Путешествие из Петербурга во Владивосток
Рейс Москва-Владивосток оказался сложным. Началось все с того, что, стоя в очереди на посадку, чужой ребенок выдрал мне клок волос. Когда я, с ошалевшими глазами обернулась в попытке возмутиться, безмозглые родители невоспитанной личинки, назвали меня истеричкой, хотя я даже слова сказать не успела. Если бы не муж яжематери, в лице двухметрового детины, клянусь, и ребенок, и мамашка получили бы от меня таких волшебных пенделей, что на всю жизнь запомнили бы этот момент.
Остаток времени до вылета я провела на взводе. Когда я увидела сколько детей летит в опасной близости от моего места, мне стало совсем нехорошо. Пока самолет готовился взлететь, среди родителей началось волнение быстро переросшие в недовольство. Что они там требовали, я не знаю, но переводческие крики "у меня же ребенок!" и "а с Аэрофлотом таких проблем не было!" меня раздражали до скрежета в зубах.
Как только самолет поднялся в воздух, кондиционер включили на такую мощность, что я всерьез стала беспокоиться за свою жизнь - при такой температуре можно легко замерзнуть насмерть. А кофта, взятая с собой в ручной кладе, была безнадежно залита бутылкой воды. На мою просьбу принести плед, бортпроводница ответила, что по новым правилам пледы полагаются только детям до четырех лет. Надо ли говорить, что моя ненависть к детям в тот момент достигала критической отметки.
Спустя несколько часов температуру на борту все-таки повысили, но ровно до тех пор, пока традиционно какой-то даме не стала душно.
Так я и летела оставшиеся 7 часов дрожа от холода.
Родной город встретил меня хмурым небом и невыносимой духотой. Тело мое в один миг покрылось испариной, а одежда стала тяжелой от влаги.
Обзвонив родных, я, еле живая рухнула на кровать.
А вечером, заказывая свои любимые роллы в кафе, наблюдала как по диагонали окна двигается новенький корейский автобус.
Ближе к полуночи, навестив самых близких, я шагала по косе Токаревской кошке, слушая нежный шелест гальки под ногами, и спокойный рокот волн.
Красный, мигающий фонарь маяка, соленный ветер и мерный раскат волн вернули меня из огромного, фантастически красивого Петербурга домой, во Владивосток - в его узкие улицы с праворульными авто, дороги, уходящие в небо и море, без которого немыслима моя жизнь.
Остаток времени до вылета я провела на взводе. Когда я увидела сколько детей летит в опасной близости от моего места, мне стало совсем нехорошо. Пока самолет готовился взлететь, среди родителей началось волнение быстро переросшие в недовольство. Что они там требовали, я не знаю, но переводческие крики "у меня же ребенок!" и "а с Аэрофлотом таких проблем не было!" меня раздражали до скрежета в зубах.
Как только самолет поднялся в воздух, кондиционер включили на такую мощность, что я всерьез стала беспокоиться за свою жизнь - при такой температуре можно легко замерзнуть насмерть. А кофта, взятая с собой в ручной кладе, была безнадежно залита бутылкой воды. На мою просьбу принести плед, бортпроводница ответила, что по новым правилам пледы полагаются только детям до четырех лет. Надо ли говорить, что моя ненависть к детям в тот момент достигала критической отметки.
Спустя несколько часов температуру на борту все-таки повысили, но ровно до тех пор, пока традиционно какой-то даме не стала душно.
Так я и летела оставшиеся 7 часов дрожа от холода.
Родной город встретил меня хмурым небом и невыносимой духотой. Тело мое в один миг покрылось испариной, а одежда стала тяжелой от влаги.
Обзвонив родных, я, еле живая рухнула на кровать.
А вечером, заказывая свои любимые роллы в кафе, наблюдала как по диагонали окна двигается новенький корейский автобус.
Ближе к полуночи, навестив самых близких, я шагала по косе Токаревской кошке, слушая нежный шелест гальки под ногами, и спокойный рокот волн.
Красный, мигающий фонарь маяка, соленный ветер и мерный раскат волн вернули меня из огромного, фантастически красивого Петербурга домой, во Владивосток - в его узкие улицы с праворульными авто, дороги, уходящие в небо и море, без которого немыслима моя жизнь.