(no subject)
Для мертвых девочек один-единственный день продолжается вечно. Каждую ночь игла граммофона спотыкается на одной и той же щербинке и вновь перескакивает назад - на утро. И это длится и длится.
За окном одна и та же картинка, в мониторе - одна и та же работа, шаг влево, шаг вправо - технически невыполнимы. Но вечность - прохладная и пушистая, на все попытки задать вопрос: "Да что за тоска?" - успокаивающе мурлычет: "все хорошо". И я соглашаюсь.
В общем и целом жизнь у покойников протекает нормально, и на все провокации марта, развесившего сосульки как сопли и шепчущего - назойливо и непрерывно - "Вставай уже, дохлая птица, очнись, вспомни, как тебя звали?!" я могу потому ответить только одно:
Меня не звали, отстань.
За окном одна и та же картинка, в мониторе - одна и та же работа, шаг влево, шаг вправо - технически невыполнимы. Но вечность - прохладная и пушистая, на все попытки задать вопрос: "Да что за тоска?" - успокаивающе мурлычет: "все хорошо". И я соглашаюсь.
В общем и целом жизнь у покойников протекает нормально, и на все провокации марта, развесившего сосульки как сопли и шепчущего - назойливо и непрерывно - "Вставай уже, дохлая птица, очнись, вспомни, как тебя звали?!" я могу потому ответить только одно:
Меня не звали, отстань.