В защиту атеистов

Dec 26, 2016 13:21

И еще один старый пост от 1.10.2012 , в продолжение к предыдущему.

Оригинал взят у moshekam в В защиту атеистов
Оригинал взят у avmalgin в "Атеисты - это больные. Это животные. Их надо лечить"
Это Юрий Павлович Вяземский, заведующий кафедрой мировой литературы и культуры МГИМО. Заслуженный работник культуры Российской Федерации. Родной брат, между прочим, актрисы Евгении Симоновой, сын академика П.В.Симонова.

image Click to view

image Click to view


А теперь от себя: Вяземский еще и член Патриаршего совета по культуре (Русская православная церковь).
Прекрасный образец православной культуры и терпимости по отношению к иныакомыслию и инаковерию.
А между прочим, атеистов по некоторым оценкам около миллиарда людей. Они отличаются от верующих тем, что верят не в Бога, а в теорию эволюции, естественный отбор. Это тоже, своего рода религия, так как пока нет доказательств ни существования Бога, ни его отсутствия. Но это отдельная тема и я к ней еще вернусь.
У атеистов есть и свои пророки и свои священослужители: ученые-этологи и генетики. Есть и свои нравственные законы и, более того, есть объяснение происхождения этих законов. И эти законы мало чем  отличаются от заповедей Ветхого Завета.
Приведу цитату одного из известных ученых-этологов Владимира Павловича Эфроимсона:
«Природа беспощадна, она оставляет из миллионов икринок в живых только пару рыб-производителей. Она заставляла женщин рожать 15-20 детей и оставляла в живых только немногих, точнее, она начисто выметала в каждом поколении потомство большинства семей и продолжала род за счет немногих, ведя жестокий индивидуальный, межсемейный и межгрупповой отбор… Таким образом, закон естественного отбора, самый могущественный из законов живой природы, самый безжалостный и «аморальный» среди них, постоянно обрекавший на гибель подавляющее большинство рождавшихся живых существ, закон уничтожения слабых, больных,   в определенных условиях - и именно в тех условиях, в которых создавалось человечество - породил и закрепил инстинкты и эмоции величайшей нравственной силы… (Родословная альтруизма (Этика с позиций эволюционной генетики человека), http://www.ethology.ru/library/?id=29).

А теперь предлагаю познакомиться с моральным обликом атеиста В.П. Эфроимсона и сравнить его с нравственным уровнем и культурой  православных пастырей и их советников по культуре.



Владимир Павлович говорил о себе довольно часто: «Вообще-то я трус, но я не могу молчать, когда творится несправедливость». Но надо было видеть Эфроимсона зимой 1985 года, чтобы правильно понять эти слова… В тот вечер в Политехническом музее московской «научной общественности» впервые показали очень смелый по тем временам фильм «Звезда Вавилова».

После просмотра фильма на сцену Политехнического музея вышли известные отечественные ученые. Они уселись вдоль длинного стола, из-за которого по очереди поднимались, выходили к трибуне и говорили о филь­ме… Они произносили какие-то вялые, округленные фразы о трагической судьбе Вавилова, не говоря, в чем же трагизм судьбы. Они бормотали что-то о каких-то «злых силах», не называя этих сил… Были сказаны слова об «очень большой несправедливости» (в общем, смерть нестарого человека - всегда несправедлива)… Видно было, что все ораторы чувствуют свою сме­лость и гордятся и собой, и создателями фильма, и тем, что все это происхо­дит не во сне, а в реальной жизни… И после всего этого, когда все ораторы уже выступили, Владимир Павлович, которого никто выступать не пригла­шал, вырвался на сцену, и кивнув академику Раппопорту (он уважал его и всегда восхвалял смелость и отвагу Иосифа Абрамовича), произнес, вернее - прокричал в микрофон, оглушая зал, - жуткие, страшные слова.

То, что он говорил, ввергло присутствующую в зале «московскую на­учную интеллигенцию» в столбняк. Это был шок. Я хочу привести слова Вла­димира Павловича Эфроимсона полностью.

«Я пришел сюда, чтобы сказать правду. Мы посмотрели этот фильм… Я не обвиняю ни авторов фильма, ни тех, кто говорил сейчас передо мной… Но этот фильм - неправда. Вернее - еще хуже. Это - полуправда. В филь­ме не сказано самого главного. Не сказано, что Вавилов - не трагический случай в нашей истории. Вавилов - это одна из многих десятков миллионов жертв самой подлой, самой бессовестной, самой жестокой системы. Системы, которая уничтожила, по самым мягким подсчетам, пятьдесят, а скорее - семьдесят миллионов ни в чем не повинных людей. И система эта - стали­низм. Система эта - социализм. Социализм, который безраздельно властво­вал в нашей стране, и который и по сей день не обвинен в своих преступле­ниях. Я готов доказать вам, что цифры, которые я называю сейчас, могут быть только заниженными.

Я не обвиняю авторов фильма в том, что они не смогли сказать прав­ду о гибели Вавилова. Они скромно сказали - «погиб в Саратовской тюрь­ме»… Он не погиб. Он - сдох! Сдох как собака. Сдох он от пеллагры - это такая болезнь, которая вызывается абсолютным, запредельным истощением. Именно от этой болезни издыхают бездомные собаки… Наверное, многие из вас видели таких собак зимой на канализационных люках… Так вот: великий ученый, гений мирового ранга, гордость отечественной науки, академик Ни­колай Иванович Вавилов сдох как собака в саратовской тюрьме… И надо, чтобы все, кто собрался здесь, знали и помнили это…

Но и это еще не все, что я хочу вам сказать…

Главное. Я - старый человек. Я перенес два инфаркта. Я более два­дцати лет провел в лагерях, ссылке, на фронте. Я, может быть, завтра умру. Умру - и кроме меня вам, может быть, никто и никогда не скажет правды. А правда заключается в том, что вряд ли среди вас, сидящих в этом зале, най­дется двое-трое людей, которые, оказавшись в застенках КГБ, подвергнув­шись тем бесчеловечным и диким издевательствам, которым подвергались миллионы наших соотечественников, и продолжают подвергаться по сей день лучшие люди нашей страны, - вряд ли найдется среди вас хоть два человека, которые не сломались бы, не отказались бы от любых своих мыслей, не отреклись бы от любых своих убеждений… Страх, который сковал людей - это страх не выдуманный. Это реальный страх реальной опасности. И вы долж­ны это понимать.

До тех пор, пока страной правит номенклатурная шпана, охраняемая политической полицией, называемой КГБ, пока на наших глазах в тюрьмы и лагеря бросают людей за то, что они осмелились сказать слово правды, за то, что они осмелились сохранить хоть малые крохи своего достоинства, до тех пор, пока не будут названы поименно виновники этого страха, - вы не мо­жете, вы не должны спать спокойно. Над каждым из вас и над вашими деть­ми висит этот страх. И не говорите мне, что вы не боитесь… Даже я боюсь сейчас, хотя - моя жизнь прожита. И боюсь я не смерти, а физической боли, физических мучений…

Палачи, которые правили нашей страной, - не наказаны. И до тех пор, пока за собачью смерть Вавилова, за собачью смерть миллионов узни­ков, за собачью смерть миллионов умерших от голода крестьян, сотен тысяч военнопленных, пока за эти смерти не упал ни один волос с головы ни од­ного из палачей - никто из нас не застрахован от повторения пройденного… Пока на смену партократии у руководства государства не встанут люди, отве­чающие за каждый свой поступок, за каждое свое слово - наша страна будет страной рабов, страной, представляющей чудовищный урок всему миру…

Я призываю вас - помните о том, что я сказал вам сегодня. Помните! Помните!»

Это - декабрь 1985 года. Я спросила его, когда мы плелись от Поли­технического к метро «Дзержинская», - почему он так кричал в микрофон? Он ответил: «Я боялся, что меня и на этот раз не услышат…»

В зал Политехнического музея вмещается не очень-то много людей. Несколько сотен Но то, что происходило на глазах этих нескольких сотен людей, можно назвать подвигом…

Правда, можно было назвать и по-другому.

Через несколько месяцев я обратилась к одному из советских генети­ков, о котором Владимир Павлович всегда отзывался с огромной симпатией… Обратилась по делу, за помощью в очередных издательских делах Эфроимсона… И услышала от генетика-академика, директора большого института: «Вы понимаете, Владимир Павлович - человек, конечно, замечательный… Но он, как бы вам сказать… Вы ведь слышали его выступление в Политехническом? Ну вот… Он все же не совсем… Не совсем нормальный… Конечно, у него была такая тяжелая жизнь. Но все-таки, так нельзя… Вы ведь понимаете?»

Понимала ли я его? Да, вполне. Для этого достаточно было сравнить судьбу этого академического ученого с судьбой Владимира Павловича.

Выступление в Политехническом было безумным… по степени своей смелости, откровенности. Очередной «безумный» поступок Эфроимсона… Можно ли и его понять в пределах нашего простого человеческого разума Это - уже за порогом земных счетов… Для нормального советского академи­ка Эфроимсон конечно был ненормален.

Нормальный - ненормальный… Был ли Владимир Павлович хоть в чем-то таким же нормальным, как тысячи и тысячи его коллег?

Может ли «нормальный» человек работать по 18 часов в сутки десятки лет подряд, в сущности, всю жизнь? Может ли «нормальный» человек тратить на перепечатку запрещен­ных книг всю свою зарплату, рискуя при этом свободой?

Может ли «нормальный» человек раздавать почти всю зарплату своим аспирантам (пока они у него были), а потом пенсию - в фонд политзаклю­ченных, а потом, когда пенсии едва хватало на жизнь - продукты из своих «ветеринарных пайков», то бишь «продуктовых заказов для ветеранов войны» в лагеря, в ссылки или семьям политзаключенных? И лишь потому, что не все были разрешены для передачи, не все принимали на почте… И не один раз, не два - всегда!

Может ли «нормальный» человек отдать свою квартиру запрещенной газете «Экспресс-Хроника» и поселить в ней ненавидимого властями, пресле­дуемого КГБ Сашу Подрабинека?

Может ли «нормальный» человек говорить вслух то, что сказал Эфро­имсон в Политехническом, когда о «Мемориале» еще никто и не заикался?

Может ли «нормальный» человек всю жизнь бороться отнюдь не с ветряными мельницами, а с безжалостной машиной, главной целью которой всегда было одно - уничтожать все, что не кажется ей нормальным?

Еще один теленок, который бодался с дубом? Владимир Павлович Солженицына не просто любил. Чтил и уважал - безгранично. О нем, об Эфроимсоне, ведь тоже рассказано в Архипелаге…

Мог ли «нормальный» человек, собиравший десятилетиями огромный архив по лысенковщине, отдать его целиком Жоресу Медведеву, чтобы тот написал и издал (только быстрее! быстрее!) книгу о Лысенко?

Мог ли «нормальный» человек открыто говорить правду в глаза власть предержащим, не заботясь о том, хотя и понимая прекрасно, что именно от нее (от номенклатурной шпаны!) зависит, станет ли он членом Академии на­ук, издадут ли его очередную книгу ..

Видимо, все дело в том, что считать нормой.

Владимир Павлович и «все понимающий» академик в это понятие вкладывали разное содержание.

Норма Эфроимсона оказалась столь же высокой, или может быть да­же, настолько завышенной (хочется сказать - возвышенной), как и те удиви­тельные слова, которые не смогли прочесть тысячи людей в его статье «Родословная альтруизма», увидевшей свет в 1971 году в журнале «Новый мир» (эти абзацы были сняты подневольными редакторами, чтобы хоть в та­ком виде статья увидела свет).

Он писал: «История показывает, что идеология, противоречащая че­ловеческой совести, для своего поддержания нуждается в таком мощном чиновничье-шпионско-полицейско-военном аппарате подавления и дезинфор­мации, при котором очень затруднен подлинный накал свободной коллек­тивной мысли, необходимой для самостоятельного прогресса…

Специфика эволюционного развития человечества такова, что естест­венный отбор был в очень большой степени направлен на развитие самоот­верженности, альтруизма, коллективизма, жертвенности. Эгоизм очень спо­собствует выживанию индивида… Но род, не обладавший биологическими основами мощных инстинктов коллективной защиты потомства и всей груп­пы, обрекался на вымирание, на истребление групповым отбором…Фундаментальное значение для судеб народа приобретает вопрос о том, по каким же индивидуальным особенностям идет социальный отбор, то есть отбор в группы, концентрирующие в своих руках социально-экономическое могущество, в чем бы оно ни выражалось в земельных ли владениях, во владениях ли средствами производства, деньгами, печатью, ки­но, радио, телевидением, государственной властью и возможностью ее рас­пределения, возможностью устанавливать ценностные критерии для подвла­стных масс Огромную роль играет специфика социального отбора, социаль­ного подъема, продвижения верх по имущественной, иерархической, касто­вой, классовой лестнице, передававшей власть в руки вовсе не наиболее дос­тойным людям, стремящимся утвердить в обществе доброе начало. Наоборот, социальный отбор постоянно подымал на верхи пусть и энергичную, но пре­жде всего наиболее властолюбивую, жадную, бессовестную прослойку чело­вечества».

И там же он привел высказывание - чье, не знаю: «Принцип госу­дарства деспотического беспрерывно разлагается, потому что он порочен по своей природе Другие государства гибнут вследствие особенных обстоя­тельств, нарушающих их принципы, это же погибнет вследствие своего внут­реннего порока»

Но тогда, во мраке следующих один за другим процессов над право­защитниками, во мраке трехлетия после подавления Пражской весны, в бес­просветной и отчаянной безнадежности тех лет даже «отредактированные» странички «Родословной альтруизма» прозвучали как слова надежды'

«Эволюционно-генетический анализ показывает, что на самом деле тысячекратно осмеянные и оплеванные этические нормы и альтруизм име­ют также и прочные биологические основы, созданные долгим и упорным, направленным индивидуальным и групповым отбором»

Человек разумный - это прежде всего человек этичный. Так именно было сформулировано кредо профессора Эфроимсона. И своей жизнью он доказал нормальность, истинность и осуществимость этого кредо.
Про Владимира Павловича Эфроимсона отсюда. Советую почитать.

нравственность, Культура имеет значение, мораль, Религия

Previous post Next post
Up