НИКОЛАЙ ТАРАСОВ: ПЕРЕПЛЫТЬ МОРЕ ПАМЯТИ
Николай Тарасов с сыном Жизнь Николая Григорьевича похожа на приключенческий сериал длиной… уже в 92 года. Бывший моряк написал книгу воспоминаний «Юнга послевоенной Одессы», где каждый рассказ - страничка его жизни, неподкупной в любви и труде. А если читать между строк, то самобытный фрагмент не казенной истории страны и флота
Не видит, но чувствует
Николай Тарасов с внуком
- То, что годы идут, хорошо. Но в какую сторону! - шутит «дед». И, вздохнув, разводит руками: в день рождения 10 декабря его уже не пришли поздравить товарищи молодости - первенцы Одесской школы юнг.
Однако рукопожатие его крепкое. За время беседы не прозвучало ни одного намека на плохое самочувствие. Врачи, обследуя его, не нашли ни одной серьезной болезни и поставили пространный диагноз: «возрастные изменения». Но в споре с природой еще никто не выиграл. Сказалась усталость слушать этот мир, полный проблем и жалоб. И когда у Николая Тарасова разряжается батарейка слухового аппарата, он говорит, не слыша своей речи. Только профессионально натренированный слух механика, привыкшего даже во сне слушать шум двигателя, позволяет сохранять чутье слова.
Еще большей бедой последних двух лет стало прогрессирующее ухудшение зрения. Словно мир линий и красок затянуло непроницаемо-густым морским туманом. Однако Николай Григорьевич, еще будучи кочегаром, брался с завязанными глазами забрасывать уголь в топку. И как хороший механик в машине может уверенно найти любой клапан в темноте, если не дай Бог, судно обесточится, так и он сейчас прекрасно ориентируется в пределах своего дома. У него просчитаны шаги до дверей, отработаны движения, благодаря чему он безошибочно находит нужную вещь, набирает номер на диске телефона, разжигает газовую плиту, чтобы сварить борщ, и, чуть опустив палец в стакан, наливает чай аккурат «по марусин поясок».
Перед тем, как пригласить к столу, Тарасов, приосанясь, поинтересовался, как он выглядит, -- возраст не выветрил офицерства из сознания. Так бы каждому выглядеть, кто разменял десятый юбилейный десяток: седые, но достаточно густые волосы, умное, чуть утомленное лицо, ловкие ищущие пальцы.
- А тут в комнате я делаю зарядку и заканчиваю комплекс тридцатью приседаниями, - говорит он. И от этого факта исходит неистребимый оптимизм - способ преодоления любых невзгод.
Ежика не отведаете?
Весной 1944-го в степное село северного Крыма, к которому фашисты пригвоздили семью Тарасовых, пытавшихся эвакуироваться из Одессы, потрясла весть о том, что Одесса - освобождена! И в глазах 15-летнего Николая снова загорелась мечта из двух самых престижных среди пацанов профессий моряка и летчика выбрать… конечно же, первую.
К этому времени ему довелось попробовать каблука полицаев, познать горький труд земледельца по принуждению. Пахал на лошадях, на коровах, на волах. Сбрасывал вилами тяжелые охапки сена, сидя на примитивной жатвенной машине лобогрейке. Сила, которой налились мышцы, не покидала его. В ходе разговора Николай Григорьевич достал картонный пакет с фотографиями и показал, каким был в молодости. Объектив запечатлел стоящего на палубе крепыша с обнаженным торсом - настоящего одесского «буца». Выставив прямую руку под углом 45 градусов он, улыбаясь, держал на весу пудовую гирю. В книге Тарасова есть рассказ и о таком подвиге, когда он за вахту сам выгрузил на спор 25 тонн угля из бункера танкера «Торос».
Еще более важным приобретением стала стойкость духа, в целом свойственная поколению дедов, переживших в далеком детстве войну и голод. Выжить - этого требовала природа, и никто не перечил ее законам.
- Я ловил зайцев на петлю, пока пас лошадей, - рассказывает Николай Тарасов о своем рационе. - А потом приспособился ловить ежей. Их мясо, если его как следует обработать и приготовить, по вкусу не уступит свиному. Еще пекли лепешки из двух-трех пригоршней ячменя, извиняюсь, «прихваченных» за пазуху из мешка, пока полицаи таращились на молодух.
Но вот, переглянувшись с товарищем, он решил ехать в Одессу.
Колька Крымский
И засвистел в ушах ветер на тряских буферах товарняков, обдало паровозной гарью крышу вагона, на которой, цепляясь за края, держались два юных энтузиаста. Майская Одесса встретила цветущей акацией, усталой, но светлой улыбкой никогда неунывающего города. Мостовая из крепкого, как кукурузный початок, булыжника вывела на Большую Арнаутсткую, 2, где создавалась Школа юнг (сейчас там общеобразовательная школа №101). Такие были на скорую руку созданы в шести освобожденных портах. В Одессе было задумано образовать 3 взвода матросов, 2 взвода машинистов и 1 взвод мотористов. Цель школ была приспособить к порядку армию беспризорников.
Многие уже пристрастились к безответственной жизни попрошаек, примкнули к криминалу, приспособились воровать. Так, на Арнаутской толпилось человек сорок хулиганов, мошенников, жиганов и пройдох, соблазнившихся слухами о том, что здесь «готовят на моряков», а главное, «дают харч».
А до получения каши кто лазал по фруктовым садам, кто по карманам. Николай ловил рыбу на Ланжероне. Там же будущая элита флота стирала рубашки, давила камнями заедавших вшей и отмачивалась в соленой воде от зуда.
- У меня тогда был табак. Душистый, забористый, - вспоминает Тарасов. - Двое юнгачей почувствовали дымок, попросили закурить. Я поделился и сказал, что табак мой крымский, взятый в дорогу. А раз так, сказал мне приятель, будем называть тебя Коля Крымский. Это был Толя Харченко. Потом в 70-х годах он стал заместителем министра внутренних дел Украины. А бросил я курить 1 апреля 1952 года. Сказал: «Не буду», - и больше в жизни не сделал ни затяжки.
Непатриотичные штаны
- Это сейчас модно щеголять в джинсах с драными коленями. А в 45-м так ходили оборванцы из-за нужды, - продолжает Николай Тарасов. - На мне болтались брюки, сшитые из немецкого вещевого мешка. Мало того, что они и сидели мешком. На задней части, ну там, где расположена… «мадам сижу», заметно просвечивала сквозь покраску раствором подсолнечной золы свастика.
Штаны были непатриотичными. И одна женщина на улице Канатной обратила на это внимание: «А ну сымай эту гадость!». Но ведь без штанов нельзя! Однако женщина принесла брюки погибшего на фронте мужа и дала, чтоб носил и не срамился. Случай вспоминается как первая встреча с одесским юмором: въедливым, колким, чуть даже нахальным. Но - добрым.
Самая высокая труба
Первое судно, хоть и не первая брачная ночь, но моряку памятно! Это был пароход «Кузьма Минин», полученный по репарации от немцев. Поднабрав там кочегарского опыта с комсомольской лопатой, Тарасов поехал в побежденную уже Германию на приемку судна «Механик Герасимов»: нос - утюгом, с клепаными бортами! И главное - самая высокая труба! Она создавала естественную тягу двухтопочным котлам. По торчащей выше других трубе судно первым и опознавали на рейде.
- Здесь же встретилась женщина, с которой прожил 68 лет. Это самое дорогое воспоминание! Мне, женатому человеку, пристало быть образованным, и я пошел на курсы механиков в знаменитую «школу Розенблюма» (Учебно-курсовой комбинат ЧМП»), о ней есть новелла у моряка-писателя Аркадия Хасина. Мне платили по среднему за обучение столько, что я мог содержать семью. А теперь, наоборот, студенты платят за получение отметки на экзамене и диплома. Негласно, однако, много, - смеется Тарасов. - События меняют галс.
Воспоминания удлиняют жизнь
Рассказы Николая Григорьевича поражают подробностями. Свою отличную память он объясняет тем, что всю жизнь вел дневники. И собрал коллекцию из 408 открыток с видами мест, где побывал: жизнь в картинках. Каждая - датирована и подписана.
Это совет, который он дает всем, кто хочет сохранить здравый ум в старости. Еще - высоко ставит пользу физического труда. Вынашивает замысел написать о проблемах долголетия.
Может, и о снах, долгих, как морские мили, приходящих на смену бессоннице. В советское время и работа, и флот были другими. И климат - тоже. Так, зимой 1954-го море замерзло вплоть до острова Змеиный. Тогда он перешел механиком на паровой ледокол «Ленин», где на вахте нужно было обслуживать 8 котлов.
Снятся турбоходы типа «Ленинский комсомол», как он, включив сопла четвертой группы, обставил таиландский сторожевик, решивший похулиганить с преследованием. Как на «Хирурге Вишневском» поратовал, чтобы внук легендарного хирурга был принят в семью моряков, сделав рейс в качестве судового врача. Как был под обстрелами во Вьетнаме первым освоил безвахтенное обслуживание на автоматизированных судах.
Итогом морской деятельности стали заходы в 204 порта, принадлежащие 67 странам мира. Жаль только, не перешел на работу «под флаг», чтобы почувствовать свободу и европейский заработок.
Помнятся и друзья-юнгачи. На фото 1947 года при выпуске их более 200. Теперь их имена - противовес одиночеству. Недавно умер его хороший товарищ молодости стармех Алексей Романенко. На 92-м году подкосило здоровье бывшего капитана пассажирского флота Василия Веселовского, с которым уже невозможно перезваниваться, потому что он отказывается от пользования слуховым аппаратом. Неизвестно, жив ли стармех Николай Лазарев. 3 года назад дочь забрала в Москву бывшего старпома Петра Теселкина, жившего одиноко на поселке Котовского. Потеряна связь с Ильей Венгровым, который не пошел на флот, посвятив себя науке. Остальных уже нет. Природа совершает свой обряд смены поколений.
Николай Тарасов огорчен тем, что флота нет, а моряки теперь не в почете. Не верит лозунгам о возрождении флота, потому что страна, помимо отсутствия тоннажа, отрезана от преемственности и традиций, питавших дух, формировавших психологию моряка. Сам же он, имея ряд наград, чтит только свое звание Почетного работника морского флота СССР.
Старики очень ценят даже крупицу внимания, воздавая за него слезой благодарности. Память удлиняет их жизнь, она же и мучает. И просит быть облеченной в слово, которое должно быть выслушано.
Владислав КИТИК
«Моряк Украины», № 51 от 25.12.19-го