(no subject)
Печаль, печаль, и слов не подобрать, и наше слово весит слишком много, чтоб плакаться иль подводить итоги, но, может быть позволят поиграть в слова, в письмо, в веселенький мотив дурацкой песни, в что-нибудь такое, что миру ничегошеньки не стоит, и только нам с тобой принадлежит.
Итак, печаль - там память темных дней, и дней огня, и всякого такого, а здесь - реальность, и она дрожит как морок, чуть плотнее, но в основе - все та же фальшь чужих кривых путей, какой-то мрачный серый невермор, уверенность, что пробивают стену лишь лбом, что то засада, то измена, ах наши замки в небе голубом, ах наше все, жестокий, глупый мир… принадлежащий, в общем, нам самим.
Нащупай - чернозем и соль земли, сюжеты жизни: вот мотив, вот кода. Нам говорили, это о любви, но мы не слышим - что же тут такого? Не всякую любовь дано узнать наощупь, как фактуру на металле, но мы покуда здесь, не доиграли, а значит - продолжаем продолжать.
А вот - не облеченное в слова, но явное - как свет и как дыханье, предмет надежды и предмет познанья… но от высот кружится голова, а звонких слов и так не перечесть… короче, это тоже явно здесь.
Коснись всего, что город сохранит - белеют камни и растут оливы, и личный смысл где-то между ними, и тропка меж камней себе бежит. Она бежит по выжженной земле к садам и лавкам, а над нею - небо, что пахнет жаром, космосом и хлебом, и светит равно лилиям и тле.
Коснись, а после руку отними - легко, чтоб не спугнуть, не потревожить. Оно всегда с тобой, стучит под кожей, созвучное снаружи и внутри, земной-небесный Иерусалим… И мы найдем, что рассказать за ним.
Итак, печаль - там память темных дней, и дней огня, и всякого такого, а здесь - реальность, и она дрожит как морок, чуть плотнее, но в основе - все та же фальшь чужих кривых путей, какой-то мрачный серый невермор, уверенность, что пробивают стену лишь лбом, что то засада, то измена, ах наши замки в небе голубом, ах наше все, жестокий, глупый мир… принадлежащий, в общем, нам самим.
Нащупай - чернозем и соль земли, сюжеты жизни: вот мотив, вот кода. Нам говорили, это о любви, но мы не слышим - что же тут такого? Не всякую любовь дано узнать наощупь, как фактуру на металле, но мы покуда здесь, не доиграли, а значит - продолжаем продолжать.
А вот - не облеченное в слова, но явное - как свет и как дыханье, предмет надежды и предмет познанья… но от высот кружится голова, а звонких слов и так не перечесть… короче, это тоже явно здесь.
Коснись всего, что город сохранит - белеют камни и растут оливы, и личный смысл где-то между ними, и тропка меж камней себе бежит. Она бежит по выжженной земле к садам и лавкам, а над нею - небо, что пахнет жаром, космосом и хлебом, и светит равно лилиям и тле.
Коснись, а после руку отними - легко, чтоб не спугнуть, не потревожить. Оно всегда с тобой, стучит под кожей, созвучное снаружи и внутри, земной-небесный Иерусалим… И мы найдем, что рассказать за ним.