надо было немцам сдаваться. Они-то подписали. Не соблюдали, правда, в отношении советских унтерменшей, но то они, а польского офицера, могли бы и уважить.
А тут как раз и немцы!
Муж-офицер спрашивает: "Как думаешь, долго у них будет эта дружба?" Товарищ пожимает плечами: "Немцы объявили тысячелетний Рейх, русский коммунизм вроде как навсегда, так что... Не дольше тысячи лет"
А товарищ-то остряк!
Не, серьезно, муж-офицер так и сказал товарищу.
Ладно, немцы и нквдисты отдают другу другу честь и переходят к делу - смотрят карту и что-то обсуждают. Тут офицер видит свою жену, которая бросается ему на шею, плачет от радости, что нашла своего супруга Анжи и просит поехать с ней на велосипеде. Офицер резко обламывает ее, сообщая, что не может сбежать, у него присяга. Перед кем интересно? Правительства-то больше нет. Понятно, что баба резко переходит от радости к плачу и традиционному: "Ты просто меня не любишь" и тут же обнимает его, целует и просит остаться. В ситуацию вносит ясность советский солдат, который подходит и сурово говорит: "Не разговаривать с пленным!" Но тут подбегает дочка Ника. (Кхм, а на хрена тогда была эта линия с ксендзом?). Он ее обнимает, целует... плачет... (солдат куда-то делся...) Всех офицеров нквдисты с винтовками собирают на погрузку, и Анжи, поцеловав Никусю на прощание, уходит за ними. И это типа... драма.
Офицеры собираются на станции, где лихо тормозит советский паровоз с конвоирами... на крышах вагонов! Русский солдат настолько суров, что даже во время торможения на крыше вагона не теряет равновесия!
Проплыв камеры по лицам пленных. Это типа трагизм. Тут же два красноармейца подозрительно ровно разрывают польский флаг и вешают красную половину на стенку. Ура, товарищи! Позорная военно-санационная диктатура польских генералов над братским украино-белорусским народом спала! Да здравствует социализм!
А из белой половины выйдет неплохая портяночка!
Поезд с советским вархаммером на крышах отправляется на восток, а блонди, уронив велосипед, подбегает к станции и кричит: "Папа!" "С таким спокойным лицом, как будто папа за дверью. Когда дети требуют мороженого, у них то больше эмоций на лице.
Вспоминается сакраментальное.. "Паааааааап!" "А?" "Доброе утро, папочка!"
Ладно. Анжи оказывается самым молодым ротмистром в польской армии. Это видно по его фотографии в польском журнале, который просматривает его отец. Семья не очень беспокоится о сыне, так как верит, что он жив. У них другие проблемы. Отец Анжи, польский профессор Ян, должен сходить на лекцию офицера из СС - доктора Миллера. Конечно, он не хочет идти, но надо - ведь нужно продемонстрировать единство преподавателей в деле отстаивания независимости университета. И вот входит фактурный доктор Миллер.
"Господа!.." - говорит он неожиданно высоким голосом Никитушки Бесогона. И произносит длинную витиеватую формулу, что их решение это недружественный акт, господа поляки зажрались, так что добро пожаловать в немецкие концлагеря, где они могут подумать вволю над своим поведением. Вот это облом так облом! Вбегают немецкие эсесовцы в явно пластмассовых касках, хватают интеллигенцию и заталкивают в концлагеря. Типа репрессии.
Тем временем польские офицеры сидят в лагере пленных в Козельске посреди трехэтажных нар и нудно ведут любимый спор всех поляков: кто первым во время войны дал деру кто виноват в проигрыше. Блаблабла, блаблабла, блаблабла, легко судить, если сам не воевал. Блаблабла, блаблабла, блаблабла, мне не дали оружия. Блаблабла, блаблабла, блаблабла - пусть судит история! И другие прочувственные диалоги. Хоть бы матюкнулся кто. Больше всех истеривший пан поручик-инженер дрожащей рукой перебирает четки с крестом. И это типа... недостаток приёмов у режиссера символиииииииииизм!
Ну, а теперь из немецкой оккупационной зоны перемещаемся в советскую! Здесь весело и нарядно!
Усатые коммунисты ездят по двое на машинах и возвещают полякам, что освободили их (напоминаю, действие происходит где-то на белорусско-украинских землях, которые Польша сама захватила в 1920 г.).
Красные флаги, штандарты и портреты Сталина висят везде, куда только можно прилепить. И да, оцените форму красноармейцев! Еще год - и она даже будет одинаковой!
В комендатуре, где сидят польские граждане (поголовно в серых старых шмотках), немцы и нквдисты разбираются с нашей Анной. Она в третий раз подает заявление на выезд в Израиль в Краков, домой, и в третий раз ей отказывают чекисты. Хотя даже вполне дружелюные немцы не против. Почему? Ну, судя по тому, что сказал один чекист со смешными петлицами - потому что когда ее мужа освободят, его никто не встретит. Видите, как русские добрые - о своих пленных заботятся! Анна, несолоно хлебавши, отваливает.
Из чего эти петлицы, блин, делали, из фольги?
Хлоп, переход! Декабрь в Кракове. Какая-то семья готовится к Новому году. Поставили богато убранную елку, зажгли свечи. Пани ставит тарелку для своего мужа-генерала, хотя знает, что он в лагере. Ставит и пялится в пространство. И он тоже в лагере, с тарелкой, замирает и пялится в пространство. Напряженная музыка, И!... И ничего. Просто пялятся. И это типа... связь влюбленных душ.
Все любят гипножабу...
К этому генералу входит поручик, торчавший на улице, перед местным храмом, отдает честь и сообщает о появлении первой звезды (это польская традиция такая на Новый год). Генерал проходит к офицерам и говорит, что не бздите, через год вы будете вспоминать об этом с улыбкой. И толкает прочувственная речь про необходимость держать честь офицеров, верить в себя, верить в страну, терпеть лишения с честью и дожидаться свободной Польши. Мол, мы потом вернемся домой, а пока главное перетерпеть. (запевают грустную польскую песню).
Офигенная речь, конечно.... Царь Леонид курит в сторонке. Да, главное сидеть на попе ровно и ждать, а там и свободная Польша появится. Сама по себе.
Пани Анна тем временем поселилась на квартиру у местного советского офицера. Советский офицер - это Гармаш. Единственный положительный герой фильма не-поляк. Он вносит... SAMOVAR.
И дарит лекарство девочке Анны. Потом уходит... но потом возвращается и просит Анну на пару слов. Мнется... и говорит, что его волнует судьба семьи Анны... но его командируют на советско-финский фронт, откуда он не вернется. Потому что... предчувствие! И он просит в последний раз - пусть она выходит за него замуж! Анна говорит, что у нее есть муж! Гармаш пытается объяснить на пальцах, что она жена поляка, а это небезопасно. Та не понимает. Странно, а вроде не блондинка...
Тогда под угрожающую музыку Гармаш говорит сопливый монолог - мол, жены польских первых офицеров первыми пойдут под нож... Однажды я не сумел спасти свою семью... Хочу спасти вашу. Это типа намек на репрессии... Интересно, как это советский офицер сумел не попасть в НКВД, но не уберег семью? Развелся, что ли, вовремя?
Тут на улице тормозит автобус с нквдистами, которые берут винтовки и стучат в дверь Гармашу со словами: "Открывать дверь! Открывать, а не то придется ломать!". В конце концов они ее открывают и входят. На счастье Анны, Гармаш успел уйти вглубь комнат и спрятать ее в шкаф, а дочь под шинелью. А вот про семью своей хозяйки, жены другого польского офицера, забыл! И в итоге ее арестовывают вместе с дочерью.
Ну, а с Гармашом все иначе, конечно.
Гармаш вешает лапшу на уши, что он тут всегда был один и обманывает советское гестапо, как Штирлиц. Советский цепной пес, видимо, не слишком-то поверил, но обыскивать квартиру советского капитана почему-то не стал. Чекисты говорят дочке другого польского офицера с хитрой улыбкой Бармалея: "Щьто девочка плачет? Ты щьто, к папе не хочещь? Ну, все, пощьли, пощьли! Не волнуйтесь, вы к мужу етете!" Гебня уезжает, Гармаш отдает медвежонка Нике и под скрипку женщины уезжает.
Хоп, переход! Февраль 1940 г. Неизвестным путем Анна добралась до матери мужа в Краков. Там девочка получает мишку папы. Женщины обсуждают, как там их мужья в лагерях-то. Господин Ян еще пишет, а вот Анжи почему-то перестал еще в марте (на сцене как бы февраль, но режиссер уже об этом забыл - не будем цепляться к Художнику).
Итак, февраль, офицеры ходят по лагерю с паром изо рта, дрожат и говорят, что если русские стали их хорошо кормить и разрешили праздники - то это явно не к добру. Крупный план на поручика, который не выдержал мук плена и попытался... как думаете, что? Сбежать? Поднять бунт? Убить охранника? Нет, натура у польской интеллигенции тоньше. Он попытался повеситься... Дважды. Но не получилось и теперь ему остается сидеть с грустной мордашкой на камеру. Наши герои по-прежнему ведут разговор, что надо сидеть да ждать, Англия обязательно позаботится о своих союзниках. Увидев, что Анжи трясется, его товарищ дарит ему свитер, который ему дала мамочка, когда отправляла его в армию.
Чего вы ржете-то? Так и сказал, я не придумываю. Лучше похвалите товарища, который решил пожертвовать свой свитер другу с больными почками. В феврале-то. И товарищ радостно... набрасывает его себе на спину. Греть спину... через шинель? Кажется, я понимаю, почему поляки проиграли...
Опять Краков. Почтальон приносит посылку из Германии. Комендант Заксенхаузена с прискорбием сообщает, что профессор Ян умер от болезни сердца. С прискорбием, ага. Врубается груууустная муууууузыкааааааааааапчхи!!!!
Хоп, переход! Польский лагерь. Обычный день, офицеры, как всегда, лазят по трехметровым нарам и бес толку ходят по помещениям. Некоторые читают советские газеты, некоторые пьют. Анжи по-прешнему пишет в свой дневник ручкой с некончающимися чернилами... Входит чекист с конвоем. Конвой состоит из стрелков инженерно-авиационных войск.
Чекист зачитывает фамилии и вызывает названных на выход с вещами. В группу попадает и наш Анжи. Офицеров выводят.
Хлоп, переход! Апрель 1943 г. Краковское радио сообщает жителям абсолютно неизменившегося за три года города, что найдено захоронение польских офицеров. Наша Анни покупает в киоске газету со списками и ищет своего мужа. Слава богу, нету. Она прибегает в парк к свекрови и они вместе радуются. Блаблабла, блаблабла. Свекровь спрашивает: почему же ее сын не сбежал из лагеря, ведь это было возможно? А кстати, да? Мы же видели, как охрана ворон считала, да и было ее с гулькин нос? Анна говорит ту же тупую шнягу про честь мундира и какие-то обязательства перед товарищами. Объяснение на редкость тупое. Могла бы просто сказать, что за побег фром Совьет Раша полагается вечный расстрел из пулеметов статыщпитсот заложников и все. Никаких вопросов. Вместо этого Анна орет, что он точно жив, она чувствует! Блаблабла, он частица меня, а я не умерла, ни одна частица меня не умерла, бла, бла, бла-а-а-аааа.... бла. бла. блаааа... ой, бляяя....
Ладно, хрен с ним, с женским трепом и бабскими истериками относительно одного слюнтяя.
Да, помимо Анны, ищет своего мужа и жена генерала. Тут к ней приходит письмецо из Министерства пропаганды в Германии. Ее вызывают свидетельницей по делу Катыни. От имени Гитлера чиновники Министерства выражают ей сочувствие в потере мужа и отдают ей его орден. Бугага, сочувствие Гитлера! Немцы тоже не без чувства юмора. Они просят ее зачитать проклятие большевикам на магнитофон. По бумажке. Однако, увидев, что пани не собирается так вот легко возмущаться на микрофон, они стучат по столу и намекают на концлагерь. Но, конечно, пани отказывается, и тогда немцы берут в заложники ее дочь, которая пришла с ней показывают ей агитфильм про раскопки на месте Катыни. В итоге... в итоге генеральша выходит из немецкого посольства с дочерью сама не своя и чуть сознание не теряет. Чёт я так и не понял - дала или нет? Согласие,в смысле?
Хлоп, мегапереход! 1945-й, кинохроника, освобожденные поляки отважно рвут нацистское знамя. Мать Анжи смотрит, как мимо нее бодро проходят толпа пленных немцам, конвоируемых молоденькими красноармейцами.
Генеральша стоит у окна и тоже смотрит. Внезапно заходит ее бывшая прислуга Стася, о которой в фильме вообще ни единого намека: пухлая старуха в неплохой шубке. Давно не видевшиеся женщины вежливо обнимают, культурно здороваются и с милыми улыбками садятся за стол. Стася улыбается и говорит, что ее муж год воевал в армии Людова, но наконец вернулся. Генеральша улыбается и просит дочь принести вещи Стаси. Дочь улыбается и приносит сундук. Да, именно так спокойно и вежливо разговаривают дамы, которые спустя целые годы войны и разрухи наконец-то встретились - можете поверить, инфа 100%.
Оказывается, Стася все эти годы бережно хранила девственность саблю генерала генеральши. И вот пришло время ее отдать! Генеральша, увидев саблю, говорит: "Спасибо", закутывается в платок еще сильнее и демонстративно встает у окна. Стася смущенно мнется и прощается. Дочка предложила ей взять вещи, но Стася отказывается, их лучше передать в Красный крест, а ей и самой хватит, благо ее мужа уже назначили старостой. Она выходит на улицу, и генеральша видит в окно, как муж возле автомобиля недовольно ей говорит: "Я уж думал, ты уже решила вернуться к ним на службу" "Ну я же всю войну ее не видела!" - отвечает та. "Ты сейчас жена старосты!" - говорит тот.
Для тех, кто не понял, объясняю на пальцах. Прислуга генеральши была женой польского коммуниста, который получил оружие пленного польского генерала. Во время войны, в которую мадам генеральша жила в Кракове и гестапо ей за тот случай с магнитофоном явно ничего не сделало, прислуга была неизвестно где и занималась неизвестно чем. Но вряд ли ей пришлось хорошо, учитывая, что ее муж был в партизанах. В армии Людовой, армии польских коммунистов. Теперь война кончилась, прислуга вернула саблю хозяйки, ясно показав тем самым, что поляков коммунисты обобрали, а ее муж стал за свои заслуги перед большевицким режимом старостой с машиной и сразу возгордился. А что он польский партизан и сражался за освобождение от немецкой оккупации, это, видимо, не очень важно.
Видимо, такой смысл вкладывал режиссер в эту сцену - другой я тут, во всяком случае, не увидел. Это вам не глава обкома Щука из "Пепел и алмаз".
А к пани Анне приезжает Виллис поляков. Ника кричит: "Папа!" и бросается вошедшему в дверь офицеру на шею. Но это не Анжи - а Ежи. Товарищ Анжи, тот, что со свитером. Он, оказывается, не погиб в Катыни, хотя о его смерти сообщили. А где Анжи! - спрашивает мать. Так тебе и сказали.
На улице Ежи встречает Анну. Блаблабла, блаблабла.... Вы живы? Где Анжи? "Я за него" "В смысле?" "У ротмистра был свитер. С моей фамилией". Папапапам! То есть, Анжи приняли за Ежи... Потому что нашли в могиле именной свитер... Интересно, а сколько может пролежать шерстяной свитер в могиле?
Ну, в общем, мысль ясна, спасибо. Тем временем в каком-то краковском институте ученые в белых халатах прячут в проеме за стеной какие-то свои секретные архивы. Вошедшего в здание Ежи они принимают чуть ли не за нквдиста, так как других поляков, кроме советских, в Кракове не было. Как, кстати, Ежи попал в Краков? Оказывается, он опоздал в армию Андерсона, лихо сбежавшую к англичанам, и только потому не попал в Лондон. Пришлось воевать за Польшу под контролем большевиков. Ему нужен некий профессор, с которым Ежи, оказывается, был когда-то знаком, но тот делает вид, что не узнает его, а Ежи требует вещи своего командира Анжи. Профессор отговаривается тем, что их у него нет и никогда не было. В общем, я не я и лошадь не моя. Ежи смотрит на профессора как на говно и просит, чтобы если вещи "случайно" найдутся, их вернули жене командира - потому как "для вас это доказательство, а для нее реликвия". "Га", - отвечает профессор (или что-то в этом роде) и разговор исчерпан.
Теперь понятно, что прячут ученые? Результаты исследования катынских жертв.
Хлоп, переход! Кинопередвижка в Кракове. Показывается советский агитфильм о том, как немцы расстреляли в Катыни офицеров. Показана панихида над павшими. Хотя чего старались, панихиду уже провели немцы, еще в 43-м)). Ну, в общем, суть понятна.
Тут генеральша, которая героически сопротивлялась гестапо, решает и на сей раз показать характер - подходит к кабине, стучит в нее и гордо говорит: "Это же ложь!" Мордатый польский офицер, услышав это, вылезает из кабины с явно негуманными намерениями, но, на счастье генеральши, ее перехватывает Ежи, и мордатый с неохотой отказывается от удовольствия покарать контру. Ежи отводит генеральшу в парк и там раскрывает ВСЮ СТРАШНУЮ ПРАВДУ. Как всех расстреляли, а кровавый Сталин потребовал от них потом засвидетельствовать правильность советского расследования. Генеральша гордо говорит, что не надо было лгать и подкалывает его - мол, ты отдаешь честь советским оккупантам и убийцам. Тот пытается оправдаться, мол, надо пережить это, мертвых не воскресишь, но гордая сучка отвечает, что он такой же, как эти большевики (типа, сволочь, предатель, подстилка, прислужник, оппортунист) и уходить в ночЪ.
И это типа... объяснение! Действительно, какая разница между нацистами и коммунистами? Никакой! И плевать на Бабий Яр, Освенцим и еще много чего. Сказали вам, нет разницы - значит, нет!
Ежи очень расстроился. Он сидит в баре и пьет горькую. Тут заходит его товарищ Ёж, и Ежи его мрачно приветствует, поздравляя с открытой правдой - гибелью десяти тысячи соотечественников и шлет проклятие преступникам, совершившим это. Ёж нервничает, офицеры настороженно молчат и видно, что НАСТОЯЩУЮ Правду о Катыни знают ну практически все. Да, уже тогда, в 45-м!!! А Ежи молодец, встал на путь дешёвой фронды знаменитого польского сопротивления! Того самого, которое спасло вольную Польшу!
Ежи выходит на улицу и в чувствахЪ стреляется. Смертью своей он искупил вину службы большевицкому монстру! И все это на фоне зачитываемого по радио советского текста о жестокой и циничной смерти пленных.
Хлоп, переход! Какая-то молодая блондинка Агнешка, о которой ни разу не было ни слова (блин, да какого хрена и откуда вообще берутся все эти герои второго плана? Чо за портал, блеать!) приходит на квартиру к ксендзу. Он очень рад, что Агнешка выжила в Варшавском восстании и отдает ей четки ее брата, которые выкопали в Катыни. Оказывается, Агнешка - сестра того истеричного поручика-инженера. Она идет к Анне, которая работает в фотоконторе и заказывает ей фотокопию на похоронку.
Тут Анна видит в окно племянника Тадью! Еще один гость из прошлого, потерял отца в Катыни, мать в ссылке... Просто Санта-Барбара, блин! Индийское кино и то логичнее... Короче, Анна приводит его фотографироваться в контору, где уже фоткаются советские офицеры.
Кровавая гэбня сурова!
Тадью хочет фотографироваться на удостоверение личности - якобы для поступления в художественную академию. Но тут Анна замечает у него в кармане пальто ствол... и становится понятно, что ни фига подобного, чувак из недобитой армии Крайовой! Тем не менее, он приходит поступать в университет, поступает... И ТУТ!... Оцените мастерство драматургии! Замдиректорша - совершенно случайно - родственница инженера-поручика. И Тадью говорит простецки ей, что уже ее видел на фото в фотоателье... где она рядом с инженером-поручиком... Замдиректорша удивлена, но эта линия не имеет ни малейшего смысла, поскольку тут же выясняется, что болван Тадью написал в анкете, что Советы убили его отца в Катыни. И теперь уже Замдректорша объясняет Тадью, что надо лгать и притворяться. Но Тадью - молодой дебил необычайно честный и принципиальный. Он гордо говорит, что отца предавать не будет и уходит. Какой тут смысл приплетать связьс убитым инженером - хрен знает.
Так как гнев народный в подпольщике не утихает, то первое, что он сделал на улице - увидев плакат с польским красноармейцем, злобно его изорвал. Дальнейшее лучше изобразить в скринах.
"Я не из Кракова - как тут убегать?" (с)
Теперь вы знаете, что надо делать, если вы попались на глаза ментам при совершении противоправных действий! Надо сделать морду кирпичом, отойти как ни в чем не бывало, бочком-бочком как краб, и, схватив под руку первого попавшегося человека, сказать: "Я тут недавно - куда валить?", после чего увлечь его за собой и валить как можно дальше, растерявшаяся жертва будет захвачена вашим напором и неосознанно подчинится!
Правда, офицеры оказались не такие уж тупые - добежав до плаката, тут же начали вертеть головой и опрашивать патруль на машине, проезжавший мимо (правда, ехал он с совершенно другой стороны). Но было уже поздно - наши молодые свалили в первый попавшийся подъезд. Кстати, девушка - это дочь Генеральши. То есть, вы поняли? Молодой парень из семьи Анжи встретился с молодой девушкой из семьи Генерала? И это типа... связь польского народа! Вот это я понимаю, прием пришить по сюжету одну семью к другой, не имеющей к ней ровным счетом никакого отношения.
Ребята вылезли на самую крышу, пробравшись туда через чердак. Тадью знакомится с дочерью (поскольку она теперь уже не совсем мебель, раскрываю ее имя - Ева) и они смотрят вниз, на землю. Ишь ты, а наши офицеры прыткие оказались, уже тут как тут. Быстро бегают. Подождав, пока шум не уляжется, ребята слезают с крыши, Тадью тут же назначает Еве встречу в кино, на фильм "Веселые ребята" - хит в польше 45-го.
Господи, ну что за тупой повстанец! Врать не умеет, плакаты рвет средь бела дня, сразу после того, как чудом спасся от патруля, назначает свидания... Не подпольщик, а разгильдяй! Ты же сдохнешь таким макаром через пять минут!!!
Не успел я это подумать, как Тадью попался на глаза тому же патрулю, который его сторожил в подворотне, и, убегая, попал насмерть под машину.
Какой потрясающий поворот сюжета, серьезно. Более тупого конца для парня, который был на экране пять минут, не придумали?
Агнешка тем временем идет в театр, где нужны волосы для париков, а то у актрисы они не растут после Аушвица, а парики немцы забрали. Диалог о свободной Польше и свободе. Блаблабла, блаблабла, блаблабла... "Товарищ командир, а почему в фильме такие тупые диалоги?" "А потому что!... БЛАБЛАБЛАБЛАБЛАБЛАБЛА!"
Отдав РОВНО ПОЛОВИНУ ВОЛОС И ОСТАВИВ ВПОЛНЕ АККУРАТНУЮ СТРИЖКУ - Агнешка отдает вырученные деньги могильщикам за надгробную плиту и идет к ксендзу. Но тут выясняется, что коммунисты его забрали! Потому что он в 43-м освидетельствовал трупы, когда их еще немцы выкапывали. Агнешка просит освятить надгробие зам. ксендза по работе с общественностью. Тот видит на плите надпись: "Погиб в Катыни в апреле 1940 года" и делает большие глаза. Агнешка заявляет, что об убийстве знаю все поляки и ваапще, "не могу молчать!". То есть, что... Агнешка оказывается такой же борцухой за правду, как и погибший под автомобилем паркурщик!!!
Так, я уже устал от этой тупости. Короче - Агнешка встречает с Замдиректоршей. Блаблабла - надо врать, чтобы жить и быть поляками. Блаблабла - вы такая же как они. Не могу поступиться принципами. Тут же Агнешку увозят чекисты в свое коммунистическое гестапо! Там ей говорят, что она поступила нехорошо, непатриотически и требуют подписать признание, что считает убийство совершенное немцами. Агнешка гордо говорит им, что немцы хотели сломить польское сопротивление пять лет, а они хотят за пять минут. Злобное коммуно-фашистское гестапо уводит ее в камеру, а надгробие расхерачивает нахрен. Это типа сопоставление. И типа сценарий. И типа фильм, который хотела снять 30 лет замученная польская интеллигенция.
К пани Анне внезапно (здесь все - внезапно) приходит баба из института и дает личные вещи ее мужа - Ежи таки подействовал своим примером, да. (Лучше бы ты, старая дура, последовала бы его примеру, раз он тебя так впечатлил!) Среди прочего она отдала и дневник Анжи. Что, сука, характерно - подробный, как бортжурнал - с упоминанием времени и расстояния: "11:30 - погрузка в поезда. Из Козельска нас повезли в вагоне. Таких вагонов я в жизни не видел. Говорят, ин Совьет Раша в СССР половина всех пассажирских вагонов - тюремные".Кстати, спросите, как он время отмечал? Как выяснилось, у него не только дневник, но и часы не отобрали! Массаракш, что за дебилы управляли лагерем?
А вот этот кадр просто шикарен.
ДА!!!! Именно так выглядят паровозы ин Совьет Раша в начале апреля под Смоленском!!! Обледенелые, как в "Анне Карениной" и со звездой во весь котел. Вместо двуглавого орла, тоже как в "Анне Карениной"!
А дальше понятно. Всех грузят в автобусы, вывозят в лес и показывают ПРАВДУ.
Генерала приводят в крохотный подвал, где его приговаривают к расстрелу. Руки связывают колючей проволокой. Видимо, чтобы поиздеваться.
В соседнем подвале тут же пристреливают.
Что весьма интересно, расстреливают поляков в фильме из Вальтеров П38 калибром 9 мм. Хотя абсолютное большинство найденных тел убито пулями калибров 6,35 и 7,65 мм. Ну понятно ведь - ведь чекисты еще тогда, в 40-м, решили свалить преступление на фашистов! Иначе нельзя объяснить, зачем они убивают поляков немецкими пулями, да еще когда Вальтер П38 был редкостью даже у немцев.
Но такой участи удостоились немногие. Видимо, сообразив, что расстрелять 6000 человек силами полудесятка чекистов в маленьком подвале - это слишком долго, остальных русские посадили в автобусы и повезли в лес так.
Даже сцену расстрела можно снять тупо и скучно. Расстрел производится буднично и уныло, кровь не попадает на шинели никому, кроме жертв, расстреливаемые в обязательном порядке читают молитвы, а за кадром звучит музыка из плохого слэшера... Да и операторская работа такая же.
А знаете, что может быть тупее краснозвездного паровозика? Мирный советский бульдозер у могилы, которым управляет красноармеец в ватнике и буденовке.
Бульдозер забрасывает яму землей и - ТИТРЫ! Бурные аплодисменты! НАКОНЕЦ-ТО!!!
Итог. с художественной точки зрения фильм пуст, уныл и бесмысленнен. Здесь нет сюжета, нет драматургии, нет мало-мальски связи между персонажами, нет героев, а потому нет и актерской игры. Какие-то страдания этих картонных фигур не впечатляют абсолютно. С таким же успехом они могли проходить весь фильм по кругу и проныть о страшной жизни и не изменилось бы ничего вообще. Для режиссера, снявшего серьезные историко-драматические картины, это полный позор. Люди, которые расписывали фильм как невиданный шедевр - просто политические проститутки и пропагандоны.
Обращает на себя внимание, что ни один поляк за весь фильм ничего не предпринял и ничего не сделал для борьбы с погаными оккупантами. Все, на что хватило пленных и оккупированных - это на бесконечные страдания, саморефлексию, плач и прочие превозмогания. Активными субъектами здесь являются только оккупанты и только они. Это они завоевывают, это они сажают, они требуют, они спасают. Единственные два человека в фильме, которые что-то пытаются делать и сопротивляться ради Правды - два бывших борца сопротивления, Тадью и Агнешка - выписаны настолько тупо, насколько можно, а вся их борьба с системой ограничивается криком посреди бела дня, что Советы убили офицеров и скрывают Правду! В итоге господин режиссер изобразил свою же нацию в виде беспомощных и/или тупых бездарей.
Но фильм представляет собой кое-что похуже, чем бездарную халтуру. Это - киноагитка и ничего больше. Агитка, вопреки тому, что о ней в свое время говорилось, не столько русофобская, сколько антисоветская. Но главное - агитка политическая, государственная. Суть ее проста и видна как на ладони. Коммунизм равно нацизм. Фашисты не лучше большевиков. И пусть последние победили - они не дали свободы бедной Польше. Нельзя жить с мерзкими убийцами под одной крышей, даже если они освободили тебя от нацистской оккупации - ведь нацизм и коммунизм одно, оба они против свободной Речи Посполиты. Живи не по лжи - так победим!
И это гнусно. Не буду затрагивать тему того, действительно ли Катынское преступление на совести СССР. Тот же 37-й вряд ли лучше. Но, во-первых, в такой тонкой теме довольно рискованно напирать на это как на установленный факт, во-вторых, утверждать, что все все знали уже тогда, в 45-м - это идти против реальности. И главное - это преступление против человечности режиссер использовал в своих, узкопропагандистских целях: провозгласить, что это самое страшное преступление перед страной, что за это преступление вообще все, сотрудничающие с кровавым режимом, достойны осуждения и в целом, использовать факт гибели тысяч своих соотечественников для построения пропагандистской формулы на службу государственного мифа о Катыни как основополагающем событии для нации.
Можно напомнить, что в истории независимой Польши тоже были темные страницы. Лагеря военнопленных красноармейцев, десятки тысяч которых умерли от голода и издевательств, концлагеря восточных территорий, куда отправляли по принципу коллективной ответственности целыми селами, эксцессы партизан-националистов... Понравилось бы пану Анджею, если бы любой из этих фактов был механически выдернут из истории его страны, использован для удовлетворения националистических обид пострадавшей стороны и на этом основании был бы вынесен вердикт о тождественности его государства нацистской Германии - то есть, признание его страны изначально бесчеловечной, гнусной и достойной уничтожения системой?
Сомневаюсь. А потому эта картина останется самым позорным детищем Вайды, несмотря на то, что по накалу антисоветчины она сильно уступает отечественным шедеврам. Мертвые сраму не имут - но за Польшу ведь герои умирали не только в Катыни. Память об этом, надеюсь, вытравить не удастся еще долго.