Патриарх Смуты (Фёдор Никитич Романов)
Жизнь начиналась, как широкая масленица, где было все, и всего было в избытке.
Для боярина наипервейшее - знатность происхождения. Род Федора Никитича, будущего патриарха Филарета, восходил к Андрею Ивановичу Кобыле, московскому боярину, жившему в первой половине XIV при великих князьях Иване Даниловиче Калите и Симеоне Ивановиче Гордом. Многочисленные потомки его женились с большим разбором, и дочерей своих пристраивали с немалой выгодой. Наибольшая честь выпала деду Федора Никитича, Роману Захарьину-Юрьеву, чья дочь Анастасия стала первой женой Ивана Грозного и московской царицей. В честь своего деда Федор Никитич первым в роду начал носить фамилию «Романов».
На втором месте для боярина - почет. О нем позаботился отец Федора Никитича, Никита Романович, который был боярин свойственный, то есть состоявший в родстве (свойстве) с царем и царицей. Даже после внезапной смерти Анастасии он не потерял расположения государя и в 1584 году, согласно последней воле Ивана Грозного, возглавил опекунский совет из пяти персон, назначенный для присмотра над слабоумным наследником царевичем Федором. Царев шурин Борис Годунов в этом совете скромно сидел на четвертом месте, но опытный Никита Романович, прозревая будущее, перед своей кончиной именно ему поручил заботу о своих детях.
Борис Годунов, став всемогущим распорядителем при царе Федоре Ивановиче, поначалу держал слово. Всем семи братьям Романовым были оказаны милости, особенно старшему Федору Никитичу, заступившему опустевшее место главы рода. Несмотря на свою молодость (на момент смерти отца, в 1586 году, ему было около 32 лет), он стремительно продвигался по чиновной лестнице: разрядные книги отмечают его в 1589 году на десятом месте среди виднейших бояр, в следующем, 1590 году, - на шестом, а к концу царствования последнего Рюриковича Федор Никитич Романов уже имел чин главного дворового воеводы (главнокомандующего), исправлял, не выезжая из Москвы, должность наместника псковского и считался одним из трех руководителей государевой Ближней Думы. Впрочем, ни особых воинских подвигов, ни великих государственных дел за ним не числилось.
В эти годы Федору Никитичу вполне открылась и третья статья счастливой боярской жизни - изобильное благополучие. У него было все, что только могло поразить воображение тогдашнего москвича: богатый дом, всегда открытый для гостей, пышный выезд, толпа верных холопов, всюду его сопровождавших, лучшие охотничьи собаки и ловчие птицы. Статный красавец, он умел так ловко носить московские и польские кафтаны последнего покроя, что между портными вошло в обычай говорить заказчику, примеривая на нем платье: «Ты теперь вылитый Федор Никитич!» В 1593 году его «золотный» наряд (роскошное одеяние из золотой парчи) произвел неизгладимое впечатление на посла императора Рудольфа.
Словом, на Москве Федор Никитич слыл добрым, ласковым и щедрым боярином.
Женился он на Ксении Ивановне Шестовой - девице из небогатого, но древнего рода, с которой жил душа в душу, произведя на свет пятерых сыновей и дочь; из них отца пережил лишь один Михаил Федорович.
И все было бы славно и хорошо, если бы за масленицей не следовал с неизбежностью Великий пост.
***
В 1598 году умер бездетный царь Федор Иванович. В своем духовном завещании он отказал державу трем лицам - «святейшему Иову патриарху… да брату своему Федору Никитичу Романову, да шурину своему… Борису Федоровичу Годунову».
Федор Никитич, не имевший опыта политических интриг, не посмел коснуться шапки Мономаха, и Годунов поспешно возложил ее на свою голову. Сразу же после воцарения его отношение к Романовым резко изменилось. От царского престола на Федора Никитича пахнуло холодным ветром. При новой разрядной росписи он не только не удостоился первого воеводства ни в одном полку, но был помещен последним в списке бояр.
Со стороны могло показаться, что старший Романов перенес оскорбление смиренно. Он послушно занял отведенное ему место при новом дворе. Но то была всего лишь видимость кротости. Беспечный щеголь умер, родился политик.
Вокруг Романовых постепенно сплотились боярские роды, недовольные «безродным татарином» на троне. В этом кружке и была высижена мысль о самозванце как эффективном орудии борьбы против Годунова.
На эту роль был выбрана забубенная голова - Юшка (Григорий) Богданов сын Отрепьев, в прошлом холоп на дворе у Михаила Романова, брата Федора Никитича. Замешанный в каком-то тяжелом преступлении, за которое ему грозило суровое наказание, он бежал из Москвы и постригся в монахи в глухом монастыре в Ярославской области. И вдруг невидимая рука извлекла его из ярославских лесов и вновь привела в столицу - и не куда-нибудь, а на патриарший двор, где его назначили переписчиком. Зачем это было сделано, догадаться нетрудно. По долгу службы Отрепьев получил доступ к важным бумагам. Для той роли, которая ему предназначалась, он должен был ознакомиться в архивах с материалами угличского следственного дела 1591 года о смерти царевича Дмитрия, и должность патриаршего секретаря обеспечивала доступ к этим документам. Одновременно заговорщики начали распространять слухи о том, что царь Борис виновен во множестве злодеяний, - в частности, он якобы подослал убийц к царевичу Дмитрию и приказал задушить царя Федора.
Механизм Смуты был запущен. Но Романовы и их сообщники не успели использовать свое тайное орудие, Борис опередил их.
За неимением прямых улик весной 1601 года на Романовых было состряпано дело о том, что они хотят «достать царство», отравив Бориса. Сейчас же на дворе у Александра Никитича Романова, по навету его казначея, были обнаружены мешки с «отравным зельем», которого хватило бы на то, чтобы отравить пол-Москвы. Романовых немедленно взяли под стражу. Арестованных, а также их дворню пытали, но добиться признания ни от кого не смогли. Поэтому обошлось без казней. Федора Никитича постригли в монахи под именем Филарета в далеком Антониево-Сийском монастыре; его жену вместе с детьми, среди которых находился малолетний Михаил - будущий основатель династии, сослали в Пермскую волость. Прочих братьев рассеяли по отдаленным городам.
Из шести арестованных братьев Романовых выжили только двое: Филарет и Иван; остальные умерли в ссылке.
Казалось, жизнь - привычная жизнь - кончилась навсегда. В смертельной тоске новоиспеченный монах горевал о своей семье, с которой уже не чаял увидеться: «Беда моя - жена да дети: как их вспомнишь, так точно рогатиной в сердце колет».
И вдруг весной 1605 года его настроение резко переменилось, он словно ожил. Монахи Сийского монастыря, Иринарх и Леонид, приставленные следить за Филаретом, донесли Годунову о странном поведении узника, который живет-де не по монастырскому чину, даже в Великий пост не исповедовался, в храме не бывал, а всегда смеется неведомо чему, и говорит про мирское житье, про ловчих птиц и собак, да как он в миру жил, на старцев же лает и бить их посохом хочет, и говорит им: «Увидите, каков я впредь буду!»
Беспричинное с виду веселье Филарета на самом деле имело вескую причину: это было время, когда названый Дмитрий уже шел на Москву, одерживая победу за победой над царскими войсками. Дело шло к свержению Годунова. И вот, слыша о появлении победоносного царевича, что должен был подумать Филарет? Он решил, что мина, заложенная им пять лет назад под Борисов трон, взорвалась!
Велико же было его изумление, когда, приехав в Москву из своей северной ссылки, он увидел, что вместо Григория Отрепьева на царский престол сел кто-то другой. Сам он называл себя сыном Грозного и утверждал, что в Угличе зарезали подставного младенца, а его - истинного царевича - скрыли от подосланных Годуновым убийц и спасли*. Растерянный Филарет вновь ушел в тень. Его страстное желание сбросить насильно навязанный монашеский клобук и вернуться в мир не исполнилось. По некоторым сведениям, в начале 1606 года он был соборным старцем в Троице-Сергиевом монастыре.
*О личности названого Дмитрия см.: Названый Дмитрий: идентификация и Мог ли Гришка Отрепьев быть Лжедмитрием?
***
Недолгое правление названого Дмитрия закончилось в мае 1606 года. Новый царь Василий Шуйский, не пользовавшийся доверием народа, попытался опереться на авторитет Церкви. При нем самые видные церковные посты заняли люди, не запятнавшие себя сделками с прежней властью. Ставленник названого Дмитрия патриарх Игнатий был низложен, и на его место избран Казанский митрополит Гермоген - ярый противник «латинства». Филарет был поставлен в Ростовские митрополиты, несмотря на то, что он «божественное писание разумел отчасти». Это было высокое назначение. В росписи церковных владык Ростовский архиерей занимал третью степень после митрополитов Новгородского и Казанского.
Этот новый излом его судьбы показал, что Филарет окончательно отказался от мысли вернуться к мирской жизни. Оставаясь по сути светским политиком, он связал свой удел с могучей силой, которой предстояло стать последней опорой разваливавшейся русской государственности - Православной Церковью. Отныне он держит себя с достоинством государственного мужа.
Между тем испытания его отнюдь не закончились. 11 октября 1608 года поляки Сапеги и казаки врываются в Ростов, грабят город, а захваченного в плен митрополита «с бесчестием» везут в Тушинский лагерь под Москвой. Здесь, однако, Филарета ждут неожиданные почести. Тушинский вор, разыгрывающий роль царевича Дмитрия, - родственника Романовых, - объявляет ростовского митрополита патриархом Московским и всея Руси.
Филарет подчинился обстоятельствам, но вел себя осторожно, «не склоняясь ни направо, ни налево», по словам келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына. Он не столько служил Вору, сколько духовно окормлял православную паству Тушинского лагеря. При случае всегда подчеркивал условность своей патриаршей власти. Единственная его грамота, сохранившаяся от того времени, начиналась словами: «Благословение великого господина преосвященного Филарета, митрополита ростовского и ярославского, нареченного патриарха Московского и всея Руси».
Не случайно законный патриарх Гермоген, непреклонный по отношению к изменникам, никогда не ругал тушинского «антипатриарха». Так, в феврале 1609 года он пишет обличительную грамоту тушинцам, где между прочим говорится: «а которые взяты в плен, как Филарет митрополит и прочие, не своею волею, а силою, и на христианский закон не посягают, крови православных братий своих не проливают; таких мы не порицаем, но молим о них Бога».
После свержения Шуйского оба патриарха оказались рядом, в одном стане с теми, кто готов был пролить свою кровь для прекращения Смуты. Лояльность Филарета была вознаграждена. Во время споров в Боярской думе о кандидатуре нового государя из уст патриарха Гермогена впервые прозвучало имя Михаила Федоровича Романова.
С этого дня Филарет превратился в «крепкий адамант» (алмаз), по выражению летописи, призывая русских людей всем вместе «стати против... злодеев». Впереди его ждали еще твердое «стояние в правде» на переговорах с Сигизмундом III под Смоленском, восьмилетний польский плен и триумфальное возвращение в Москву для того, чтобы занять пустовавший патриарший престол с титулом «Великого государя» и стать фактическим правителем государства (1619). Судьба, так долго водившая Филарета возле московского трона, наконец, позволила ему присесть на его краешек. Теперь ему предстояло избывать последствия Смуты, которую когда-то он сам и накликал на Русскую землю.
Опубликовано; Дилетант, №4 (16) апрель 2013
Для боярина наипервейшее - знатность происхождения. Род Федора Никитича, будущего патриарха Филарета, восходил к Андрею Ивановичу Кобыле, московскому боярину, жившему в первой половине XIV при великих князьях Иване Даниловиче Калите и Симеоне Ивановиче Гордом. Многочисленные потомки его женились с большим разбором, и дочерей своих пристраивали с немалой выгодой. Наибольшая честь выпала деду Федора Никитича, Роману Захарьину-Юрьеву, чья дочь Анастасия стала первой женой Ивана Грозного и московской царицей. В честь своего деда Федор Никитич первым в роду начал носить фамилию «Романов».
На втором месте для боярина - почет. О нем позаботился отец Федора Никитича, Никита Романович, который был боярин свойственный, то есть состоявший в родстве (свойстве) с царем и царицей. Даже после внезапной смерти Анастасии он не потерял расположения государя и в 1584 году, согласно последней воле Ивана Грозного, возглавил опекунский совет из пяти персон, назначенный для присмотра над слабоумным наследником царевичем Федором. Царев шурин Борис Годунов в этом совете скромно сидел на четвертом месте, но опытный Никита Романович, прозревая будущее, перед своей кончиной именно ему поручил заботу о своих детях.
Борис Годунов, став всемогущим распорядителем при царе Федоре Ивановиче, поначалу держал слово. Всем семи братьям Романовым были оказаны милости, особенно старшему Федору Никитичу, заступившему опустевшее место главы рода. Несмотря на свою молодость (на момент смерти отца, в 1586 году, ему было около 32 лет), он стремительно продвигался по чиновной лестнице: разрядные книги отмечают его в 1589 году на десятом месте среди виднейших бояр, в следующем, 1590 году, - на шестом, а к концу царствования последнего Рюриковича Федор Никитич Романов уже имел чин главного дворового воеводы (главнокомандующего), исправлял, не выезжая из Москвы, должность наместника псковского и считался одним из трех руководителей государевой Ближней Думы. Впрочем, ни особых воинских подвигов, ни великих государственных дел за ним не числилось.
В эти годы Федору Никитичу вполне открылась и третья статья счастливой боярской жизни - изобильное благополучие. У него было все, что только могло поразить воображение тогдашнего москвича: богатый дом, всегда открытый для гостей, пышный выезд, толпа верных холопов, всюду его сопровождавших, лучшие охотничьи собаки и ловчие птицы. Статный красавец, он умел так ловко носить московские и польские кафтаны последнего покроя, что между портными вошло в обычай говорить заказчику, примеривая на нем платье: «Ты теперь вылитый Федор Никитич!» В 1593 году его «золотный» наряд (роскошное одеяние из золотой парчи) произвел неизгладимое впечатление на посла императора Рудольфа.
Словом, на Москве Федор Никитич слыл добрым, ласковым и щедрым боярином.
Женился он на Ксении Ивановне Шестовой - девице из небогатого, но древнего рода, с которой жил душа в душу, произведя на свет пятерых сыновей и дочь; из них отца пережил лишь один Михаил Федорович.
И все было бы славно и хорошо, если бы за масленицей не следовал с неизбежностью Великий пост.
***
В 1598 году умер бездетный царь Федор Иванович. В своем духовном завещании он отказал державу трем лицам - «святейшему Иову патриарху… да брату своему Федору Никитичу Романову, да шурину своему… Борису Федоровичу Годунову».
Федор Никитич, не имевший опыта политических интриг, не посмел коснуться шапки Мономаха, и Годунов поспешно возложил ее на свою голову. Сразу же после воцарения его отношение к Романовым резко изменилось. От царского престола на Федора Никитича пахнуло холодным ветром. При новой разрядной росписи он не только не удостоился первого воеводства ни в одном полку, но был помещен последним в списке бояр.
Со стороны могло показаться, что старший Романов перенес оскорбление смиренно. Он послушно занял отведенное ему место при новом дворе. Но то была всего лишь видимость кротости. Беспечный щеголь умер, родился политик.
Вокруг Романовых постепенно сплотились боярские роды, недовольные «безродным татарином» на троне. В этом кружке и была высижена мысль о самозванце как эффективном орудии борьбы против Годунова.
На эту роль был выбрана забубенная голова - Юшка (Григорий) Богданов сын Отрепьев, в прошлом холоп на дворе у Михаила Романова, брата Федора Никитича. Замешанный в каком-то тяжелом преступлении, за которое ему грозило суровое наказание, он бежал из Москвы и постригся в монахи в глухом монастыре в Ярославской области. И вдруг невидимая рука извлекла его из ярославских лесов и вновь привела в столицу - и не куда-нибудь, а на патриарший двор, где его назначили переписчиком. Зачем это было сделано, догадаться нетрудно. По долгу службы Отрепьев получил доступ к важным бумагам. Для той роли, которая ему предназначалась, он должен был ознакомиться в архивах с материалами угличского следственного дела 1591 года о смерти царевича Дмитрия, и должность патриаршего секретаря обеспечивала доступ к этим документам. Одновременно заговорщики начали распространять слухи о том, что царь Борис виновен во множестве злодеяний, - в частности, он якобы подослал убийц к царевичу Дмитрию и приказал задушить царя Федора.
Механизм Смуты был запущен. Но Романовы и их сообщники не успели использовать свое тайное орудие, Борис опередил их.
За неимением прямых улик весной 1601 года на Романовых было состряпано дело о том, что они хотят «достать царство», отравив Бориса. Сейчас же на дворе у Александра Никитича Романова, по навету его казначея, были обнаружены мешки с «отравным зельем», которого хватило бы на то, чтобы отравить пол-Москвы. Романовых немедленно взяли под стражу. Арестованных, а также их дворню пытали, но добиться признания ни от кого не смогли. Поэтому обошлось без казней. Федора Никитича постригли в монахи под именем Филарета в далеком Антониево-Сийском монастыре; его жену вместе с детьми, среди которых находился малолетний Михаил - будущий основатель династии, сослали в Пермскую волость. Прочих братьев рассеяли по отдаленным городам.
Из шести арестованных братьев Романовых выжили только двое: Филарет и Иван; остальные умерли в ссылке.
Казалось, жизнь - привычная жизнь - кончилась навсегда. В смертельной тоске новоиспеченный монах горевал о своей семье, с которой уже не чаял увидеться: «Беда моя - жена да дети: как их вспомнишь, так точно рогатиной в сердце колет».
И вдруг весной 1605 года его настроение резко переменилось, он словно ожил. Монахи Сийского монастыря, Иринарх и Леонид, приставленные следить за Филаретом, донесли Годунову о странном поведении узника, который живет-де не по монастырскому чину, даже в Великий пост не исповедовался, в храме не бывал, а всегда смеется неведомо чему, и говорит про мирское житье, про ловчих птиц и собак, да как он в миру жил, на старцев же лает и бить их посохом хочет, и говорит им: «Увидите, каков я впредь буду!»
Беспричинное с виду веселье Филарета на самом деле имело вескую причину: это было время, когда названый Дмитрий уже шел на Москву, одерживая победу за победой над царскими войсками. Дело шло к свержению Годунова. И вот, слыша о появлении победоносного царевича, что должен был подумать Филарет? Он решил, что мина, заложенная им пять лет назад под Борисов трон, взорвалась!
Велико же было его изумление, когда, приехав в Москву из своей северной ссылки, он увидел, что вместо Григория Отрепьева на царский престол сел кто-то другой. Сам он называл себя сыном Грозного и утверждал, что в Угличе зарезали подставного младенца, а его - истинного царевича - скрыли от подосланных Годуновым убийц и спасли*. Растерянный Филарет вновь ушел в тень. Его страстное желание сбросить насильно навязанный монашеский клобук и вернуться в мир не исполнилось. По некоторым сведениям, в начале 1606 года он был соборным старцем в Троице-Сергиевом монастыре.
*О личности названого Дмитрия см.: Названый Дмитрий: идентификация и Мог ли Гришка Отрепьев быть Лжедмитрием?
***
Недолгое правление названого Дмитрия закончилось в мае 1606 года. Новый царь Василий Шуйский, не пользовавшийся доверием народа, попытался опереться на авторитет Церкви. При нем самые видные церковные посты заняли люди, не запятнавшие себя сделками с прежней властью. Ставленник названого Дмитрия патриарх Игнатий был низложен, и на его место избран Казанский митрополит Гермоген - ярый противник «латинства». Филарет был поставлен в Ростовские митрополиты, несмотря на то, что он «божественное писание разумел отчасти». Это было высокое назначение. В росписи церковных владык Ростовский архиерей занимал третью степень после митрополитов Новгородского и Казанского.
Этот новый излом его судьбы показал, что Филарет окончательно отказался от мысли вернуться к мирской жизни. Оставаясь по сути светским политиком, он связал свой удел с могучей силой, которой предстояло стать последней опорой разваливавшейся русской государственности - Православной Церковью. Отныне он держит себя с достоинством государственного мужа.
Между тем испытания его отнюдь не закончились. 11 октября 1608 года поляки Сапеги и казаки врываются в Ростов, грабят город, а захваченного в плен митрополита «с бесчестием» везут в Тушинский лагерь под Москвой. Здесь, однако, Филарета ждут неожиданные почести. Тушинский вор, разыгрывающий роль царевича Дмитрия, - родственника Романовых, - объявляет ростовского митрополита патриархом Московским и всея Руси.
Филарет подчинился обстоятельствам, но вел себя осторожно, «не склоняясь ни направо, ни налево», по словам келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына. Он не столько служил Вору, сколько духовно окормлял православную паству Тушинского лагеря. При случае всегда подчеркивал условность своей патриаршей власти. Единственная его грамота, сохранившаяся от того времени, начиналась словами: «Благословение великого господина преосвященного Филарета, митрополита ростовского и ярославского, нареченного патриарха Московского и всея Руси».
Не случайно законный патриарх Гермоген, непреклонный по отношению к изменникам, никогда не ругал тушинского «антипатриарха». Так, в феврале 1609 года он пишет обличительную грамоту тушинцам, где между прочим говорится: «а которые взяты в плен, как Филарет митрополит и прочие, не своею волею, а силою, и на христианский закон не посягают, крови православных братий своих не проливают; таких мы не порицаем, но молим о них Бога».
После свержения Шуйского оба патриарха оказались рядом, в одном стане с теми, кто готов был пролить свою кровь для прекращения Смуты. Лояльность Филарета была вознаграждена. Во время споров в Боярской думе о кандидатуре нового государя из уст патриарха Гермогена впервые прозвучало имя Михаила Федоровича Романова.
С этого дня Филарет превратился в «крепкий адамант» (алмаз), по выражению летописи, призывая русских людей всем вместе «стати против... злодеев». Впереди его ждали еще твердое «стояние в правде» на переговорах с Сигизмундом III под Смоленском, восьмилетний польский плен и триумфальное возвращение в Москву для того, чтобы занять пустовавший патриарший престол с титулом «Великого государя» и стать фактическим правителем государства (1619). Судьба, так долго водившая Филарета возле московского трона, наконец, позволила ему присесть на его краешек. Теперь ему предстояло избывать последствия Смуты, которую когда-то он сам и накликал на Русскую землю.
Опубликовано; Дилетант, №4 (16) апрель 2013