День З.
Саша установила три будильника - кубик из Икеи, телефонное приложение и будильник Марка - этот самый злобный, он черный, на колесиках и катается, издавая инопланетный писк. Все они должны были зазвенеть в 6:45. Но еще до всех этих будильников меня разбудили мухи. Утренние мухи - это проклятье. Они садятся прямо на нос и щекочут. В отличие от будильников, игнорировать их невозможно. Мушиный snooze длится секунд пять.
Я встал и заглянул к Саше. Она лежала с открытыми глазами и ждала, когда грянет салют из будильников. За окном - утро в дымке. Это обманчивая дымка. Через час она исчезнет без следа, и начнет жарить солнце. Когда я смотрю на холмы в утренней дымке, я всякий раз не верю своим глазам. Всё мое детство за окном вместо дымки был дым тлеющей помойки, вместо холмов - нагромождение советских многоэтажек.
Холмы за окном
Удивительно, но холмам не было никакого дела до того, что Марк сегодня впервые шел в первый класс. Холмы были равнодушны - ничем не лучше советских многоэтажек! Нельзя, впрочем, и про самого Марка сказать, что его утро чем-нибудь отличалось от всех предыдущих.
Из чего мы учим, что Марк проснулся? Разумеется, из его бодрого возгласа: «Мама! Я оделся и почистил зубы!» После этого он тянется к жениному телефону. Там у него Майнкрафт.
Ладно бы только Майнкрафт. Но эти многочасовые видеоролики про Майнкрафт на ютюбе! Гнусавый голос в них комментирует: «Ой, ребята, смотрите, смотрите, сколько тут мооонстров!»
Через полчаса мы все вывалились на улицу и стали ждать школьный автобус. Он появился слишком быстро - я успел сделать всего несколько кадров нашей домашней школоты.
Подкатил огромный белый автобус. Он проглотил детей и уехал. Настала вдруг тишина.
Вернулись они довольные и не уставшие. В школе, сказали, было весело.
За обедом Саша спросила ни с того, ни с сего: «Папочка, а что бы ты выбрал - новый телефон или такую работу, на которой нужно день и ночь смотреть в компьютер?» «О, только не смотреть день и ночь в компьютер, неет!» - закричал я. «Я и так уже... А чего ты вдруг спросила?» «Нууу, надо ж о чем-нибудь разговаривать». Тогда я спросил у Саши, что бы выбрала она - путешествовать, сколько захочешь, где захочешь и с кем захочешь, или очень красивый и большой дом. Саша выбрала путешествовать. «Я взяла бы с собой Агам! И, раз это бесплатно, то ее родители ее бы отпустили!»
После пяти вечера в Израиле можно начинать жить. По крайней мере, тут, среди холмов. Я осторожно выбрался наружу из нашей норы. Дневное марево отпустило. Память о нем осталась только внутри раскаленной машины. Я отвез Сашу к Агам в соседнюю деревню и поехал с Марком на большую помойку вытряхивать мусор из машины: завтра мы отдаем ее обратно в лизинговую компанию. Вещи, вещички, вещицы копившиеся во всех уголках машины, пришло время распихать по пакетам. Марку я всучил пакет для как бы нужного, а себе взял - для однозначно ненужного. Запутаться было легко: и туда, и сюда полетели чеки за бензин, чеки за парковку, ракушки и камни, кулоны и открывашки, usb-кабели и расплавившиеся тысячу раз батончики Nature Valley.
Прямо с помойки, прихватив по дороге Сашу, мы отправились в ресторан, праздновать День З. Ну, потому что это израильский ресторан. Он напоминает уменьшенный ботанический сад или увеличенный деревенский дворик. Находится он в самом центре поселка Бейт Зайт, но лаз в него найти непросто, даже стоя прямо напротив него. По дороге я предложил детям хотя бы раз не скандалить из-за того, какую еду мы заказываем (точнее, НЕ заказываем). Вообще-то, я уговаривал сам себя хотя бы раз не зудеть и не нудеть о вреде кока-колы и банальности «пиццы бли клюм» (*без ничего). В ресторане было ожидаемо прекрасно, а если в него ходить, только когда твой ребенок впервые идет в первый класс, то даже вроде и не дорого.
Возвращались домой в темноте. В машине играла какая-то грустная инди-музыка. Саша долго ехала молча, потом, похоже, опять почувствовала, что «надо о чем-нибудь поговорить». Почему-то я заранее знал, о чем она спросит, хотя никогда раньше этот вопрос она не задавала. «Пап», - начала она и сделала длинную паузу. Я еле сдерживался, чтобы не начать задавать самому себе вопрос, который вертелся у нее на языке. «А почему твои мама... Ну, бабушка. И папа... Ну, то есть, дедушка, которого я не знала. Почему они отвелись?» «Почему они развелись? Да черт их знает, мне так никто толком и не объяснил. Попробуй сама у бабушки спросить». Она пообещала, что спросит. И ведь правда спросит. Мы ехали дальше по серпантинам сквозь темноту. Сзади донесся Сашин голос, еще больше встревоженный, чем раньше. «Пап, а бывает такой доктор, который стирает все плохие мысли и оставляет только хорошие? Я так боюсь думать про бейт холим (*больницу), и про старость, и про всё это. И еще я не хочу, чтобы Марк шел в первый класс. Ведь от этого он станет большой и не будет малышом. Никогда!»
Тут я понял, что пора. Пора начать описывать всю нашу крошечную жизнь среди холмов, чтобы Саша и Марк потом когда-нибудь прочитали и воскликнули: «Неужели всё это с нами было? Ты не шутИшь мне?» Неа. Не шУчу!