Приложение к статье "АП и РП"
Нижеследующий материал был специально подготовлен для статьи, но отказался в нее вписываться. Выкладываю его отдельно в качестве бесплатного приложения - не пропадать же добру.
АП и РП временами обращаются к сходным темам, в результате чего получаются произведения-близнецы - ну, с той лишь разницей, что воспитывали их все-таки в разных семьях, что повлекло за собой различный результат. Однако родимое пятно сюжета - то самое, которое не больше мексиканского доллара, - выдает несомненное фабульное родство. Грех этим не воспользоваться.
ТЕМА МОЦАРТА (в данной категории выступают песни «Моцарту видней» Лоры Бочаровой и, например, «Песенка о Моцарте» и «Отъезд (Владимиру Спивакову)» Булата Окуджавы при поддержке стихотворения «Дуэт для скрипки и альта» Давида Самойлова, которое Лев Степанов, написав на этот текст музыку, включил в арсенал АП. Все, что относится к АП, ищите по ссылкам, т.к. текстов несколько и мне не хочется загромождать ими приложение; а текст песни Лоры Бочаровой приведу:
«МОЦАРТУ ВИДНЕЙ»
(Лора Провансаль)
О чём задумались, Маэстро,
Hа середине нотной строчки?
Известно: гений и злодейство
Ходить не могут в одиночку.
Цени весну беспечных дней!
Hо Моцарту видней.
Hа что надеяться, Маэстро?
Вам рукоплещут ежегодно,
Hо год не плачено оркестру,
А уголь кончился сегодня.
Такая жизнь гори в огне!
Hо Моцарту видней.
Ваш ужин скуден был и пресен,
Сюртук давно не по плечу.
Ведь скрипачу не надо песен -
Подайте хлеба скрипачу!
...А он мурлыкает во сне,
Ведь Моцарту видней.
Фантазий нежная богиня
Откуда вас таким извергла?
Hавзрыд рыдает герцогиня
Hа коде вашего аллегро.
Она кричит. Бегите к ней.
Hо Моцарту видней.
...Его соперникам по нраву
Подсыпать яд ему в обиде.
Он благодарно пьёт отраву,
Поскольку ангелы всё видят.
Как ни кричи ему: «Hе пей!»
Hо Моцарту видней.
Стучит ознобом час расплаты,
Горят засушенные розы,
Рассвет встречается с закатом
Hа середине Лакримозы.
Вы быть могли бы поумней...
Hо Моцарту видней.
Хромает тощая кобыла,
Черна кладбищенская роба,
Зияет общая могила,
Белеет известь вместо гроба.
Опустим занавес над ней.
А Моцарту видней.
...Прошли века дежурной лести,
Смотрю назад - куда всё делось?
Ты безупречен в каждом жесте,
Любимец бога, Амадеус!
Таким иными быть грешно.
А Моцарту смешно.
Оставим в стороне уровень владения русским языком - мы уже выяснили, что поэтическая речь и версификация не входят в число навыков, жизненно необходимых автору РП «старшего» поколения. Остановимся на тематических, идейных и композиционных особенностях этого текста в сравнении с текстами Окуджавы и Самойлова.
Моцарт Окуджавы и Самойлова социален, он включен в бытие - более того, его искусство, по сути, это высшая точка именно бытия. Да, бытие по отношению к композитору может быть весьма недружелюбным: оно грозит ему «домашним влетом», на некоторые его проявления надо «не обращать внимания». Однако это не мешает гению черпать музыку именно из окружающей жизни. Да и сам Моцарт в первую очередь человек; если его талант и осенен Богом, то нигде об этом напрямую не сказано - талант происходит от соединения «чувства и ума», качеств сугубо человеческих. И как любой человек, Моцарт испытывает муки и радость творчества. Показывая это, авторы, по сути, проделывают сами и заставляют читателя проделать путь, пусть и отдаленно, но напоминающий творческий путь Моцарта.
У Лоры Бочаровой Моцарт надмирен и миру антогонистичен. Гению выдается карт-бланш на любое действие, любой жест, любой стиль поведения. Талант Моцарта откуда-то свыше и утверждается автором априорно, без каких-либо доказательств и необходимых разъяснений. И последний куплет - это апелляция к высшей справедливости, попытка заручиться поддержкой Бога. Почему эта поддержка так необходима? Вероятно, потому, что безупречность Моцарта никак не следует из текста песни, она постоянно утверждалась, но ни разу не доказывалась - и тут в финале из машины выскакивает Бог и одним своим авторитетом восстанавливает логические провалы в предъявленной картине мира. Окуджава и Самойлов к помощи господней не прибегают.
Вообще, Моцарт в русской культуре так или иначе восходит к пушкинскому образу из «Маленьких трагедий». Не избежали этого и наши авторы, однако не избежали по-разному. Окуджава и Самойлов создают образ композитора, очень близкий тому, который описывал Пушкин, - легкий, внешне несерьезный, но при этом сложный и глубокий. Этот генезис проявляется даже в самой ткани стихов, а потому, опять-таки, не требует дополнительных ссылок и подсказок: мол, мы читали «Моцарта и Сальери». Более того, оба автора дружно опускают тему отравления Моцарта как несущественную - жизнь и творчество гения представляется им куда более значимыми, чем причины его смерти. Лора Бочарова намекает на связь с пушкинским произведением в первом же куплете, однако делает это прямо-таки ахово. Если Пушкин утверждает, что «гений и злодейство - две вещи несовместные», то Лора декларирует нечто обратное: «гений и злодейство ходить не могут в одиночку», да еще прибавляет, что это всем «известно». Довольно интересный момент: Лора как бы отсылает нас к Пушкину, однако, по сути, полностью противоречит ему. Тут мы, разумеется, в направлении отсыла не идем, а застываем в явственном недоумении и принимаемся шевелить мозгами. «Ага, - шевелим мозгами мы. - Учитывая некоторую, мягко выражаясь, расплывчатость формулировок, присущую Лоре Провансаль, можно предположить, что она все-таки не собиралась убедить нас в том, что «гений и злодейство - вещи совместные». Пожалуй, она таким странным способом решила поведать о том, что злодейство постоянно находится где-то подле гения, буквально-таки бродит по его стопам, чтобы в какой-то прекрасный момент поэффектнее его укокошить - на радость любителям брутальной мифологии и во имя вящего, поскольку оно будет основано на контрастном противопоставлении со злом, прославления гения». Так мы проделываем самостоятельно ту работу, которую решил не выполнять (или не смог выполнить) автор.
Окуджава и Самойлов обращаются к читателю как к современнику гения и рисуют выпуклую, психологически точную картину взаимодействия таланта и мира - то есть, по сути, учат нас принимать гениев, в том числе и будущих, такими, какими Бог (Природа? Судьба? Провиденье?) нам их дарует. Лора Провансаль, видимо, фиксирует в нашем сознании истину, что «талант большой - ему видней». В том, что касается творчества, это несомненно; в том, что касается обыденной жизни, могут быть варианты.
ТЕМА СМЕРТИ МАСТЕРА С ПОСЛЕДУЮЩЕЙ ПЕРЕДАЧЕЙ ЛИРЫ ПРЕЕМНИКУ (в данной номинации выступают Тэм с песней «Оруженосцу» и Владимир Ланцберг с песней «Малыш»).
ОРУЖЕНОСЦУ
(Тэм Гринхилл)
Ты не плачь обо мне, мой верный оруженосец
Без того на земле плачет золотом листьев осень
Кровь с травы смоет дождь, что осенний ветер приносит
Мне пора уходить - в этой битве устал я очень…
Слышишь мальчик, не плачь обо мне, ты же будущий воин
Я оставлю тебе свой клинок - он приносит удачу
И не смей отрицать, моего ты оружья достоин
Это капли дождя на лице, а я вовсе не плачу
Я судьбу свою встретил в седле, посреди поля битвы
Что ещё мне желать, я не умер в тепле и покое
Брось молиться, ты знаешь, помочь мне бессильны молитвы
Смерть меня уже держит своею холодной рукою.
Погребальным костром мне послужат алые листья
Только ты, да мой конь в мир иной меня провожают
Почему опустил ты глаза, неужели, боишься?!
Слышишь мальчик меня, пусть душа твоя страха не знает
И в слабеющих пальцах клинок - преклони же колено
Луч последний на лезвии слабым сияньем искрится
Так прими же мой меч, вместе с ним - моё благословенье
Слышишь мальчик меня, ты теперь не ребёнок, ты рыцарь.
Ты не плачь обо мне, мой верный оруженосец
Без того на земле плачет золотом листьев осень
Кровь с травы смоет дождь, что осенний ветер приносит
Мне пора уходить - в этой битве устал я...
МАЛЫШ
(Владимир Ланцберг)
Мне быть с тобой еще полчаса
Потом века суетной возни
Малыш, возьми мои паруса
Весь мой такелаж возьми
Мы о шторма расшибали лбы
Наш пот всю палубу пропитал
Малыш, ты юнгой хорошим был
Теперь ты сам капитан
Я злился, верность кляня твою,
К чужому верность свою влача
Я скоро что-нибудь натворю
Не бойся, не сгоряча
Мне быть с тобой еще полчаса
Потом века суетной возни
Малыш, возьми мои паруса
Весь мой такелаж возьми.
Эта пара песен представляется мне редчайшей находкой: здесь совпадения иногда столь буквальны, что просто любо-дорого взглянуть.
Итак, практически буквально совпадает тема: старый капитан (рыцарь) умирает (вероятнее всего) и передает юнге (то есть оруженосцу) не только атрибуты профессии, но и свое звание. Различие здесь в акцентах, расставляемых авторами, и в использованных средствах. Текст песни Ланцберга предельно сжат и обращен к самой сути того, о чем хочет сказать автор. Мы не видим декораций, в которых происходит действие, нам не дают представления о событии, в результате которого капитан уходит из профессии (и, очевидно, из жизни; можно предположить, что это процесс естественный - просто от старости). Зато Ланцберг несколькими штрихами обрисовывает и то, насколько сплотило героев общее дело, и психологию их отношений. Несмотря на явственную морскую символику, песня легко воспринимается как описание вечного закона: учитель (в самом широком смысле) уступает место ученику, их отношения не всегда были гладкими, однако сделано главное - взращена смена, и эта смена, судя по всему, не хуже предшествующей (а значит, предшественник просто перестает быть нужным - и строки «Я скоро что-нибудь натворю/Не бойся, не сгоряча» вообще могут восприниматься как намек на самоустранение за ненадобностью). Композиция песни: декларация ухода и передача атрибутов - описание полученного опыта и обоснование того, что преемник достоин нового звания - покаяние за свое прежнее поведение - и снова прощание, но имеющее под собой куда более основательную эмоциональную базу.
Тэм многословнее, и интересуют ее иные подробности, нежели Ланцберга. Песня весьма заботливо декорирована: мы узнаем и о времени года, когда происходит действие, видим самые близкие к месту события детали пейзажа, нам рассказывают о некоторых характерных чертах рыцарского вооружения, дают представление о том, в результате чего старый рыцарь встречает смерть. Вообще, главный герой достаточно обстоятелен в изложении и обосновании последней воли, все обставлено очень прилично, как того и требует этикет (и мы прекрасно понимаем, что сильно приличнее, чем если бы прощание происходило на самом деле). Зато психологизм для Тэм не так важен, и его почти нет в песне. Мы ничего не узнаем ни о личности рыцаря, ни о личности оруженосца, т.к. оба они герои-функции: их функциональность ограничивается сценой прощания, а остальное автора не сильно интересует. Только ясно, что рыцарь жил доблестно, умирает так, как подобает настоящему рыцарю, и передает оружие в верные руки. Эта песня превосходно вписывается в классицистский принцип единства времени, места и действия; ни о каком мотиве всеобщности, намерении притчевого обобщения говорить не приходится. Перед нами замечательно красивая картинка, идеальное мгновение, раздвинутое по времени настолько, чтобы слушатель успел охватить все необходимые элементы декорации. Примечательно, что и Тэм, подобно Ланцбергу, да и с теми же самыми целями, повторяет первый куплет, но не допевает последнего слова: «Герой умер прямо в кадре», - догадывается сообразительный слушатель.
ТЕМА ПИРАТОВ (в данной номинации выступает Йовин с песней «Корсары» и целая армада бардовских песен, среди которых необходимо выделить «Пиратскую лирическую» Булата Окуджавы, «Старинную пиратскую» Александра Городницкого и сводную эскадру имени Юлия Кима: «Пиратскую», «Малютку Дженни», «Моя натура хочет жить широко…», «Песню молодого капитана торгового корабля, опасающегося встречи со знаменитым пиратом Робертом Смитом», «Песню старого пирата» и т.д.).
КОРСАРЫ
(Йовин)
Рука ласкает шпаги разукрашенный эфес,
Никто не знает, где гоняет нас проклятый бес.
Корабль старый верен капитану, словно пес.
Да, мы корсары! Наливай, чтоб весело жилось.
За пистолеты! С Богом, помолясь - за тесаки!
Ты чуешь - где-то ждут нас золотые сундуки!
Небесной кары нам не избежать, но это блажь!
Идут корсары, идут корсары на абордаж.
Стакан согреет, пьем еще не самый крайний раз.
Висеть на рее каждому назначено из нас.
Смеется в кружке Роджера приятельский оскал.
Готовьте пушки! Эй, кого еще Господь послал?
За пистолеты! Жребий нам достался непростой.
Душа согрета чаяньем добычи золотой.
В каком кошмаре видится вам черный парус наш?
Идут корсары, идут корсары на абордаж.
И пусть на суше ждет петля, что даже не смешно,
А наши души дьяволу запроданы давно,
Плевать на это! ветер наполняет паруса!
За пистолеты! К дьяволу, на кой нам небеса?!
За пистолеты! Мир запомнит наши имена!
Конец куплета вдаль уносит пенная волна.
Прибавим жару, пусть повеселится экипаж!
Идут корсары, вперед, корсары, на абордаж,
На абордаж, на абордаж!
С пиратами авторская песня знакома великолепно, т.к. эти ребята прокочевали по нашим морям в 50-70-е годы, оставив после себя столько произведений искусства, что их количеству до сих пор завидуют сухопутные разбойники, солдаты колониальных армий, космонавты и милиционеры. В АП пиратская тема практически всегда появляется в виде стилизации. Эти колоритные персонажи казались настолько вымершими морскими обитателями, что обращаться к ним всерьез не было возможности (мы тогда просто не знали о существовании сомалийских пиратов), а вот брутальности, концентрированного романтизма и вольной вольности у пиратов хоть отбавляй. Но вот ведь в чем особенность ситуации: концентрированный романтизм полностью сводился на нет осознанием не подходящего пирату современного момента, поэтому геолог был романтичнее пирата - поскольку жизненнее, а последнему осталось громадное, как мировой океан, поле условности. Да, разумеется, все составляющие пиратского труда остались при них: пираты пили ром, брали на абордаж (и, мне кажется, даже чаще, чем палили из пушек), периодически купались в золоте, барражировали вдоль берегов, постоянно поминали всяческие морские снасти и разводили на своих плечах попугаев в ошарашивающем количестве. Но делали они это столь несерьезно, с таким подмигиванием в сторону публики, с такими намеками на те или иные стороны современной жизни, так сочно и с такими философскими обобщениями, что для слушателя АП фраза «пиратская песня» равнялась фразе «песня шуточная». Пираты нужны были для выявления новых подтекстов с последующими намеками в сторону реальности; либо для создания заведомо шуточной, ни к чему никого не обязывающей песни. А про настоящих пиратов миру давно уже поведал старина Стивенсон.
Поэтому для любителя АП может показаться несколько непривычным то, что Йовин обращается к образу самого настоящего брутального пирата, как бы не полностью доверяя качеству работы, выполненной Стивенсоном. Действительно, песня одномерна, сюжетно не прояснена и являет собой скрупулезное перечисление характерных пиратских занятий, помноженных на подходящую к случаю эмоцию - однако без малейшего намека на подтекст или шутку. А удивляться, в общем-то, нечему: Йовин пишет не песню о пиратах, а песню пиратов - то, что эти мрачные субъекты могли бы распевать в перерывах между приевшимся «Йо-хо-хо!». Пираты, грубые и неотесанные существа, никакой стилизации не приняли бы, поэтому и у Йовин все взаправду - точнее по известному пиратскому шаблону. И мы не сомневаемся в том, что на ролевой игре принаряженные «корсары» запоют эту песню с воодушевлением, а потом еще и на концерт придут, чтобы подпеть.
АП и РП временами обращаются к сходным темам, в результате чего получаются произведения-близнецы - ну, с той лишь разницей, что воспитывали их все-таки в разных семьях, что повлекло за собой различный результат. Однако родимое пятно сюжета - то самое, которое не больше мексиканского доллара, - выдает несомненное фабульное родство. Грех этим не воспользоваться.
ТЕМА МОЦАРТА (в данной категории выступают песни «Моцарту видней» Лоры Бочаровой и, например, «Песенка о Моцарте» и «Отъезд (Владимиру Спивакову)» Булата Окуджавы при поддержке стихотворения «Дуэт для скрипки и альта» Давида Самойлова, которое Лев Степанов, написав на этот текст музыку, включил в арсенал АП. Все, что относится к АП, ищите по ссылкам, т.к. текстов несколько и мне не хочется загромождать ими приложение; а текст песни Лоры Бочаровой приведу:
«МОЦАРТУ ВИДНЕЙ»
(Лора Провансаль)
О чём задумались, Маэстро,
Hа середине нотной строчки?
Известно: гений и злодейство
Ходить не могут в одиночку.
Цени весну беспечных дней!
Hо Моцарту видней.
Hа что надеяться, Маэстро?
Вам рукоплещут ежегодно,
Hо год не плачено оркестру,
А уголь кончился сегодня.
Такая жизнь гори в огне!
Hо Моцарту видней.
Ваш ужин скуден был и пресен,
Сюртук давно не по плечу.
Ведь скрипачу не надо песен -
Подайте хлеба скрипачу!
...А он мурлыкает во сне,
Ведь Моцарту видней.
Фантазий нежная богиня
Откуда вас таким извергла?
Hавзрыд рыдает герцогиня
Hа коде вашего аллегро.
Она кричит. Бегите к ней.
Hо Моцарту видней.
...Его соперникам по нраву
Подсыпать яд ему в обиде.
Он благодарно пьёт отраву,
Поскольку ангелы всё видят.
Как ни кричи ему: «Hе пей!»
Hо Моцарту видней.
Стучит ознобом час расплаты,
Горят засушенные розы,
Рассвет встречается с закатом
Hа середине Лакримозы.
Вы быть могли бы поумней...
Hо Моцарту видней.
Хромает тощая кобыла,
Черна кладбищенская роба,
Зияет общая могила,
Белеет известь вместо гроба.
Опустим занавес над ней.
А Моцарту видней.
...Прошли века дежурной лести,
Смотрю назад - куда всё делось?
Ты безупречен в каждом жесте,
Любимец бога, Амадеус!
Таким иными быть грешно.
А Моцарту смешно.
Оставим в стороне уровень владения русским языком - мы уже выяснили, что поэтическая речь и версификация не входят в число навыков, жизненно необходимых автору РП «старшего» поколения. Остановимся на тематических, идейных и композиционных особенностях этого текста в сравнении с текстами Окуджавы и Самойлова.
Моцарт Окуджавы и Самойлова социален, он включен в бытие - более того, его искусство, по сути, это высшая точка именно бытия. Да, бытие по отношению к композитору может быть весьма недружелюбным: оно грозит ему «домашним влетом», на некоторые его проявления надо «не обращать внимания». Однако это не мешает гению черпать музыку именно из окружающей жизни. Да и сам Моцарт в первую очередь человек; если его талант и осенен Богом, то нигде об этом напрямую не сказано - талант происходит от соединения «чувства и ума», качеств сугубо человеческих. И как любой человек, Моцарт испытывает муки и радость творчества. Показывая это, авторы, по сути, проделывают сами и заставляют читателя проделать путь, пусть и отдаленно, но напоминающий творческий путь Моцарта.
У Лоры Бочаровой Моцарт надмирен и миру антогонистичен. Гению выдается карт-бланш на любое действие, любой жест, любой стиль поведения. Талант Моцарта откуда-то свыше и утверждается автором априорно, без каких-либо доказательств и необходимых разъяснений. И последний куплет - это апелляция к высшей справедливости, попытка заручиться поддержкой Бога. Почему эта поддержка так необходима? Вероятно, потому, что безупречность Моцарта никак не следует из текста песни, она постоянно утверждалась, но ни разу не доказывалась - и тут в финале из машины выскакивает Бог и одним своим авторитетом восстанавливает логические провалы в предъявленной картине мира. Окуджава и Самойлов к помощи господней не прибегают.
Вообще, Моцарт в русской культуре так или иначе восходит к пушкинскому образу из «Маленьких трагедий». Не избежали этого и наши авторы, однако не избежали по-разному. Окуджава и Самойлов создают образ композитора, очень близкий тому, который описывал Пушкин, - легкий, внешне несерьезный, но при этом сложный и глубокий. Этот генезис проявляется даже в самой ткани стихов, а потому, опять-таки, не требует дополнительных ссылок и подсказок: мол, мы читали «Моцарта и Сальери». Более того, оба автора дружно опускают тему отравления Моцарта как несущественную - жизнь и творчество гения представляется им куда более значимыми, чем причины его смерти. Лора Бочарова намекает на связь с пушкинским произведением в первом же куплете, однако делает это прямо-таки ахово. Если Пушкин утверждает, что «гений и злодейство - две вещи несовместные», то Лора декларирует нечто обратное: «гений и злодейство ходить не могут в одиночку», да еще прибавляет, что это всем «известно». Довольно интересный момент: Лора как бы отсылает нас к Пушкину, однако, по сути, полностью противоречит ему. Тут мы, разумеется, в направлении отсыла не идем, а застываем в явственном недоумении и принимаемся шевелить мозгами. «Ага, - шевелим мозгами мы. - Учитывая некоторую, мягко выражаясь, расплывчатость формулировок, присущую Лоре Провансаль, можно предположить, что она все-таки не собиралась убедить нас в том, что «гений и злодейство - вещи совместные». Пожалуй, она таким странным способом решила поведать о том, что злодейство постоянно находится где-то подле гения, буквально-таки бродит по его стопам, чтобы в какой-то прекрасный момент поэффектнее его укокошить - на радость любителям брутальной мифологии и во имя вящего, поскольку оно будет основано на контрастном противопоставлении со злом, прославления гения». Так мы проделываем самостоятельно ту работу, которую решил не выполнять (или не смог выполнить) автор.
Окуджава и Самойлов обращаются к читателю как к современнику гения и рисуют выпуклую, психологически точную картину взаимодействия таланта и мира - то есть, по сути, учат нас принимать гениев, в том числе и будущих, такими, какими Бог (Природа? Судьба? Провиденье?) нам их дарует. Лора Провансаль, видимо, фиксирует в нашем сознании истину, что «талант большой - ему видней». В том, что касается творчества, это несомненно; в том, что касается обыденной жизни, могут быть варианты.
ТЕМА СМЕРТИ МАСТЕРА С ПОСЛЕДУЮЩЕЙ ПЕРЕДАЧЕЙ ЛИРЫ ПРЕЕМНИКУ (в данной номинации выступают Тэм с песней «Оруженосцу» и Владимир Ланцберг с песней «Малыш»).
ОРУЖЕНОСЦУ
(Тэм Гринхилл)
Ты не плачь обо мне, мой верный оруженосец
Без того на земле плачет золотом листьев осень
Кровь с травы смоет дождь, что осенний ветер приносит
Мне пора уходить - в этой битве устал я очень…
Слышишь мальчик, не плачь обо мне, ты же будущий воин
Я оставлю тебе свой клинок - он приносит удачу
И не смей отрицать, моего ты оружья достоин
Это капли дождя на лице, а я вовсе не плачу
Я судьбу свою встретил в седле, посреди поля битвы
Что ещё мне желать, я не умер в тепле и покое
Брось молиться, ты знаешь, помочь мне бессильны молитвы
Смерть меня уже держит своею холодной рукою.
Погребальным костром мне послужат алые листья
Только ты, да мой конь в мир иной меня провожают
Почему опустил ты глаза, неужели, боишься?!
Слышишь мальчик меня, пусть душа твоя страха не знает
И в слабеющих пальцах клинок - преклони же колено
Луч последний на лезвии слабым сияньем искрится
Так прими же мой меч, вместе с ним - моё благословенье
Слышишь мальчик меня, ты теперь не ребёнок, ты рыцарь.
Ты не плачь обо мне, мой верный оруженосец
Без того на земле плачет золотом листьев осень
Кровь с травы смоет дождь, что осенний ветер приносит
Мне пора уходить - в этой битве устал я...
МАЛЫШ
(Владимир Ланцберг)
Мне быть с тобой еще полчаса
Потом века суетной возни
Малыш, возьми мои паруса
Весь мой такелаж возьми
Мы о шторма расшибали лбы
Наш пот всю палубу пропитал
Малыш, ты юнгой хорошим был
Теперь ты сам капитан
Я злился, верность кляня твою,
К чужому верность свою влача
Я скоро что-нибудь натворю
Не бойся, не сгоряча
Мне быть с тобой еще полчаса
Потом века суетной возни
Малыш, возьми мои паруса
Весь мой такелаж возьми.
Эта пара песен представляется мне редчайшей находкой: здесь совпадения иногда столь буквальны, что просто любо-дорого взглянуть.
Итак, практически буквально совпадает тема: старый капитан (рыцарь) умирает (вероятнее всего) и передает юнге (то есть оруженосцу) не только атрибуты профессии, но и свое звание. Различие здесь в акцентах, расставляемых авторами, и в использованных средствах. Текст песни Ланцберга предельно сжат и обращен к самой сути того, о чем хочет сказать автор. Мы не видим декораций, в которых происходит действие, нам не дают представления о событии, в результате которого капитан уходит из профессии (и, очевидно, из жизни; можно предположить, что это процесс естественный - просто от старости). Зато Ланцберг несколькими штрихами обрисовывает и то, насколько сплотило героев общее дело, и психологию их отношений. Несмотря на явственную морскую символику, песня легко воспринимается как описание вечного закона: учитель (в самом широком смысле) уступает место ученику, их отношения не всегда были гладкими, однако сделано главное - взращена смена, и эта смена, судя по всему, не хуже предшествующей (а значит, предшественник просто перестает быть нужным - и строки «Я скоро что-нибудь натворю/Не бойся, не сгоряча» вообще могут восприниматься как намек на самоустранение за ненадобностью). Композиция песни: декларация ухода и передача атрибутов - описание полученного опыта и обоснование того, что преемник достоин нового звания - покаяние за свое прежнее поведение - и снова прощание, но имеющее под собой куда более основательную эмоциональную базу.
Тэм многословнее, и интересуют ее иные подробности, нежели Ланцберга. Песня весьма заботливо декорирована: мы узнаем и о времени года, когда происходит действие, видим самые близкие к месту события детали пейзажа, нам рассказывают о некоторых характерных чертах рыцарского вооружения, дают представление о том, в результате чего старый рыцарь встречает смерть. Вообще, главный герой достаточно обстоятелен в изложении и обосновании последней воли, все обставлено очень прилично, как того и требует этикет (и мы прекрасно понимаем, что сильно приличнее, чем если бы прощание происходило на самом деле). Зато психологизм для Тэм не так важен, и его почти нет в песне. Мы ничего не узнаем ни о личности рыцаря, ни о личности оруженосца, т.к. оба они герои-функции: их функциональность ограничивается сценой прощания, а остальное автора не сильно интересует. Только ясно, что рыцарь жил доблестно, умирает так, как подобает настоящему рыцарю, и передает оружие в верные руки. Эта песня превосходно вписывается в классицистский принцип единства времени, места и действия; ни о каком мотиве всеобщности, намерении притчевого обобщения говорить не приходится. Перед нами замечательно красивая картинка, идеальное мгновение, раздвинутое по времени настолько, чтобы слушатель успел охватить все необходимые элементы декорации. Примечательно, что и Тэм, подобно Ланцбергу, да и с теми же самыми целями, повторяет первый куплет, но не допевает последнего слова: «Герой умер прямо в кадре», - догадывается сообразительный слушатель.
ТЕМА ПИРАТОВ (в данной номинации выступает Йовин с песней «Корсары» и целая армада бардовских песен, среди которых необходимо выделить «Пиратскую лирическую» Булата Окуджавы, «Старинную пиратскую» Александра Городницкого и сводную эскадру имени Юлия Кима: «Пиратскую», «Малютку Дженни», «Моя натура хочет жить широко…», «Песню молодого капитана торгового корабля, опасающегося встречи со знаменитым пиратом Робертом Смитом», «Песню старого пирата» и т.д.).
КОРСАРЫ
(Йовин)
Рука ласкает шпаги разукрашенный эфес,
Никто не знает, где гоняет нас проклятый бес.
Корабль старый верен капитану, словно пес.
Да, мы корсары! Наливай, чтоб весело жилось.
За пистолеты! С Богом, помолясь - за тесаки!
Ты чуешь - где-то ждут нас золотые сундуки!
Небесной кары нам не избежать, но это блажь!
Идут корсары, идут корсары на абордаж.
Стакан согреет, пьем еще не самый крайний раз.
Висеть на рее каждому назначено из нас.
Смеется в кружке Роджера приятельский оскал.
Готовьте пушки! Эй, кого еще Господь послал?
За пистолеты! Жребий нам достался непростой.
Душа согрета чаяньем добычи золотой.
В каком кошмаре видится вам черный парус наш?
Идут корсары, идут корсары на абордаж.
И пусть на суше ждет петля, что даже не смешно,
А наши души дьяволу запроданы давно,
Плевать на это! ветер наполняет паруса!
За пистолеты! К дьяволу, на кой нам небеса?!
За пистолеты! Мир запомнит наши имена!
Конец куплета вдаль уносит пенная волна.
Прибавим жару, пусть повеселится экипаж!
Идут корсары, вперед, корсары, на абордаж,
На абордаж, на абордаж!
С пиратами авторская песня знакома великолепно, т.к. эти ребята прокочевали по нашим морям в 50-70-е годы, оставив после себя столько произведений искусства, что их количеству до сих пор завидуют сухопутные разбойники, солдаты колониальных армий, космонавты и милиционеры. В АП пиратская тема практически всегда появляется в виде стилизации. Эти колоритные персонажи казались настолько вымершими морскими обитателями, что обращаться к ним всерьез не было возможности (мы тогда просто не знали о существовании сомалийских пиратов), а вот брутальности, концентрированного романтизма и вольной вольности у пиратов хоть отбавляй. Но вот ведь в чем особенность ситуации: концентрированный романтизм полностью сводился на нет осознанием не подходящего пирату современного момента, поэтому геолог был романтичнее пирата - поскольку жизненнее, а последнему осталось громадное, как мировой океан, поле условности. Да, разумеется, все составляющие пиратского труда остались при них: пираты пили ром, брали на абордаж (и, мне кажется, даже чаще, чем палили из пушек), периодически купались в золоте, барражировали вдоль берегов, постоянно поминали всяческие морские снасти и разводили на своих плечах попугаев в ошарашивающем количестве. Но делали они это столь несерьезно, с таким подмигиванием в сторону публики, с такими намеками на те или иные стороны современной жизни, так сочно и с такими философскими обобщениями, что для слушателя АП фраза «пиратская песня» равнялась фразе «песня шуточная». Пираты нужны были для выявления новых подтекстов с последующими намеками в сторону реальности; либо для создания заведомо шуточной, ни к чему никого не обязывающей песни. А про настоящих пиратов миру давно уже поведал старина Стивенсон.
Поэтому для любителя АП может показаться несколько непривычным то, что Йовин обращается к образу самого настоящего брутального пирата, как бы не полностью доверяя качеству работы, выполненной Стивенсоном. Действительно, песня одномерна, сюжетно не прояснена и являет собой скрупулезное перечисление характерных пиратских занятий, помноженных на подходящую к случаю эмоцию - однако без малейшего намека на подтекст или шутку. А удивляться, в общем-то, нечему: Йовин пишет не песню о пиратах, а песню пиратов - то, что эти мрачные субъекты могли бы распевать в перерывах между приевшимся «Йо-хо-хо!». Пираты, грубые и неотесанные существа, никакой стилизации не приняли бы, поэтому и у Йовин все взаправду - точнее по известному пиратскому шаблону. И мы не сомневаемся в том, что на ролевой игре принаряженные «корсары» запоют эту песню с воодушевлением, а потом еще и на концерт придут, чтобы подпеть.