184. Куба. Продолжение - 2.
Говоря об основном характере кубинской революции, мы ясно и определённо обозначаем её как революцию антиимпериалистическую. На каких именно путях пошла эта антиимпериалистическая революция - это уже другой, отдельный вопрос. По нему уже кое-что сказано в предыдущем тексте, хотя и явно недостаточно. Вопрос о том, по какому именно пути развивается антиимпериалистическая кубинская революция, требует ещё более основательного разбора.
Сейчас же нужно подойти к этой революции именно с точки зрения её основного характера - с точки зрения её антиимпериалистичности. Очень высокой оценки заслуживает понимание кубинскими руководителями той истины, что их революция является малой (но органичной) частичкой общего антиимпериалистического мирового процесса и что, следовательно, с одной стороны, её итог влияет на весь этот процесс, а с другой стороны, ход этого мирового процесса влияет на судьбу кубинской революции.
Ещё раз повторю: это понимание заслуживает очень высокой оценки. Оно свидетельствует об очень высоком качестве вождей кубинской революции, качестве пусть и не в области научной социалистической теории, но уж в области практического революционного чутья - наверняка.
Вследствие этого вся внешняя политика кубинской революции буквально пронизана интернационализмом, благодаря чему Куба счастливо избежала гибельного порока некоторых антиимпериалистических движений - узкого и замкнутого национализма.
Этот интернационализм имеет три направления. Первое - поддержка антиимпериалистической борьбы в других странах и особенно в странах Латинской Америки и помощь в подготовке и организации такой борьбы. Второе - настойчивая работа, несмотря на понятные препятствия, по установлению взаимовыгодных и, насколько это возможно, дружественных политических и экономических связей со всеми странами латиноамериканского региона (за исключением, разумеется, крайних проимпериалистических диктатур). Третье - активное дружелюбие внешней политики в отношениях со всеми странами мира с целью обеспечить возможность необходимых экономических связей и желательной политической поддержки от большей части мирового сообщества.
В связи с этим нельзя не сказать о трениях между Кубой и позднесоветским руководством по поводу рамок такой политики. Поскольку позднесоветская внешняя политика имела главной целью удобнее и выгоднее устроиться в мировой капиталистической экономической системе, она принимала освободительные антиимпериалистические движения только в степени, помогающей своей успешной конкуренции, и препятствовала такому выходу за эти рамки, какой мог бы ухудшить отношения с этой мировой системой. Легко видеть, что эти интересы позднесоветского руководства и интересы кубинских революционеров имели серьёзное расхождение. Как сказал Кастро в одном из интервью в 1998 году: «Советский Союз всегда категорически возражал против наших усилий содействовать революционной вооружённой борьбе в Латинской Америке».
В то же время наряду с этим расхождением обе стороны нуждались друг в друге. Вот почему в советско-кубинских отношениях под внешней парадной оболочкой велась очень сложная и тонкая политика обеих сторон. И те и другие искали способ всё-таки достичь своего, не доводя в то же время до состояния, чреватого разрывом. Советскому Союзу Куба, в связи с её громадным авторитетом в антиимпериалистических движениях, была нужна как один из каналов влияния на так называемый «третий мир», но его не устраивала реальная возможность такого влияния самой Кубы, которое нарушало бы приспособительную игру советского руководства с западным империализмом. Кубе же был нужен СССР как единственно возможный в тех условиях фактор экономической поддержки, но её не устраивало конъюнктурное сдерживание Советским Союзом революционных движений вообще в мире и в Латинской Америке в частности.
В 60-х годах в кубинском руководстве выявились два настойчивых отклонения от этой тонкой и сложной политики: одно - в сторону прямых интересов Москвы (Эскаланте), другое - в сторону бескомпромиссного обострения мировой антиимпериалистической борьбы (Че Гевара).
Анибаль Эскаланте (выходец из руководителей прежней, докастровской, компартии, осуждавший партизанскую войну Кастро как «мелкобуржуазную авантюру», но в начале 60-х вошедший вместе с другими прежними коммунистами в общий революционный блок и получивший одну из партийных руководящих должностей) явно создавал собственную фракцию, не согласную с курсом Фиделя, причём находился в теснейшей связи с советским послом на Кубе, а значит, без сомнения, и с самой Москвой. Мы знаем, как хрущёвцы старались заменить руководство других компартий, очистив его от прежнего революционного направления, и как в большинстве случаев им это удавалось. Но в случае с Кубой так не получилось. Фидель пошёл на решительные действия, и в 1967 году Эскаланте и его соратники были арестованы. Правда дальнейшее развитие этого вопроса было тактически, без обострений погашено с обеих сторон. Через три года Эскаланте был освобождён и выехал в Москву, а затем в Прагу. Несколько позже был возвращён на Кубу и… умер, как сообщалось, «от тяжёлой болезни». Ни Гавана, ни Москва не посчитали нужным открыто портить отношения из-за этих фракционных событий.
Что же касается прямого и бескомпромиссного Че Гевары, то его позиция создавала немалую проблему позднесоветскому руководству, тем более что он довольно открыто критиковал не только двусмысленную политику СССР в отношении острых форм национально-освободительной борьбы, но и его вредное дереволюционизирующее влияние на латиноамериканские компартии, и всё большую заметность элементов буржуазного перерождения в СССР, и раздувание раскола с Китаем, и конъюнктурную линию так называемой «разрядки напряжённости» в отношениях с империалистической системой, и недостаточно товарищеские экономические связи с зависимыми отсталыми странами.
Мы не знаем (и может, никогда не узнаем) о возможных разногласиях романтика Че и прагматика Фиделя. Мы можем только предположить, что прямолинейность Че Гевары создавала некоторые проблемы для тонкой тактики Кастро в отношениях с СССР. Вероятно, видя это, сам Че Гевара посчитал нужным действовать не в рамках кубинского правительства, а самостоятельно, вне его. Причины неудачи в Боливии, несмотря на обильную писанину, ещё не совсем ясны. Во всяком случае, нужно бы гораздо полнее вскрыть отрицательную роль руководства боливийской компартии, находившейся под влиянием и контролем КПСС. Ведь сам Че Гевара в своих «Боливийских дневниках» очень резко отзывается о руководителе боливийских коммунистов Марио Монхе («Поведение Монхе, - пишет Че, - было уклончивым вначале и предательским потом. Его партия уже начала борьбу против нас, и трудно предсказать, насколько далеко она зайдёт. Но нас это не остановит.») В конце 1967 года Монхе перебрался в СССР.
НА ПЕРВОМ ФОТО - Анибаль Эскаланте.
НА ВТОРОМ ФОТО - Марио Монхе.
НА ТРЕТЬЕМ ФОТО - пленённый Че Гевара (Боливия, 1967).
