Маска и кровь
Существует такой человеческий тип, который стоило бы назвать, наверное, талантливый романтический бунтарь. Или как-то в этом духе, подозреваю, что в каком-нибудь языке, которому свойственно давать точные определения (навроде немецкого) есть слово более точно соответствующее такому человеку. Но я его не знаю, а примеры таких людей привести могу. В Италии таким был Габриэле д'Аннунцио. Талантливый поэт и прозаик, сочинивший себе свою собственную политическую концепцию, и даже попытавшийся ее реализовать в маленьком городе Фиуме. Военный, дипломат, поэт, аристократ и бонвиван - все это слилось воедино в этом невысоком человеке, предпочитавшем носить хорошо сшитые английские костюмы.
В России такой человек сейчас есть - это Эдуард Лимонов. О его похождениях, свершениях и подвигах можно распинаться долго - хватит не на одну толстую биографию. И не на один фильм и сериал. Вообще, считаю, что это большая удача - быть современником такого человека и иметь возможность его хорошенько рассмотреть и изучить.
А в Японии человеком того же типа был Юкио Мисима. Удивительный и поразительный писатель, в чем-то очень смешной, но, тем не менее, до ужаса трагичный. Его мачизм, его лиричность и любовь к национальным традициям, подчас доходящая до абсурда, его тонкие описания чувств и сложности в собственной личной жизни, не кажутся глупыми, над ними не хочется смеяться - наоборот, все вместе они звучат, как грозная и величественная симфония жизни. И борьба с собственными комплексами, которую он вел всю свою жизнь - отголоски этой борьбы щедро рассыпаны на страницах его произведений - заставляет проникнуться сочувствием к этому удивительному человеку.
Два его произведения меня восхищали и восхищают.Нет, не "Исповедь маски" - все-таки, утонченные гомосадистские откровения проходят мимо меня, несмотря на то, как они талантливо написаны. Меня восхищало другое - во-первых, одна из центральных идей "Золотого храма" о том, что важна не подлинность и оригинальность красоты, а ее идея, символ неземного изящества. А во-вторых, я был заворожен описанием харакири в рассказе "Патриотизм" - кровь, стекающая по мундиру молодого офицера, красавица жена, с восхищением и страхом наблюдающая за своим мужем. И над всей этой картиной - пугающей, страшной и глупой - довлеет идея защиты чести и достоинства, которые в таком аспекте предстают чем-то вроде древнего тяжелого фамильного медальона, который должен носить на себе каждый последующий наследник рода. Удивительное, непривычное для европейца отношение к смерти, потустороннее - страстная любовь к красивой гибели, крови, отрубленным головам. И вместе с тем - умение почувствовать прекрасное в самом обыденном процессе, желание довести до совершенства любое начинание.
И эти темы можно назвать центральными для Мисимы. Тонкое чутье и стилистическое совершенство, сентиментальность, вместе с напускной серьезностью продлили его жизнь в искусстве за пределы отпущенного ему века. Понятно, что читать мне его приходится на русском, но я доверяю переводам Чхартишвили.
Но он бы не был талантливым бунтарем если бы остановился только на литературе. Он все время преодолевал свою слабость, свою детскую болезненность, воспитание в доме у строгой и деспотичной бабушки, затворившей маленького Кимитакэ (таким было его настоящее имя) в своем доме, не давая видеться с матерью и сверстниками. И не удивительно, что уничтожая свои недостатки, он прежде всего хотел подчеркнуть свою мужественность. А мужественность - эта агрессия. Он вторгался во внешний мир, сумев уже в довольно юном возрасте добиться серьезного успеха: профессионального (работа в Министерстве финансов) и литературного ("Исповедь маски" была опубликована когда Мисиме было 24 года). Он упражнялся и занимался гимнастикой, накачивал мышцы, возводя культ тела и физической силы до ранга божественного и мистического. Мисима был сильной личностью и, конечно, вокруг него всегда был круг близких учеников и друзей.
Неудивительно, что эти задатки - романтизм, восторженное отношение к японским традициям, слава и умение привлекать почитателей, привели его к созданию военизированной политической организации "Общество щита", которое он сам и содержал и оплачивал единую летнюю и зимнюю форму для юношей-участников общества. Несомненно, что на идеологию этого объединения (которая, в принципе, была довольно расплывчатой, но очевидно располагалась в правой части идеологического спектра - защита консервативных ценностей, нации, императора) оказало сильное влияние политическое положение послевоенной Японии. Семилетняя оккупация, закат имперского размаха, запрет на армию и военный флот, иностранные военные базы на территории страны, да и вообще западная культурная экспансия в целом, побуждали дать ответ. Никаким другим, кроме как консервативным этот ответ быть не мог.
Лично мне кажется, что ответ удался не очень. Идея понятна - больше культурное, нежели политическое общество, должно было по задумке создателя всколыхнуть что-то в народе, пробудить национальный дух. Вместо этого получилась карикатура на революцию. Проникновение на военную базу, призывы к перевороту, провал, сэппуку. Финал, все расходятся. И это притом, что Мисима по своему потенциалу мог бы стать Че Геварой японского национального бунта, а может быть и переворота. Но его понесло совершенно не туда и вместо этого получился довольно карикатурный политик - японцам, когда они попробуют подняться, можно всегда указывать на Мисиму и говорить: "да чего же вы заполошные хотите? Видите, был у вас один, и чего наделал?".
Наверное, даже хорошо, что так вышло. Хорошо, что нам остался в наследие великий писатель Мисима, а не посредственный политический деятель, неоднозначно оцениваемый согражданами и современниками. Искусство вечно, талантливо построенные политические конструкции - тоже, но с первым у Юкио Мисимы было гораздо лучше, чем со вторым. Пусть конец будет таким:
Когда поручик довел лезвие до правой стороны живота, клинок был уже совсем не глубоко, и скользкое от крови и жира острие почти вышло из раны. К горлу вдруг подступила тошнота, и поручик хрипло зарычал. От спазмов боль стала еще нестерпимей, края разреза разошлись, и оттуда полезли внутренности, будто живот тоже рвало. Кишкам не было дела до мук своегохозяина, здоровые, блестящие, они жизнерадостно выскользнули на волю. Голова поручика упала, плечи тяжело вздымались, глаза сузились, превратившись в щелки, изо рта повисла нитка слюны. Золотом вспыхнули эполеты мундира.
В России такой человек сейчас есть - это Эдуард Лимонов. О его похождениях, свершениях и подвигах можно распинаться долго - хватит не на одну толстую биографию. И не на один фильм и сериал. Вообще, считаю, что это большая удача - быть современником такого человека и иметь возможность его хорошенько рассмотреть и изучить.
А в Японии человеком того же типа был Юкио Мисима. Удивительный и поразительный писатель, в чем-то очень смешной, но, тем не менее, до ужаса трагичный. Его мачизм, его лиричность и любовь к национальным традициям, подчас доходящая до абсурда, его тонкие описания чувств и сложности в собственной личной жизни, не кажутся глупыми, над ними не хочется смеяться - наоборот, все вместе они звучат, как грозная и величественная симфония жизни. И борьба с собственными комплексами, которую он вел всю свою жизнь - отголоски этой борьбы щедро рассыпаны на страницах его произведений - заставляет проникнуться сочувствием к этому удивительному человеку.
Два его произведения меня восхищали и восхищают.Нет, не "Исповедь маски" - все-таки, утонченные гомосадистские откровения проходят мимо меня, несмотря на то, как они талантливо написаны. Меня восхищало другое - во-первых, одна из центральных идей "Золотого храма" о том, что важна не подлинность и оригинальность красоты, а ее идея, символ неземного изящества. А во-вторых, я был заворожен описанием харакири в рассказе "Патриотизм" - кровь, стекающая по мундиру молодого офицера, красавица жена, с восхищением и страхом наблюдающая за своим мужем. И над всей этой картиной - пугающей, страшной и глупой - довлеет идея защиты чести и достоинства, которые в таком аспекте предстают чем-то вроде древнего тяжелого фамильного медальона, который должен носить на себе каждый последующий наследник рода. Удивительное, непривычное для европейца отношение к смерти, потустороннее - страстная любовь к красивой гибели, крови, отрубленным головам. И вместе с тем - умение почувствовать прекрасное в самом обыденном процессе, желание довести до совершенства любое начинание.
И эти темы можно назвать центральными для Мисимы. Тонкое чутье и стилистическое совершенство, сентиментальность, вместе с напускной серьезностью продлили его жизнь в искусстве за пределы отпущенного ему века. Понятно, что читать мне его приходится на русском, но я доверяю переводам Чхартишвили.
Но он бы не был талантливым бунтарем если бы остановился только на литературе. Он все время преодолевал свою слабость, свою детскую болезненность, воспитание в доме у строгой и деспотичной бабушки, затворившей маленького Кимитакэ (таким было его настоящее имя) в своем доме, не давая видеться с матерью и сверстниками. И не удивительно, что уничтожая свои недостатки, он прежде всего хотел подчеркнуть свою мужественность. А мужественность - эта агрессия. Он вторгался во внешний мир, сумев уже в довольно юном возрасте добиться серьезного успеха: профессионального (работа в Министерстве финансов) и литературного ("Исповедь маски" была опубликована когда Мисиме было 24 года). Он упражнялся и занимался гимнастикой, накачивал мышцы, возводя культ тела и физической силы до ранга божественного и мистического. Мисима был сильной личностью и, конечно, вокруг него всегда был круг близких учеников и друзей.
Неудивительно, что эти задатки - романтизм, восторженное отношение к японским традициям, слава и умение привлекать почитателей, привели его к созданию военизированной политической организации "Общество щита", которое он сам и содержал и оплачивал единую летнюю и зимнюю форму для юношей-участников общества. Несомненно, что на идеологию этого объединения (которая, в принципе, была довольно расплывчатой, но очевидно располагалась в правой части идеологического спектра - защита консервативных ценностей, нации, императора) оказало сильное влияние политическое положение послевоенной Японии. Семилетняя оккупация, закат имперского размаха, запрет на армию и военный флот, иностранные военные базы на территории страны, да и вообще западная культурная экспансия в целом, побуждали дать ответ. Никаким другим, кроме как консервативным этот ответ быть не мог.
Лично мне кажется, что ответ удался не очень. Идея понятна - больше культурное, нежели политическое общество, должно было по задумке создателя всколыхнуть что-то в народе, пробудить национальный дух. Вместо этого получилась карикатура на революцию. Проникновение на военную базу, призывы к перевороту, провал, сэппуку. Финал, все расходятся. И это притом, что Мисима по своему потенциалу мог бы стать Че Геварой японского национального бунта, а может быть и переворота. Но его понесло совершенно не туда и вместо этого получился довольно карикатурный политик - японцам, когда они попробуют подняться, можно всегда указывать на Мисиму и говорить: "да чего же вы заполошные хотите? Видите, был у вас один, и чего наделал?".
Наверное, даже хорошо, что так вышло. Хорошо, что нам остался в наследие великий писатель Мисима, а не посредственный политический деятель, неоднозначно оцениваемый согражданами и современниками. Искусство вечно, талантливо построенные политические конструкции - тоже, но с первым у Юкио Мисимы было гораздо лучше, чем со вторым. Пусть конец будет таким:
Когда поручик довел лезвие до правой стороны живота, клинок был уже совсем не глубоко, и скользкое от крови и жира острие почти вышло из раны. К горлу вдруг подступила тошнота, и поручик хрипло зарычал. От спазмов боль стала еще нестерпимей, края разреза разошлись, и оттуда полезли внутренности, будто живот тоже рвало. Кишкам не было дела до мук своегохозяина, здоровые, блестящие, они жизнерадостно выскользнули на волю. Голова поручика упала, плечи тяжело вздымались, глаза сузились, превратившись в щелки, изо рта повисла нитка слюны. Золотом вспыхнули эполеты мундира.