Моя 10-ка лучших эсхатологических фильмов - 2
Начало
6 Кафе "Изотоп"
Популярный режиссер Майк Ньюэлл во что бы то ни стало хотел дать своей картине о битве чекистских кланов, так всполошившей обывателей Сумгaитa-на-Тeмзe, название «Кафе "Изотоп"», отсылающее к радиоактивному чаепитию героя России Лугового и его визави Литвиненко в суши-баре ITSU на Пиккадилли. Когда лоеры из Уорнер броз выяснили, что такой фильм уже был снят в 1976 году на студии «Мосфильм» известным режиссером Георгием Калатозовым, сыном известного режиссёра Михаила Калатозова, Ньюэлл отступил от проекта (стоит заметить, что молодой сан-францискский поэт Алан Бернхаймер не побоялся в 1980 году «позаимствовать» броский заголовок для своего дебютного сборника), и за постановку взялся оказавшийся более сговорчивым Рупперт Уайятт. У Уайятта тоже было припасено отличное название - «Победил Александр Луговой», увязывающее в причудливый микс имена двух фигурантов полониевой аферы, но и оно оказалось занято: именно так называлась повесть спортивного журналиста, члена правления знаменитого ЖСК «Московский писатель» Александра Кулешова, сына Александра Блока, первым из русских поэтов воспевшего пришествие апокалиптического Христа. Впрочем, экранизация повести Кулешова, осуществленная Сергеем Шутовым на студии «Казахфильм» в 1979 году, называлась «Решающая схватка»,а Александр Луговой в казахской локализации стал Альжаном Тулегеновым, но боссы Уорнер решили не рисковать, и запустили картину Уайятта в производство под унылым рабочим названием «Лондонград». Возможно, руководство голливудского медиагиганта пересмотрело бы свою осторожную позицию, если бы узнало, что фильм Калатозова перед выходом во всесоюзный прокат демонстрировался в июле 1977 года на всесоюзном кинофестивале в Риге (и получил там премию за лучшую операторскую работу) под другим названием - «Право на выбор».
Название это прямо отсылает к литературному первоисточнику картины - повести «Право выбора» из популярного атомного эпоса Михаила Колесникова, впервые напечатанной в журнале «Знамя» в 1970 году и переработанной в киносценарий отцом режиссера и Василием Соловьевым - сценаристом «Конца света». Начав с подражания известному роману Кармайкла Смита «Атомск», плодовитый Колесников создал не имеющую аналогов сагу об Атомграде - потаенном мире советской прикладной эсхатологии, удивительной катакомбной ядерной субкультуре токсичных мстителей, противопоставивших мэйнстримному пассивному ожиданию Страшного Суда в мире русской апостасии под светской властью антихриста истовое Бытие-к-Смерти в залитых искусственным солнцем подземных цехах. Молодой сварщик Володя Прохоров (в фильме Калатозова его сыграл театральный актер Александр Сафронов), герой цикла «Сотворение атома» («Рудник Солнечный», «Атомград (Записки профессора Коростылева)», «Ищу свою высоту», «Право выбора»), - настоящий ньюк-эмо, тяжело переживающий гибель любимой девушки Тани и с готовностью идущий во огнь ядерных гарей: он один из немногих, кому нравится вести сварочные работы в самом сердце атомных реакторов и ускорителей элементарных частиц. В своей апокалиптической одержимости Володя схож с другим героем Колесникова из цикла «Алтунин отвечает за все», включающего романы «Изотопы для Алтунина» и «Алтунин принимает решение» - безумным мастером, мечтающим раздобыть изотопы для своего цеха (через год после выхода фильма «Кафе «Изотоп» телевизионный сериал о приключениях Алтунина поставит Олег Ленциус). Именно желание обладать изотопами, когда-то объединившее атомных маньяков в катакомбную субукультуру, в общность праведных, предуготовленную к спасению, и стало началом ее конца в эпоху всеобщего дефицита, коснувшегося и Атомного проекта (как известно, все запасы расщепляющегося материала был изведены на оказавшийся непригодным ни для «военных», ни для «мирных» целей оружейный плутоний): на архивной фотографии, сделанной у знаменитого столичного шоу-рума «Изотопы» на Ленинском проспекте, хорошо видно, как «живая» очередь ньюк-панков «ломает» «списочную» очередь ньюк-эмо, месяцами отмечавшихся «по записи» в ожидании выброса изотопов и проводивших ритуальные «переклички» на заре.
7 Спасательные работы в очаге ядерного поражения
Певец ядерных гарей Михаил Колесников не случайно назвал своего любимого героя Алтуниным. Генерал-полковник Александр Терентьевич Алтунин долгих 15 лет (с 1972 по 1986 год) был начальником гражданской обороны СССР, и именно он, с бегающими от смущения глазами, отчаянно путаясь в склонениях и спряжениях, открывает фильм «Борьба с пожарами и другими стихийными бедствиями» (1974) - первый из семи маленьких шедевров, поставленных подполковником запаса Н. Н. Щербаненко на киностудии «Союзвузфильм». Судьба учебных фильмов незавидна: они, как правило, представляют собой пресные визуализации «готового» знания, свободные от увлекательности и образности игрового кино. Тем удивительнее работа скромного визионера Щербаненко (в титрах он заявлен как «автор сценарного плана»), наследника Медведкина и Ромма и предшественника Реджио, и его коллег - консультанта Н. П. Оловянишникова, режиссера монтажа Ю. Удачина и звукооператора О. Жмудь, высвободивших из формализованного видеотекста концентрированную кинометафору Апокалипсиса, каким он представляется советскому коллективному бессознательному. Последовавшие за «Борьбой с пожарами...» «Очаги массового поражения» и «Повышение устойчивости работы промышленных объектов» (оба - 1975), «Защита населения от оружия массового поражения» (1976), «Спасательные работы в очаге ядерного поражения» (1977), «Обучение населения гражданской обороне» (1979) и «Основы гражданской обороны» (1980) выстраиваются в картину стоического неприятия и отрицания страхов, навязываемых конструкторами рукотворного конца света.
«По городу нанесен ядерный удар. Получено распоряжение на выдвижение к очагу ядерного поражения,» - густым доверительным голосом сообщает диктор, скручивая неподготовленного зрителя в фирменный дабл байнд (кто будет выдвигаться к очагу, если, согласно байкам пропагандистов «сдерживания», пресловутый обмен ядерными ударами должен закончиться гарантированным взаимным уничтожением?) и погружая его в калейдоскоп обрывочных апокалиптических видений. Щербаненко работает в популярной стилистике Arte Povera: изобразительный ряд складывается из случайных обрывков хроники (экспрессивно смонтированные кадры войсковых операций и экологических бедствий соседствуют с документальной съемкой учений гражданской обороны, в ходе которых группы киргизов надевают и снимают противогазы под звучащий за кадром ироничный лаунж), снятых на ручную камеру самодельных плакатов и стендов ЗОМП из войсковых частей и школьных кабинетов НВП, простенькой перекладной анимации и отдельных слайдов, вырезанных из тематических диафильмов - целлулоидных комиксов, предназначенных для домашней презентации на FullHD-проекторе. Как известно, главной задачей Гражданской обороны являлось закрепление пропагандистского мифа о ядерном оружии на психомоторном уровне: упражения на выживание в очаге ядерного поражения были призваны усилить символический эффект от созерцания картонной дурилки в дерматиновом чехле, которую из года в год катали 7 ноября по Красной площади под видом смертоносной ядерной бомбы. Щербаненко - в заочной полемике с американскими сурвайвалистами, пик деятельности которых тоже пришелся на середину 70-х (справочник Говарда Раффа «Голод и выживание в Америке» был издан в 1974 году, а информационный бюллетень Курта Саксона «Оставшийся в живых» начал выходить годом позже) - показывает превосходство русского архаического типа мышления, ориентированного на ежедневное выживание в условиях постоянной катастрофы, не имеющей начала и причины, и полагающегося на избирательное вмешательство Богородицы для смягчения участи православных грешников, над не подверженной исключениям нaучной тeхникой спaсения, нaстоянной на кaльвинистской и прeсвитeриaнской дисциплинe. Пренебрежение автохтонов к мнимым угрозам ядерного апокалипсиса в полной мере разделял и начальник гражданской обороны СССР Алтунин: авария на Чернобыльской АЭС вскрыла демонстративную неготовность войск ГО к оперативным действиям по ликвидации масштабных техногенных и природных катастроф, и отважный генерал-полковник понес суровое наказание - он был снят с должности и назначен военным инспектором-советником в Группе генеральных инспекторов Министерства Обороны СССР... Кажется, немногие русские сурвайвалисты, разделяющие западное катастрофическое мышление и высмеянные в свое время Щербаненко и Алтуниным, остались в наши дни только в правительственных кругах: именно эти наследники проекта «Атомное православие» продолжают упорно рыть свой ядерный схрон под горой Косьва на Северном Урале.
8 Комета
«Всё злее атом и всё страшней!!!», - ревели со сцены концертной студии «Останкино» Иосиф Кобзон и Большой детский хор Центрального телевидения и Всесоюзного радио. Но на балконе ялтинского Дома творчества, где в разгар курортного сезона 1982 года заканчивали режиссерскую разработку новой картины Ричард Викторов и Кир Булычев, звучала совсем другая песня. «Недавно я услышал где-то», - затягивал популярный писатель-фантаст Булычев,стуча по клавишам пишущей машинки. «Ша-ду-ба-па», - охотно подхватывал режиссер легендарных космоопер «Москва-Кассиопея», «Отроки во Вселенной» и «Через тернии к звёздам» Викторов, убирая в холодильник полулюкса трехлитровую банку с пивом, нацеженным в автопоилке у санатория «Беларусь». «Что скоро прилетит комета, - продолжал Булычев, и соавторы нестройным хором завершали куплет: - И что тогда мы все умрем, умре-о-о-м!». Как известно, именно с массового ожидания кометы Галлея в 1982-86 годах начался последний из известных человечеству Концов света - так называемый «Конец истории». На комету надеялись так же, как в 1969 году, когда Андрей Амальрик написал свой духоподъемный труд «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?»,а Юнгвальд-Хилькевич и Полынников пророчествовали: “Второй ангел вострубит, и как бы большая гора, пылающая огнем, низвернется в море”, рассчитывали на тектонические разломы апокалиптической силы. «Пятый ангел вострубил, и я увидел звезду, падшую с неба, и дан был ей ключ от кладезя бездны», - мог бы сказать астроном-любитель Николай (молодцеватый Дмитрий Золотухин, лучший актер 1981 года по опросу читателей журнала «Советский экран»), первым увидевший приближение кометы к ялтинским пляжам в самодельный телескоп,установленный на палубе бутафорского корабля-призрака «Летучий голландец», ставшего курортным жильем разношерстной группы отдыхающих-«дикарей».
Фильм шел к зрителю трудно (режиссер Викторов умер от последствий инсульта 8 сентября 1983 года, через полгода после завершения съемок, и финальную версию картины с многочисленными поправками Госкино монтировал Юрий Чулюкин, переживший своего коллегу по студии Горького на три с половиной года: в ночь на 7 марта 1987 года он шагнул с 10 этажа в шахту лифта отеля «Ровума» в столице Мозамбика Мапуту) и после скомканной премьеры в апреле 1984 года исчез с экранов. Потенциальные зрители «Кометы» к этому времени уже готовились стать изумленными свидетелями Конца истории, ликующими и встревоженными, надеющимися на перемены и втайне от самих себя грустящими об уходящих временах. «Надо возвращаться в Москву! - причитает курортница Чернова (Наталья Мартинсон, через год после премьеры фильма бежавшая в США), узнав о приближении кометы от своего сына Толика (детская звезда № 1 Федя Стуков), - В Москве не допустят, чтобы с неба падали кометы». Но соседи Черновых по сквоту уже не верят в андроповско-черненковский катехон: «Наша дружба сильнее кометы, кометы мы не боимся, - кричит толстомордый Грузилов из Епифани (Александр Кузнецов), - Давайте радоваться, давайте веселиться, давайте танцевать! Все на корабль!»... Конечно, конец истории-манвантары - это еще не конец кальпы, и посвященным в практики ars morendi «дикарям», вышедшим наутро после падения кометы на опустевший пляж, это было хорошо известно. Но неминуемая гибель советской Атлантиды поставила всех населяющих ее субъектов перед эсхатологической альтернативой: перейти через конец цивилизации (Ману) в новую действительность, обрекая себя на неизбывность вечного возвращения, или пройти его насквозь - к точке «свершения всех свершений». Режиссеры Викторов и Чулюкин ответили на этот вызов своими частными эсхатологиями...
9 Конец света с последующим симпозиумом
«Господи, до чего же холодно, - жалуется журналист и драматург Майкл Трент, кутаясь в зябкое пальтецо в ожидании конфиденциальной встречи с засекреченным американским ядерным генералом по кличке Глубокая Глотка. По телевизору в номере вашингтонского мотеля идет прямая трансляция церемонии открытия отреставрированной статуи Свободы с участием Рейгана и Миттерана, а, значит, на дворе 4 июля 1986 года, и непросыхающего журналиста может бить разве что похмельный озноб (это, пожалуй, единственная задействованная краска из актерской палитры Вадима Андреева, запомнившегося ярким дебютом в переполненной болью и пустотой экзистенциалистской дилогии Владимира Рогового «Баламут» и «У матросов нет вопросов»). Впрочем, даже зрители, случайно оказавшиеся у голубых экранов 3 марта 1987 года - в день премьерного и единственного показа по советскому телевидению картины «Конец света с последующим симпозиумом», оказавшейся последней в фильмографии королевы нацисплуатации Татьяны Лиозновой, сразу поняли, что журналистом, расследующим скрытые механизмы ядерного сдерживания, овладело предчувствие атомной зимы. Как известно, концепция «ядерной зимы» стала последним и несчастливым козырем из засаленной колоды «страшилок» пропагандистов Атомного проекта. В конце марта 1985 года, когда «журналист»-международник Владимир Симонов, прославившийся своим бессмысленно-надменным, «через губу», телевизионным интервью с Маргарет Тэтчер, спешно переводил свежую пьесу американского драматурга Артура Копита, легшую в основу фильма Лиозновой, в Мадриде при загадочных обстоятельствах пропал без вести участник Симпозиума по проблемам моделирования климата, 46-тилетний советский ученый «Владимир» «Александров», автор математической модели атомной зимы, рассчитанной на отечественном суперкомпьютере БЭСМ-6. Ни испанскую полицию, ни советское посольство странное исчезновение «Александрова» не заинтересовало, обеспокоенная жена ученого умерла через несколько месяцев, но эти стандартные меры предосторожности были уже излишни: если «Александров» и собирался поведать миру о своем участии в очередной «чернушной» атомной фальсификации, фурора бы это заявление не вызвало - хозяева нового мирового порядка стали потихоньку сливать переамортизированный Атомный проект.
Фильм Лиозновой смотрится как отчаянная попытка успеть рассказать о том, что вот-вот станет, если уже не стало, секретом Полишинеля. Неряшливая картинка («личный» оператор Лиозновой Петр Катаев,сын писателя Евгения Петрова, умер в разгар съемок 15 августа 1986 года, и картину доснимал Михаил Якович), актеры, как будто не знающие, что им играть, и по театральной привычке «включающие» коверных (нелепо кривляющаяся Надежда “Будильник” Румянцева и пошлые клоунские дуэты Табакова - Весника и Ковалева - Певцова), панорамы ночных улиц Вашингтона и Нью-Йорка, призванные придать достоверность происходящему (с риском для жизни снятые из окон арендованных корпунктами Гостелерадио машин «журналистами»-международниками Дунаевым и Лобаченко) - и все это для того, чтобы размазать на четыре часа экранного времени простую истину: ядерные разборки, которыми на протяжении десятилетий пугали публику США и СССР, оказались шумом без драки - два «антагониста» (злой и добрый - на выбор, в зависимости от иррациональных симпатий наблюдателя), управляемых из единого сетевого центра, создавали видимость смертельного противостояния, не имея в арсеналах ничего хотя бы приблизительно похожего на ядерную бомбу и средства ее доставки. На протяжении сорока лет ни одна из сторон ни разу не попыталась всерьез разыграть атомную карту; ядерная угроза использовалась только как фактор неопределенности, обеспечивая творцам нового мирового порядка необходимый геополитический контроль. Пройдет пара лет, и зрители «Конца света...» увидят, как радикальные кремлевские эсхатологи в одночасье «сольют» свой небесный СССР, не только не потребовав для себя «всего и немедленно» на правах апокалиптических экстремистов, обладающих запасом смертоносного ядерного оружия, но и с благодарностью согласившись с унизительным местом бесправных торговцев-лоточников на районном мелкооптовом углеводородном рынке, полностью контролируемом покупателем.
10 Человек, который брал интервью
Как известно, к концу 80-х годов прошлого века глобальный финансовый капитал демонтировал исчерпавшую себя конструкцию «трех миров» с лежащим в ее основе ядерным сдерживанием и приступил к распространению новых пропагандистских мемов, призванных загнать ставших ненужными в постиндустриальную эпоху жителей планеты в резервации киберпанка. Провидческий фильм о неконтролируемой эпидемии, вызванной комарами, превращенными злыми гениями генной инженерии в живые шприцы, снятый белорусским режиссером Юрием Марухиным и сценаристом Ионой Андроновым (знаменитым паражурналистом-международником, неутомимым генератором сенсационных «новостей» из мира чистогана и наживы, первым отправившимся на оказавшиеся безрезультатными поиски «Владимира» «Александрова», исчезнувшего перед началом Симпозиума, посвященного Концу света), несомненно, вдохновлявшимися лучшими картинами о бактериологических катастрофах - от пионерских «Опасных троп» Александра и Евгения Алексеевых, снятых в далеком 1954 году, до «Гриппа Кинг-Конг» Петера Хагена, впервые показанного по телевидению ГДР в декабре 1978 года, за три месяца до знаменитого выброса боевых бактерий экспериментальной модификации легочной чумы в Свердловске, в короткие сроки уничтоживших несколько сотен мужчин мобилизационного возраста, вышел в прокат в июне 1987 года и стал одним из самых пронзительных предупреждений о том, что мир, населенный людьми с подавленной волей, отчаянно балансирует на тонкой грани, отделяющей его от тотального зомби-апокалипсиса.
Героический журналист-международник Алексей Русанов (мужественный Аристарх Ливанов), которому удалось проникнуть в секретную лабораторию безумного американского профессора Нэли (нелепый Андрей Мягков), расположенную на территории Пакистана (съемки, разумеется, велись не в подземных цехах микробиологического центра в Свердловске-19 и не на полигоне биохимической лаборатории в Аральске-7, а в наскоро задрапированном рулонами целлофана бакинском дворце Ширваншахов), и разоблачить бактериологическую диверсию против дружественного Афганистана, на глазах зрителей становится первым советским человеком, превратившимся в кровососущего урода не по зову сердца, а в результате укуса комара-мутанта (Андронов писал своего героя с себя; впрочем, трагический конец Русанова, по возвращении на Родину покрывшегося жуткими карбункулами, напоминает о судьбе другого международного обозревателя - Александра Каверзнева, выпившего в кабульском аэропорту местного бренди и умершего в муках через неделю после приезда в Москву). В последних кадрах фильма человек-москит Русанов, печально прилепившийся к запотевшему оконному стеклу своей московской квартиры, осознает, что он против своей воли пополнил ряды клиппот - духовных паразитов, демонов нижнего мира, состоящих на службе Абаддона - ангела Апокалипсиса, управляющего полчищами саранчи. Журналист еще не знает, что вирус-мутант, занесенный им в Москву, попав в благотворную питательную среду кровавой советской клипы, спустя десяток лет приведет к неконтролируемому размножению абаддоновой армии паразитов - самореплицирующейся серой слизи в форме от Юдашкина, постепенно заполняющей все жизненное пространство. Перед грустными фасетчатыми глазами Русанова, кажется, разворачивается фантастическая сцена зомби-апокалипсиса: последние горожане, претендующие на звание живых, отчаянно мечутся в поисках укрытия от вездесущих социофагов, способных одинаково легко расщеплять на простые питательные составляющие как семки, отжатые у бабок-торговок у станций метро, так и истончающуюся социальную ткань, замещаемую в ходе мутагенного метаболизма ее пластмассовыми симулякрами...
«А у нас с тобой проблема, если хочешь знать, посложнее, чем у них у всех, - неожиданно сказал посреди фильма «Выбор цели» Курчатов-Бондарчук своему нервному подчиненному Володе Гуляеву, - Самое страшное - это...», - и, оборвав откровение на полуслове, убежал в глубь коридора Лаборатории № 2. Лучшие эсхатологические фильмы помогают приблизиться к самому страшному - признанию реальности апокалиптического мира. А какие фильмы о конце света нравятся вам? Было бы интересно знать.