Мерзость
Надо сказать, что большая часть моих самых страшных снов связана не с тем, что вдруг происходит что-то ужасное, а с тем, что в какой-то момент я-во-сне осознаю тот простой факт, что ужасное происходило всегда, только я не давала себе труда заметить это или мне просто забыли об этом сообщить. Всем, с кем я об этом говорила, не раз снилось, что идут они по темной улице, вертят в руках сумку-книжку-цветочек и тут
вдруг!
за ними начинает гнаться чудовище!
они бегут, бегут - а ноги-то ватные и сиплое дыхание чудовища уже близко! - и двери всех подъездов заперты.
The end.
У меня все намного смешнее. Иду я, как нормальный человек, по темной улице, верчу в руках цветочек, потом слышу крики, немного пугаюсь, начинаю бежать вдоль закрытых дверей - а потом в один прекрасный момент вдруг понимаю, что я и есть чудовище. И так было всегда (тогда вся жизнь пронеслась у меня перед глазами: ночные улицы, чужой ужас, кровища, присохшая к шерсти - если бы вы знали, как хлопотно потом отмывать ее!).
Я почти уверена - мое простуженное горло стало основной причиной того, что сегодняшний кошмар вышел таким, каким он вышел.
... Тогда я взяла его за руку и мы пошли, потому что он знал, куда идти, а я не знала.
Он спросил, как меня зовут и я сказала "Мара".
Он спросил, сколько мне лет и я сказала "Шесть", хотя на самом деле это не было настоящей правдой. Мне было пять и три месяца, но когда тебе пять, никто не воспринимает тебя всерьез, потому что ты еще не ходишь в школу. Мама говорит, что я вообще много вру, а это очень дурно. Вокруг нас лежали выгоревшие земли и только серый куб моргобольницы стоит памятником посреди пожарища. Несколько лет назад, когда я была еще маленькая, в деревню привезли металлические листы и собрали из них дом без окон. С тех пор там лечили живых и хранили мертвых, прежде чем закопать их.
Сейчас здесь больше никого не было - только я и мой большой друг. Так вышло, что я опять потерялась. Со мной вечно что-нибудь происходит и всегда неладно. Так говорит мама.
Над городом, над полями - дым. От дыма першит в горле. Время от времени я кашляю и сплевываю на дорогу красную с черным слюну. Красное - это кровь. Черное - это гарь. Гарь летает в воздухе, набивается в рот и в нос. Мой большой друг не кашляет и сплевывает, потому что ему не нужно дышать. Он лысый, высокий, добрый и очень красивый. На нем - серые драные портки и нет обуви. Он идет по углям, но не жалуется. Я думаю, это потому, что он взрослый и не хочет меня напугать. Взрослые всегда стараются, чтобы мы думали, что все в порядке, даже когда все совсем не в порядке. Как хорошо, что он нашел меня!
"Мы скоро придем", - сказал он.
"Куда?" - спросила я.
"В хорошее место, - ответил он. - Туда, где ты сможешь снова найти себе родителей. Их там много".
Дышать стало труднее, словно веревка затянулась на моем горле и по спине пробежал холодок. Ноги у меня были в крови и пепле, черное и красное присохло к коже. Но болели только легкие и горло, больше ничего. Что-то было не так с тем, как он говорил, но я запретила себе об этом думать. Нам надо было дойти, а со всем остальным мы можем разобраться потом.
Мы почти дошли до города - его стены и люди, бегавшие по стенам, были едва видны в дыму - когда увидели старуху, роющуюся в развалинах сгоревшего дома. Седая и оборванная, женщина услышала, что кто-то идет, и подняла голову. Седые космы шевелились вокруг ее лица, как живые. Я обрадовалась, подумав, что сейчас все закончится и бабушка бросится ко мне, чтобы взять меня на руки. Но она открыла рот и закричала: "Мерзость!"
И только тогда я вспомнила, наконец, о том, как на самом деле обстоят дела. Ощущение внезапного понимания похоже на смерть. Я хотела бы упасть на землю и закричать, чтобы кто-нибудь пришел и спас меня от этого, взял на руки и успокоил. Но я знаю, что никто не будет этого делать.
Мне шесть лет.
Меня зовут Мара и я - мерзость.
Я держу за руку мертвеца. При жизни Рамон был маньяком, два дня назад его повесили. Его труп лежал в моргобольнице и только поэтому так хорошо сохранился. Когда я осталась одна и мне стало очень страшно, я заставила его встать, выломать дверь (Рамон очень сильный и не боится сломать пальцы, расковыривая замок) и вытащить меня из подпола, крышка которого была завалена обгоревшими кирпичами печи. Все остальные сгорели совсем, от них остались только кости. Я не умерла только потому, что вчера принесла домой дохлую ворону, подложила ее в постель брату и за это меня на всю ночь и весь день посадили в подпол - "подумать о своем поведении". Ночью я молилась о том, чтобы меня выпустили и моя семья полюбила бы меня, как раньше. Бог услышал, посмотрел на меня и увидел, что я - мерзость. И тогда он сжег деревню, где я жила, и все вокруг - для верности. Но он ошибся - я осталась жива, когда все умерли. Мне нельзя было привлекать его внимания, потому что теперь вышло, что это я убила их.
"Мерзость!" - снова закричала старуха и люди из города, похватав грабли и вилы, рванули за мной. Рамон остановился, повернулся к ним лицом, развел руки в стороны и завыл. Бедный мертвый убийца, он хотел защитить меня, но его жертва способна только отсрочить то, что непременно случится.
Они убьют меня, если догонят. Я должна дать им это сделать, но мне очень страшно.
От того, что я существую, моей стране очень больно и тот, кто ведет мой народ к светлому будущему, плачет, думая обо мне.
В любом случае, спасибо за комменты и добрые слова. Этим утром я отходила от кошмара не два часа, как обычно, а всего минут двадцать.
вдруг!
за ними начинает гнаться чудовище!
они бегут, бегут - а ноги-то ватные и сиплое дыхание чудовища уже близко! - и двери всех подъездов заперты.
The end.
У меня все намного смешнее. Иду я, как нормальный человек, по темной улице, верчу в руках цветочек, потом слышу крики, немного пугаюсь, начинаю бежать вдоль закрытых дверей - а потом в один прекрасный момент вдруг понимаю, что я и есть чудовище. И так было всегда (тогда вся жизнь пронеслась у меня перед глазами: ночные улицы, чужой ужас, кровища, присохшая к шерсти - если бы вы знали, как хлопотно потом отмывать ее!).
Я почти уверена - мое простуженное горло стало основной причиной того, что сегодняшний кошмар вышел таким, каким он вышел.
... Тогда я взяла его за руку и мы пошли, потому что он знал, куда идти, а я не знала.
Он спросил, как меня зовут и я сказала "Мара".
Он спросил, сколько мне лет и я сказала "Шесть", хотя на самом деле это не было настоящей правдой. Мне было пять и три месяца, но когда тебе пять, никто не воспринимает тебя всерьез, потому что ты еще не ходишь в школу. Мама говорит, что я вообще много вру, а это очень дурно. Вокруг нас лежали выгоревшие земли и только серый куб моргобольницы стоит памятником посреди пожарища. Несколько лет назад, когда я была еще маленькая, в деревню привезли металлические листы и собрали из них дом без окон. С тех пор там лечили живых и хранили мертвых, прежде чем закопать их.
Сейчас здесь больше никого не было - только я и мой большой друг. Так вышло, что я опять потерялась. Со мной вечно что-нибудь происходит и всегда неладно. Так говорит мама.
Над городом, над полями - дым. От дыма першит в горле. Время от времени я кашляю и сплевываю на дорогу красную с черным слюну. Красное - это кровь. Черное - это гарь. Гарь летает в воздухе, набивается в рот и в нос. Мой большой друг не кашляет и сплевывает, потому что ему не нужно дышать. Он лысый, высокий, добрый и очень красивый. На нем - серые драные портки и нет обуви. Он идет по углям, но не жалуется. Я думаю, это потому, что он взрослый и не хочет меня напугать. Взрослые всегда стараются, чтобы мы думали, что все в порядке, даже когда все совсем не в порядке. Как хорошо, что он нашел меня!
"Мы скоро придем", - сказал он.
"Куда?" - спросила я.
"В хорошее место, - ответил он. - Туда, где ты сможешь снова найти себе родителей. Их там много".
Дышать стало труднее, словно веревка затянулась на моем горле и по спине пробежал холодок. Ноги у меня были в крови и пепле, черное и красное присохло к коже. Но болели только легкие и горло, больше ничего. Что-то было не так с тем, как он говорил, но я запретила себе об этом думать. Нам надо было дойти, а со всем остальным мы можем разобраться потом.
Мы почти дошли до города - его стены и люди, бегавшие по стенам, были едва видны в дыму - когда увидели старуху, роющуюся в развалинах сгоревшего дома. Седая и оборванная, женщина услышала, что кто-то идет, и подняла голову. Седые космы шевелились вокруг ее лица, как живые. Я обрадовалась, подумав, что сейчас все закончится и бабушка бросится ко мне, чтобы взять меня на руки. Но она открыла рот и закричала: "Мерзость!"
И только тогда я вспомнила, наконец, о том, как на самом деле обстоят дела. Ощущение внезапного понимания похоже на смерть. Я хотела бы упасть на землю и закричать, чтобы кто-нибудь пришел и спас меня от этого, взял на руки и успокоил. Но я знаю, что никто не будет этого делать.
Мне шесть лет.
Меня зовут Мара и я - мерзость.
Я держу за руку мертвеца. При жизни Рамон был маньяком, два дня назад его повесили. Его труп лежал в моргобольнице и только поэтому так хорошо сохранился. Когда я осталась одна и мне стало очень страшно, я заставила его встать, выломать дверь (Рамон очень сильный и не боится сломать пальцы, расковыривая замок) и вытащить меня из подпола, крышка которого была завалена обгоревшими кирпичами печи. Все остальные сгорели совсем, от них остались только кости. Я не умерла только потому, что вчера принесла домой дохлую ворону, подложила ее в постель брату и за это меня на всю ночь и весь день посадили в подпол - "подумать о своем поведении". Ночью я молилась о том, чтобы меня выпустили и моя семья полюбила бы меня, как раньше. Бог услышал, посмотрел на меня и увидел, что я - мерзость. И тогда он сжег деревню, где я жила, и все вокруг - для верности. Но он ошибся - я осталась жива, когда все умерли. Мне нельзя было привлекать его внимания, потому что теперь вышло, что это я убила их.
"Мерзость!" - снова закричала старуха и люди из города, похватав грабли и вилы, рванули за мной. Рамон остановился, повернулся к ним лицом, развел руки в стороны и завыл. Бедный мертвый убийца, он хотел защитить меня, но его жертва способна только отсрочить то, что непременно случится.
Они убьют меня, если догонят. Я должна дать им это сделать, но мне очень страшно.
От того, что я существую, моей стране очень больно и тот, кто ведет мой народ к светлому будущему, плачет, думая обо мне.
В любом случае, спасибо за комменты и добрые слова. Этим утром я отходила от кошмара не два часа, как обычно, а всего минут двадцать.