Неожиданное и личное: об искусстве, о любимых стихах и влиянии извне
За последние несколько дней я не без тревоги прочла несколько очень хороших и глубоких публикаций о поэзии и прозе: о том, какая хороша, какая плоха, о том, что никогда не прийти в этом вопросе к единому мнению. Кто-то считает, что стихи должны быть красивыми, кому-то важнее форма, кому-то - содержание, кто-то думает, к примеру, что поэзия - это всегда о любви, а кто-то презирает поэтов, игнорирующих так называемую гражданскую лирику...
Я, боюсь, не вправе оценивать публично. В конце концов, кто я? Не профессиональный литературовед, не гений, не искушенный критик. Всего лишь литред - рабочая лошадка, иногда что-то пишущий, чтобы дать выход душе. Да и не получится из меня литературный критик, так же как не получится искусствовед. Почему не получится искусствовед? Потому что "хорошо" и "плохо" в искусстве и творчестве - понятия более чем относительные: боюсь, меня сочтут дремучей невеждой, но я правда не понимаю, чем прекрасен "Черный квадрат" (да простят меня ценители искусства, но я по сей день считаю, что это профанация), почему, к примеру, при сравнении Репина и Сурикова я должна придерживаться мнения, что Суриков "лучше", и почему я вообще должна их сравнивать. Все-таки в оценках произведений никуда не уйти от вкусовщины, какие ни приводи аргументы, в итоге все сведется к пресловутому "нравится - не нравится".
То же с литературой - вряд ли я дам объективную оценку произведению, наполненному чувствами и воспринимаемому во многом на эмоциональном уровне. Мои собственные литературные вкусы, пристрастия, а потом и собственный стиль формировались не под влиянием радио "Шансон" и компьютерных игрушек (как ни странно). Я была вполне себе книжный ребенок, а потом книжная девица и не понаслышке знаю, что это такое - читать запоем, когда не можешь остановиться, когда ешь с книгой, спишь с книгой... Я пожирала все, до чего дотягивалась, кроме бульварной литературы, которую дома не держали, проникалась и ассимилировала все, что могла, а разум и дух никак не могли успокоиться и насытиться.
Впрочем, и в этой ассимиляции, как и вообще в восприятии, все индивидуально. Мы же все пропускаем через себя и усваиваем то, что близко нашей духовной природе. Если вернуться к поэзии, возьмем рифму и ритм - непреложные вроде бы понятия. Есть стихи без рифмы, но нет стихов без ритма. Я верю в это свято, лишь пару раз сама сбилась на белый стих. Быть может, потому что есть Гейне и есть вот это?
Кто влюбился без надежды,
Расточителен, как бог.
Кто влюбиться может снова
Без надежды - тот дурак.
Это я влюбился снова
Без надежды, без ответа.
Насмешил я солнце, звезды,
Сам смеюсь - и умираю.
Wer zum ersten Male liebt,
Sei’s auch glücklos, ist ein Gott;
Aber wer zum zweiten Male
Glücklos liebt, der ist ein Narr.
Ich, ein solcher Narr, ich liebe
Wieder ohne Gegenliebe!
Sonne, Mond und Sterne lachen,
Und ich lache mit - und sterbe.
Стиль и метафоры - моя боль, самая настоящая. Быть может, причина того, что я не слишком люблю "живенькое", не жалую пустые украшательства, а бессмысленные метафоры вообще выметаю метлой, в том, что я давным-давно приняла для себя одну истину, которая кажется мне бесспорной: метафора должна иметь смысл. Любой оборот, любое образное сравнение должны быть считываемыми и узнаваемыми, иначе это будет что-то вроде пресловутого стремительного домкрата, только без намека на юмор. Лучше аскетично и скучно, чем "разбила лоб об острый стан Шекспира", право.
У многих, даже великих, очень разные стихи, какие-то легче оценить и принять, какие-то сложнее. Тот же Блок: не переносит душа моя "Двенадцать", а ведь поэма считается вершиной его творчества! Ну почему вершина творчества - толстоморденькая Катя с простреленной головой и толстозадая Русь? Ну почему? Почему не "пустынные глаза вагонов", не "и жар холодных числ, и дар божественных видений"? А "Вхожу я в темные храмы..."? Ведь гениальное стихотворение, чистый психологизм, замаскированный под религиозное послание:
Вхожу я в темные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад -
почему это не вершина? Нет патриотизма, революции, пламени - вероятно, поэтому. Для многих бунт внешний почему-то очень привлекателен и дорог, чем-то импонирует им сбрасывание оков, нарушение внутренних запретов (часто при внешней любви к "духовным скрепам", что любопытно). Никогда - не убивайте меня! - не смогу в полной мере полюбить Есенина: у него и "птиц не слышно, все улетели. В последний раз весне песню спели", и "милая, не бойся, я не груб, я не стал развратником вдали" - ну и далее про "прижаться к девичьей груди" (меня коробит от рифмы "вдали" и "груди" с юности, как и от иных стихов Асадова - "парень со спортивною фигурой стал спеша отстегивать часы", например). В "я - мужчина, я хочу тебя", будем откровенны, сложно найти что-то оригинальное и прекрасное; дерзость, нехарактерная для времени, - да, но не более. Быть может, и гении могут ошибиться, но тогда в чем разница между ними и всеми прочими? Но ведь есть, есть у Есенина:
Путник, в лазурь уходящий,
Ты не дойдешь до пустыни...
Ведь есть! Потому он гений.
Любовь читателей к накрученности текста и неоправданной его метафоричности столь же сильна, как и влечение к девичьей груди, отстегнутым часам и шраму на шее от ножа. Однако строчки, истинно западающие в душу, не примитивно-повседневны, но при этом просты и понятны, а метафоры читаемы. Я лично никогда не любила Маяковского, мне не близки все эти "Эй, синеблузые! Рейте! За океаны!" Не любила до тех пор, пока не наткнулась на "бабочку поэтиного сердца", и уже за одну эту фразу я мгновенно признала его гениальным поэтом раз и навсегда и повинилась в глубине души. А Ахматова - "как соломинкой, пьешь мою душу"? Многие сейчас сказали бы, если бы не знали, что это она: мол, как банально! Не банально - просто и ясно. И изящно при этом:
Заплаканная осень, как вдова
В одеждах черных, все сердца туманит...
А если отступить от строгой приверженности рифме и ритму? Не упустим ли мы чего-нибудь, кого-нибудь? Упустим. Пабло Неруду, например. Вот мое любимое "Прошу тишины":
А теперь оставьте меня в покое.
А теперь обойдитесь-ка без меня.
Я закрою глаза.
И только хочу я пяти корней,
Пяти корней, чтоб расти.
Во-первых, любовь без конца.
Потом -глядеть на осень.
Не могу я жить без того, чтобы листья
не летали и не возвращались на землю.
Еще мне нужна зима,
дождь, который любил я,
ласка огня в холоде леса.
А затем мне необходимо лето,
круглое, как арбуз...
Не будь это Неруда, наверняка многие бы сказали: да, интересно, но где же тут красивые описания, где четкая структура, где рифма, в конце концов? И что же это - неумение писать? Нет, конечно. В данном случае это свобода, истинная свобода поэта, и это чувствуют интуитивно даже фанатики рифмы-ритма вроде меня, чувствуют - и несут в своих душах подобные строчки.
Сдвинемся чуть ближе к современности, отойдем от тех, кто считается классиками. Разве мы не найдем больше гениальных строк? В свое время мне лично попались в "Первом сентября" несколько стихотворений Юрия Кононенко. Маленьких, довольно простых. Эти коротенькие стихи питают меня всю мою сознательную жизнь. Почему, я не знаю. Быть может, это та самая гениальная простота, к которой стремлюсь я сама и которой мне никогда не достичь?
Вода по чугуну витому -
Забор литой.
В последний раз промокнет
Лист потухший.
Помятый панцирь
Банки жестяной -
Хранилище для жёлтого листа.
Не станет дворник
Подметать места
Для появленья
Первого сугроба.
Холодный дождь -
Небесная вода.
Или это:
Остановись и жди.
Свечение небес
В простой тетради.
Вот прочерк на листе.
Протянут провод - хлыст.
Согнули лист,
К земле лицом прижали.
И шепчет лист земле
О свете.
О бывшем свете
Тайно-голубом.
И расползаются рубцы
На водной глади.
Просто, даже будто чуть-чуть наивно нарочито - и совершенно. Ни прибавить, ни убавить.
Что я хочу всем этим сказать? Лишь то, что мы, с одной стороны, привыкли судить о поэзии предвзято. Для нас то, что человек писал сто-двести лет назад, был популярен и его стихи были включены в учебники, - несомненные критерии гениальности. Попробуй-ка вот так усомниться в каком-нибудь стихотворении того же Есенина - заклюют! "Как это - у него нет рифмы?! А у тебя-то?! А ты-то?! Ты сама сначала напиши, ты добейся..." В голову не приходит, что написать и добиться - это разные вещи, что быть популярным и быть гениальным - это тоже разные вещи и что за рифмой я слежу куда тщательнее, чем за давлением. А если попробовать отойти от привычки поклоняться классикам и посмотреть объективно, то можно и у Пушкина обнаружить:
Вот на берег вышли гости;
Царь Салтан зовет их в гости.
И Пушкин от этого не перестанет быть величайшим поэтом мира, как ни странно. Как и Есенин не перестанет быть гением. Гений может сфальшивить, бездарность может внезапно родить две совершенные строки, которые будущие поколения станут с восхищением цитировать.
С другой стороны, можно быть десять тысяч раз литературоведом и литературным критиком, проштудировать сотни томов, язвительно прохаживаться по современным "девочкам", пишущим "ванильное" и в подметки не годящимся Цветаевой и даже Черубине.
(Ах, Черубина!
Братья - камни, сестры - травы.
Как найти для вас слова.
Человеческой отравы
я вкусила и мертва...)
Можно биться за знойные метафоры, за сложные конструкции, можно - за простоту и лаконичность. Можно с презрением отвергать стихи о чувствах и внутреннем мире, принимая лишь острую социальную сатиру. И все равно у каждого критика, как и у каждого читателя, у каждого поэта, зрелого и новичка, есть то, что только и является истинным мерилом таланта других, - его собственная душа, собственные эмоции, собственная внутренняя конституция. Именно поэтому споры о поэзии в принципе бесперспективны. Собственная лирика, собственный жизненный опыт, собственные впечатления, собственная память всегда с нами.
Я столько жил, что однажды
вам неизбежно придется забыть меня,
стерев меня с грифельных досок:
на них писало сердце мое без конца.
Но если я прошу тишины,
это не значит, что я умру.