(no subject)
Иногда ты приходишь домой с какого-нибудь дурацкого свидания, думаешь - ну все, мыться и спать. А там, дома, вдруг к твоей рыжей кошке пришел рыжий же кавалер, потому что первый этаж, и все уже поздно. Ну, то есть, что поздно, ты понимаешь недели через три, когда вдруг мутузишь кошку за живот, а у нее соски в пять рядов. И все набухли.
А потом ты думаешь - ну что, молоко, творог, фрукты, тьфу ты, какие фрукты, курица, филе. Ты будешь самая хорошая владелица беременной кошки, просто образцовая. И так продолжается, с филе и молоком, пока вдруг тебя не конопатят в больницу на две недели. И за кошкой ходит друг, отличный парень, по полчаса он с ней, кормит, поит, каждый день, но что такое полчаса?
А потом она рожает, тяжело и плохо, но разве там бывает легко и хорошо? И ты, рыдая от жалости и брезгливости, выносишь два рыжих трупика, и думаешь - ну, сейчас будет третий. А третий вдруг пищит на весь дом.
И ты, как дура, берешь к себе в постель кошачью коробку, потому что у мамы-Рыси два желания - полежать с тобой и побыть там, где пищит что-то. И она рвется раз в пять минут, и не лежит, и не кормит, и ты живешь три дня с коробкой на животе и с рукой внутри коробки, потому что они спокойны только так…
Потом приезжает мама, и у тебя каждый день сводки - как выползла, где уснула, как поела. И Рысь тоже докладывает, конечно, ежевечерне.
Потом ты называешь ее Морошкой.
А она, зараза, не мурлычет.
Ну вот никак.
Лопает, все на себя роняет, кусает, валяется, дрыхнет пятнистым пузом вверх, но не мурлычет.
А потом ты просыпаешься, как я вчера, и обнаруживаешь, что она сидит у тебя на груди и внимательно смотрит. Примерно пятнадцать минут не моргаешь, конечно, потому что это первые пятнадцать минут так наедине. А потом она просто лижет тебя в нос и уходит.
Молча.
А потом ты думаешь - ну что, молоко, творог, фрукты, тьфу ты, какие фрукты, курица, филе. Ты будешь самая хорошая владелица беременной кошки, просто образцовая. И так продолжается, с филе и молоком, пока вдруг тебя не конопатят в больницу на две недели. И за кошкой ходит друг, отличный парень, по полчаса он с ней, кормит, поит, каждый день, но что такое полчаса?
А потом она рожает, тяжело и плохо, но разве там бывает легко и хорошо? И ты, рыдая от жалости и брезгливости, выносишь два рыжих трупика, и думаешь - ну, сейчас будет третий. А третий вдруг пищит на весь дом.
И ты, как дура, берешь к себе в постель кошачью коробку, потому что у мамы-Рыси два желания - полежать с тобой и побыть там, где пищит что-то. И она рвется раз в пять минут, и не лежит, и не кормит, и ты живешь три дня с коробкой на животе и с рукой внутри коробки, потому что они спокойны только так…
Потом приезжает мама, и у тебя каждый день сводки - как выползла, где уснула, как поела. И Рысь тоже докладывает, конечно, ежевечерне.
Потом ты называешь ее Морошкой.
А она, зараза, не мурлычет.
Ну вот никак.
Лопает, все на себя роняет, кусает, валяется, дрыхнет пятнистым пузом вверх, но не мурлычет.
А потом ты просыпаешься, как я вчера, и обнаруживаешь, что она сидит у тебя на груди и внимательно смотрит. Примерно пятнадцать минут не моргаешь, конечно, потому что это первые пятнадцать минут так наедине. А потом она просто лижет тебя в нос и уходит.
Молча.