- Лётчик?
- Иногда... Вообще-то, я - эндокринолог...
«Мимино»
- Лодку хочу, - вкрадчиво сообщил Васильич, внимательно отслеживая мои реакции.
- Шо, опять?!! - подскочил я. - А тех двух мало?!
- Хочу, - удрученно сказал Васильич, - хочу и всё...
- Ты псих, - проинформировал его я, - ты лучше марки собирай. Или рыб фарфоровых...
- Рыб я уже всех собрал, - отмахнулся он, - теперь лодку надо.
Я много пью. Я пью всё, кроме напитка «Тархун». Но, несмотря на то, что я почти алкоголик, я еще помню многие вещи.
- В тот раз ты сказал, что 26 метров тебе мало. Ты купил лодку длиной 60 метров. Сейчас тебе скоко надо? 100? 200? И что это за идиотское занятие вообще - пароходы собирать!
- Мне маленькую надо, - пожаловался Васильич.
- А та, которая двадцать шесть?...
- Это много...
- То тебе много, то тебе мало...
- Я парусную хочу... Hallberg, или Moody, или Discovery, или Southerly... Ты какие еще знаешь?
Я, как сообщал уже ранее, знал только «казанку», поэтому так и сказал:
- La Casanca... А ты свою где возьмешь?
- Ну, например, в Швеции. А оттуда перегоню на Мальдивы.
И тут я зачем-то спросил:
- А шкотовый у тебя есть?
Вообще-то я не знаю, для чего нужен шкотовый. Непонятное слово. Не космонавт, не пожарник, даже не штурман. Шкотовый. Гм... Мне кажется, шкотовый, - он должен шкодить и всё. Как говорил Форрест Гамп «tha' all I ca' saay 'bout tha'».
Однако, Васильича мой вопрос даже обрадовал:
- Шкотовый-то у меня как раз уже есть!
- Кто?! - вскочил я.
- Ты, - сказал Артур.
Я сел и налил.
- Спасибо.
- Не за что. ...Между прочим, ты не расскажешь, что вы, шкотовые, вообще-то делаете и на фиг вы нужны? А то я как-то без понятия...
- Ну, мы, шкотовые, обычно, когда идём по лееру с бака на ют... - затянул было я, но живо опомнился: - Алё! А я не понял - мы шо - правда, опять куда-то намылились?
Васильич сунул мне стакан, пододвинул камамбер и сказал:
- Чокнемся!
- Уже... - ответил я. - С тобой я себя никогда нормальным не чувствовал. Зачем ты камамбер к водке купил?
- А где я тебе «Дружбу» достану?! - удивился Васильич. - Выпей «Тархуна»... И ничего не бойся. Я ничего не боюсь, если у меня в трюме сидит надежный шкотовый, а он уже есть. Я в тебя верю. А «Дружба» будет: в Швеции купим...
«Дружба», блин! Это вам не камамбер под водку... Я дружу с Артуром уже 15 лет и само понятие «дружба» вечно налагает то на него, то на меня откуда ни возьмись выскакивающие обязательства. Поэтому, на следующий же день после нашего разговора я все сделал как русский человек: вздохнул, выматерился, перекрестился, всплакнул, вспомнил старушку-мать и записался в яхтенную школу.
- Они не хотят меня учить на шкотового, - сказал я Артуру вечером. - Они сказали, будут учить меня на капитана.
- Очень хорошо! - обрадовался Васильич. - Мы дружим 15 лет. Должен же у меня быть, наконец, пятнадцатилетний капитан? Это ж ты будешь как коньяк...
У нас есть заветная мечта: мы хотим вместе уйти в запой. Ни он, ни я там еще не были, а люди, которые там постоянно пребывают и иногда оттуда показываются, не внушают нам доверия. Нам кажется, они неправильно пользуются возможностью уйти в запой. Мы все сделаем иначе, но пока об этом можно только мечтать. Только собрались, например, а тут на тебе! - яхтенная школа.
...Целый месяц я усердно ездил учиться на Китай-город, шаманил со штурманской линейкой и заучивал огни, бормоча под нос: «Светлая голова, красный нос - лоцман при исполнении лоцманских обязанностей: вертикально белый, а под ним красный огни, в тумане - 4 коротких гудка», и тому подобную ерунду, о которой совсем недавно даже и не думал.
Наконец, прошло последнее занятие по навигации, на котором я довольно похоже изобразил план морского перехода, стесняясь проложил его по карте и довольно красиво размалевал. Мне сказали, что из меня получился б неплохой штурман, если б я учитывал, что маяки днем не светят, а прокладка курса по подводным камням вообще до добра не доводит.
Тем не менее, я был горд. Я снова хотел в море. Впрочем, в моем сознании как раз само море занимало очень мало места: я видел как я отхожу от причала и как подхожу к нему. По-моему, настоящий моряк должен проводить больше времени на берегу, а не в море. Ну что там, в том море, делать? Там же кругом одна вода! Зато на берегу чего только нет!...
Я снова стал подростком. В конце концов, можно 15-летнему капитану помечтать так, как он это делал, когда ему и вправду было пятнадцать и ничего ближе к морской реальности чем "Одиссея Капитана Блада" он не знал?!.. Одним словом, я представлял себе, что попаду минут на пять в какой-нибудь шторм, а потом вернусь на месяц в порт и стану околачиваться в портовых притонах, метя клёшем нечистые полы кабаков.
Портовые шлюхи будут встречать меня радостными воплями, я буду сплёвывать бетель (надо бы обзавестись бетелем!), у меня в карманах станет водиться звонкая монета, с утра я стану подкрепляться доброй чаркой рома, а моем окованном медью сундучке будет храниться размытое слезами последнее письмо моей вдовы, потертый секстант и Apple i-Pad 64 Gb. Аж пальцы на ногах от удовольствия скрючились!...
В таверне «У якоря» я кину на стойку гульден (или талер) и закажу «моего», после чего одноногий бармен, дробно стуча деревяшкой, нальет мне какой-то невыразимой бурды, которую я, крякнув, буду лихо сглатывать.
У сингапурских пиратов будет мой Skype и мы будем обсуждать по нему какие-то наши общие темные делишки. В каждом порту у меня будет по жене и отдельно по мулатке, которым я стану дарить дешевые бусы и - иногда - дорогие платки. Жизнь представлялась раем.
В таком чудесном настроении я умотал в Черногорию на двухнедельную парусную практику. Я полагал, что на две недели меня на портовые притоны хватит.
Надобно сказать, что первый прокол вышел со звонкой монетой: у меня в кармане лежали 1200 евро. 500+500+200. Они не то что не звенели - они, собаки, были такие новые, что даже не шуршали.
Потом - клёш. Тут тоже облом: у меня были только шорты и я не знал до какого это состояния надо допиться, чтоб краями шорт мести полы в кабаках.
Хуже всего - портовые шлюхи. Шлюхи - это очевидная лакуна в истории моей жизни. Все, что мне о них достоверно известно, было сообщено мне опытнейшими сверстниками примерно классе в четвертом. Многое забылось. То есть, я, в принципе, был не против, чтоб они встречали меня радостными возгласами, вроде: «Малютка Джонни, подари мне ночь, красавчик», только я понятия не имел, что с ними дальше-то делать. Во-первых, какой из меня на хрен «Джонни» и «малютка», а, во-вторых, какие, на фиг, шлюхи, если я так опрометчиво запланировал на каждый порт жену плюс мулатку? (Жена и мулатка взялись из "Острова Сокровищ"). Я подозревал, что жена-то с мулаткой к шлюхам меня точно не пустят, а возьмут за ноги и будут трясти, пока из шортов не высыплются все гульдены, талеры, бусы и платки. Можно было бы развести всю эту компанию по разным портам, но собранность образа, созданного на заре туманной юности, уже начинала разрушаться. Хорошо, хоть попугая я себе не придумал!
Портовый кабак «У якоря» оказался рестораном «Арарат», где у каждого официанта было по две ноги и никакой деревяшки. Сингапурские пираты про меня и слышать не хотели. Я от них, сволочей, ни одного письма не получил. Самым темным из моих делишек оказалось упрятывание под пол каюты (под паёлы) галлона виски, что я сделал незамедлительно после того, как услышал о сухом законе, принятом на лодке. Потом я пил сам и спаивал оба экипажа, в которых оказался.
Бодро вступив на яхту, я тут же вписался глазом в какую-то натянутую железяку. «Это ахтерштаг», - объяснили мне. Я сделал второй шаг и упал в какую-то дыру. «Это рундук», - сказали мне. Держась за ахтерштаг, я вылез из рундука, и ударился обо что-то, что оказалось сверху. «Гик грота, - услышал я, - тут топенант, тут риф-шкентель, а это вот, где ты палец защемил, - стопор грота-фала».
Я понял, что неповрежденных мест на моем теле осталось меньше, чем названий, которые надо выучить. К тому же я попробовал оттолкнуть ногой от нашего борта другую яхту, которая пошла от причала, и два железных троса, двигавшихся один вперед, другой - назад, проехали мне между ног. Не то, чтоб я так уж берег это место... но, все-таки, кто знает, что в жизни может понадобиться, а тут вот прямо так?..
В общем, когда я вышел на пирс, походка у меня была не то, чтобы морская, а какая-то крабья. Мулатки отшатнулись. «Не бойтесь, - сказал им я, стараясь улыбаться, - я и раньше-то на женщин не бросался, а теперь и вовсе неопасный стал...»
Так началось мое обучение. Всю первую неделю я бился обо что попало, а попадалось мне все подряд. Я выучил название снастей наизусть. Я помнил, что синяк на плече - от гака рифа, что левая коленка содрана о полуклюз, фингал - это память о анеморумбометре, свернутый палец - шкот стакселя и т.д....
Две недели под изнуряющим солнцем, многократно отраженным от зеркала Адриатики, я тянул шкоты, вязал кранцы, бросал швартовы и, в общем, стал неплохим шкотовым. Нас было шестеро курсантов на 44-футовой яхте. Седьмым был инструктор. На второй неделе обучения нас рассадили по двум лодкам, по три человека на каждой, и отправили в Италию.
Погода была чудесной и вечером, отойдя от берега миль на 30-35, мы искупались. А после этого солнце село в тучу и началось! Хлынул такой ливень, что воду можно было пить взахлёб, слегка оттопырив нижнюю губу. Один из иллюминаторов в моей каюте забыли закрыть и каюта за минуту превратилась в болото.
Потом началась гроза. Инструктор сказал, что таких молний в его морской жизни еще не было. Самым глупым из курсантов оказался я, потому что так и не понял, что мне обязательно должно быть страшно.
- Ты хоть понимаешь, что у нас мачта железная?
- Ну, понимаю, - вроде понимал я.
- И понимаешь, что молния на море должна ударить именно в мачту?
- Ну... понимаю, - делал вид, что понимаю я.
- А чего ж не боишься?
- Боюсь, - врал я.
Я на самом деле не понимал, что можно погибнуть. Мне говорили, что мачта падает, ванты плавятся и прошивают людские головы, что мокрых людей кладет молнией на месте и так далее, а я слушал и думал: «Не, ну в меня-то не попадет же...».
…Привязанные страховкой, в спасжилетах, старательно выдерживая курс в 210 градусов на бакштаге со скоростью семь с половиной узлов мы пришли в Италию. Волна ночью была небольшая - до 2,5 метров, но экипажи все равно рвало, хотя своих мест никто не покидал. Из 20 часов хода мы спали час. Вторую лодку в грозу мы потеряли и обнаружили ее только на подходе к Бриндизи.
Потом отсыпались. Потом шли обратно в Монтенегро. На обратном пути меня назначили капитаном и отобрали GPS. Мы шли по штурманскому счислению и ошиблись миль на десять. Рано утром мы ошвартовались в родной марине и начали готовиться к экзамену. Навигация, устройство яхты и управление ею, международные правила предупреждения столкновений...
В общем, я сдал экзамены. Теперь я - Bareboat Skipper и VHF Operator. И только сейчас я понял, как много мне еще нужно тренироваться, чтоб нас с Артуром не ухайдакало прямо возле Швеции. Поэтому осенью мне снова надо в Черногорию. Звонкая монета, портовые притоны, «Джонни, красавчик» и все дела. Надо учиться настраивать паруса и ловить ветер. Я снял кино о своем обучении. Только там не видно, как нам было тяжело. Снимаешь ведь тогда, когда не носишься с кормы на нос, не тянешь шкоты, не выволакиваешь муринг, не складываешь грот. Поэтому, всем кажется, что яхтинг - это просто отдых. Это не так. Послушайте капитана - это совсем не так. Теперь я это знаю. Но, все равно, я жду нового выхода в море, а пока просто пью. Я много пью. Я пью всё, кроме напитка «Тархун»...
P.S.
- Сдал? - спросил Артур.
- Сдал, - кивнул я.
- А я тебе подарок купил, - сказал Артур. - Apple i-Pad 64 Gb!
- Спасибо, - обрадовался я. - Положи его в мой матросский сундучок. Там, между потертым секстантом, "Островом Сокровищ" и картой Южной Адриатики...
P.P.S. Совсем забыл. Почти все фотографии в этом репортаже сделаны еще одним капитаном - Димой Александровым. Неделю мы были в одном экипаже, а в Италию шли на соседних лодках. Димка снимал фото, а я кино.
Если у вас есть время, - смотрите. Кино вот оно: