Пойдем ловить льва
Я ненавижу осень.
В сентябре еще получается притвориться, что все можно исправить - ведь и солнышко еще греет, и трава на газонах зеленущая, и теплые дни - не редкость. Но за ним всегда приходит октябрь, безжалостный в своей честности, рациональный октябрь, говоря: "Пора принимать реальность такой, какая она есть, с дождями и перспективой еще несколько месяцев ходить закутанной в несколько слоев одежды".
Октябрь заставляет меня вцепляться в заказы на туристические тексты. Я пишу их запоем, остервенело, так, словно действительно верю: если некто, собирающийся в отпуск, почувствует аромат гибискуса и услышит, как нахальные майны переругиваются друг с другом на крыше, если он увидит глазами своей души, как теплые океанские волны подбираются к ногам, и как остров дразнит зеленую глубокую воду белым языком песчаной косы - что-то изменится. Мне нужно только лучше стараться - и я смогу овеществить все это, встроив в ледяной московский октябрь сладкую тяжесть экваториальной ночи, молчаливую торговку гарупой с рыбного рынка и змеиные шорохи во влажных джунглях, обнимающих маленький буддийский монастырь.
Но в глубине души я знаю, что это неправда. Никак нельзя вернуть себе то, что уже прошло.
Наша беда, беда всех представителей условно европейской части человечества - в том, что у нас принято обучаться алгебре и политологии, информатике и боевым искусствам. Но нас не учат драться с тем, что невозможно победить. А мир вокруг нас состоит и из таких вещей тоже.
Смерть.
Время.
Смена сезонов.
Или когда ты любишь, а тебя - нет, и никак это нельзя исправить, потому что нет способа выдрать из себя кусок своей огромной любви и запихать ее в сердце другого человека - на, пусть нам обоим будет тепло.
Мы просто не знаем, что делать, когда крокодил проглатывает солнце. Все, что мы можем - это стараться перетерпеть то, что причиняет нам боль. Мы верим, что таким образом мы можем дождаться весны.
Я совершенно уверена, что все хорошие бармены в процессе обучения посещают какие-нибудь психологические курсы. Потому что ничем другим нельзя объяснить тот факт, что они всегда угадывают момент для того, чтобы рассказать мне подходящую историю. Эту я получила от темнокожего кенийского студента, будущего медика, подрабатывающего в маленьком баре, когда сырым холодным вечером пыталась справиться с осенней депрессией, где-то между третьей и четвертой "Маргаритой". В моей жизни была чорная-пречорная полоса, меня никто не любил, я была плохой писатель, плохой журналист и вообще плохой человек. И еще у меня болело ухо.
Диктофона у меня с собой не было, поэтому пересказываю, как запомнила.
"Однажды много дней в деревню не приходили дожди. Трава высохла и стало нечем кормить скот. Люди начали болеть и, казалось, будет проще умереть, чем надеяться, что завтра будет лучше. И тогда отец (прим. насколько я поняла, это был вовсе не отец бармена, а просто самый уважаемый чувак в деревне) сказал - все дело в том, что великий лев напугал тучи. Чтобы вода вернулась, кто-то должен убить его. Мы взяли оружие и пошли искать великого льва, и искали его много дней, пока не сьели всю еду. Когда живот присыхает к спине, ты становишься слишком слабым, чтобы убить льва. Даже если бы он выскочил перед нами из-под земли, мы не смогли бы сделать это. Когда я понял это, я остановил {моего друга} и сказал: "Нам нужно вернуться. Мы устали и голодны. Мы не сможем справиться со львом, даже если он действительно существует. Разве ты не понимаешь, что это бессмысленно? Твой брат учится в городе и ты должен бы знать, что дождь идет или не идет вне зависимости от того, что мы делаем. Это всем известно. Если нам суждено умереть, я не хочу потратить последние дни на поиски несуществующего великого льва".
Он выслушал меня, как мне казалось, сочувственно, улыбаясь, как будто на каждую мою фразу у него было припасено десяток хорошо аргументированных возражений. Я замолчал, пытаясь сообразить, где именно был неправ.
"Это все? - спросил {мой друг}. - Тогда бери копье и щит, пойдем ловить льва".
И мы сделали, как он сказал".
Он умолк, принявшись смешивать мне последнюю в этот вечер "Маргариту".
- Ты убил льва? - уточнила я. Если честно, мне как-то в это не очень верилось. То есть бармен был вполне себе такой поджарый и спортивный парень - из тех, кого вполне можно снимать в рекламе какого-нибудь брутального дезодоранта. Но мне трудно было вообразить его тыкающим заостренной палкой в большую африканскую кошку.
"Всякий может убить льва, - сказал он. - Главное - не возвращаться с полпути".
В сентябре еще получается притвориться, что все можно исправить - ведь и солнышко еще греет, и трава на газонах зеленущая, и теплые дни - не редкость. Но за ним всегда приходит октябрь, безжалостный в своей честности, рациональный октябрь, говоря: "Пора принимать реальность такой, какая она есть, с дождями и перспективой еще несколько месяцев ходить закутанной в несколько слоев одежды".
Октябрь заставляет меня вцепляться в заказы на туристические тексты. Я пишу их запоем, остервенело, так, словно действительно верю: если некто, собирающийся в отпуск, почувствует аромат гибискуса и услышит, как нахальные майны переругиваются друг с другом на крыше, если он увидит глазами своей души, как теплые океанские волны подбираются к ногам, и как остров дразнит зеленую глубокую воду белым языком песчаной косы - что-то изменится. Мне нужно только лучше стараться - и я смогу овеществить все это, встроив в ледяной московский октябрь сладкую тяжесть экваториальной ночи, молчаливую торговку гарупой с рыбного рынка и змеиные шорохи во влажных джунглях, обнимающих маленький буддийский монастырь.
Но в глубине души я знаю, что это неправда. Никак нельзя вернуть себе то, что уже прошло.
Наша беда, беда всех представителей условно европейской части человечества - в том, что у нас принято обучаться алгебре и политологии, информатике и боевым искусствам. Но нас не учат драться с тем, что невозможно победить. А мир вокруг нас состоит и из таких вещей тоже.
Смерть.
Время.
Смена сезонов.
Или когда ты любишь, а тебя - нет, и никак это нельзя исправить, потому что нет способа выдрать из себя кусок своей огромной любви и запихать ее в сердце другого человека - на, пусть нам обоим будет тепло.
Мы просто не знаем, что делать, когда крокодил проглатывает солнце. Все, что мы можем - это стараться перетерпеть то, что причиняет нам боль. Мы верим, что таким образом мы можем дождаться весны.
Я совершенно уверена, что все хорошие бармены в процессе обучения посещают какие-нибудь психологические курсы. Потому что ничем другим нельзя объяснить тот факт, что они всегда угадывают момент для того, чтобы рассказать мне подходящую историю. Эту я получила от темнокожего кенийского студента, будущего медика, подрабатывающего в маленьком баре, когда сырым холодным вечером пыталась справиться с осенней депрессией, где-то между третьей и четвертой "Маргаритой". В моей жизни была чорная-пречорная полоса, меня никто не любил, я была плохой писатель, плохой журналист и вообще плохой человек. И еще у меня болело ухо.
Диктофона у меня с собой не было, поэтому пересказываю, как запомнила.
"Однажды много дней в деревню не приходили дожди. Трава высохла и стало нечем кормить скот. Люди начали болеть и, казалось, будет проще умереть, чем надеяться, что завтра будет лучше. И тогда отец (прим. насколько я поняла, это был вовсе не отец бармена, а просто самый уважаемый чувак в деревне) сказал - все дело в том, что великий лев напугал тучи. Чтобы вода вернулась, кто-то должен убить его. Мы взяли оружие и пошли искать великого льва, и искали его много дней, пока не сьели всю еду. Когда живот присыхает к спине, ты становишься слишком слабым, чтобы убить льва. Даже если бы он выскочил перед нами из-под земли, мы не смогли бы сделать это. Когда я понял это, я остановил {моего друга} и сказал: "Нам нужно вернуться. Мы устали и голодны. Мы не сможем справиться со львом, даже если он действительно существует. Разве ты не понимаешь, что это бессмысленно? Твой брат учится в городе и ты должен бы знать, что дождь идет или не идет вне зависимости от того, что мы делаем. Это всем известно. Если нам суждено умереть, я не хочу потратить последние дни на поиски несуществующего великого льва".
Он выслушал меня, как мне казалось, сочувственно, улыбаясь, как будто на каждую мою фразу у него было припасено десяток хорошо аргументированных возражений. Я замолчал, пытаясь сообразить, где именно был неправ.
"Это все? - спросил {мой друг}. - Тогда бери копье и щит, пойдем ловить льва".
И мы сделали, как он сказал".
Он умолк, принявшись смешивать мне последнюю в этот вечер "Маргариту".
- Ты убил льва? - уточнила я. Если честно, мне как-то в это не очень верилось. То есть бармен был вполне себе такой поджарый и спортивный парень - из тех, кого вполне можно снимать в рекламе какого-нибудь брутального дезодоранта. Но мне трудно было вообразить его тыкающим заостренной палкой в большую африканскую кошку.
"Всякий может убить льва, - сказал он. - Главное - не возвращаться с полпути".