Это было очень жаркое лето. С июля в окрестностях Чикаго выпало не более дюйма дождей. Сухая и тёплая погода постоянно провоцировала возгорания, и в начале октября команды чикагских пожарных были вымотаны после целого ряда выездов за прошедшую неделю. 154 сотрудника и 17 повозок было явно недостаточно для города с 300 тысячами жителей.
Чикаго в 1871 году был похож на стремительно растущего подростка - он был огромен по меркам Среднего Запада и ощущал себя «почти взрослым», постоянно соревнуясь с Нью-Йорком за звание финансовой столицы США. Разумеется, соревнование было на равных только лишь с точки зрения чикагцев. Первые неуклюжие городские небоскрёбы трещали под тяжестью десятков рекламных конструкций. Речной порт представлял собой хаотическое нагромождение доков и складов, заполненных углём и древесиной. На железнодорожную станцию ежедневно прибывали грузовые составы и пассажирские поезда, привозившие сотни мигрантов. Они селились в южной части города, в отвратительных лачугах. Иммигрантские кварталы в равной степени страдали от бедности, ветхости и преступности, к которой неизменно обращалось безработное население.
Одной из самых многочисленных диаспор в Чикаго была ирландская. После великого голода 1845-1849 годов жители Зелёного острова тысячами отправлялись через океан в Америку на печально известных плавучих гробах. И даже после восстановления хозяйства, ирландцы продолжали покидать родину - сейчас в США количество их потомков достигло 40 миллионов. Но в 1871 году они были раздражающим нарывом на теле процветающего города.
Кэтрин О’Лири была одной из этих «сирых и убогих». Она жила с мужем Патриком в небольшом домике на улице ДеКовен, 137, держала домашнюю живность и растила сына. Сын не был самым примерным ребёнком, и по словам соседей, частенько устраивал посиделки с друзьями в сарае, где, скорее всего, они играли в азартные игры.
Майкл Ахерн, репортёр «Чикаго Репабликан» писал, что около 21:00 8 октября миссис О’Лири доила корову в сарае при свете керосиновой лампы. По другим сведениям, в 9 часов вечера в сарае, освещённом всё той же лампой, находились подростки. Историк Ричард Бэйлз, в свою очередь, считает, что в это время в сарае не было ни миссис О’Лири, ни её сына, а только лишь местный прохвост Дэниэл «Деревянная нога» Салливан - тоже ирландец - пытавшийся украсть молоко. При свете всё той же керосиновой лампы.
Так или иначе, лампа опрокинулась и подожгла сено. Огонь быстро охватил сарай, что сразу же заметили соседи миссис О’Лири. Сама она, как позднее рассказывала, спала дома, в своей постели, как и её муж и сын. Хозяйка вместе с соседями принялись тушить пожар, опасаясь, что пламя перекинется на дом. Но огонь выбрал иное направление и охватил несколько соседних построек.
Пожарные выехали по вызову в 9:40. Дежурный Матиас Шаффер вовремя заметил огонь, но ошибся с адресом - пожарные поехали не туда. Когда они добрались до домика О’Лири, горел уже целый квартал.
Впрочем, лачуги бедняков никому не жалко, кроме самих бедняков. Огонь должен был встретить на своём пути реку и сам собой потухнуть. Но юго-западный ветер в тот день всё усиливался. Добравшись до реки, пламя встретило всё те же деревянные дома, деревянные склады, деревянные мосты и лодки. Весь город был деревянным, даже дороги и тротуары делали из досок. Возможно, огонь бы и не перебрался через реку, но склады с углём и брёвнами горели чересчур хорошо. Исследователи считают, что в тот день возник эффект огненного смерча, когда горячий воздух, быстро поднимясь вверх, оставляет после себя область очень низкого давления, куда устремляется холодный воздух из окрестностей. Постоянный усиливающийся приток кислорода, быстрое движение горячего воздуха многократно усиливают пламя. Температура в центре такого смерча может достигать 1000 градусов. Пожар, поднимаясь огненным торнадо вверх, выжигает всё, что может гореть. Более того, воздух становится горячим настолько, что сам по себе воспламеняет горючие материалы, вроде дерева. Неудивительно, что вскоре горела уже центральная часть города - с банками и театрами, церквями и борделями.
Мэр Розуэлл Мейсон сделал несколько вещей: он эвакуировал всю мэрию, включая сидевших в подвале заключённых, а также разослал известие о пожаре по всем близлежащим городам, надеясь на скорое прибытие оттуда дополнительных пожарных бригад. Но даже и они не помогли бы городу. Вскоре огонь добрался до водонапорной башни и прервал подачу воды по всему городу - пожарным пришлось, как и остальным гражданам, спасаться от огня.
Тем временем, в городе началось мародёрство, чему способствовали выпущенные мэром заключённые. Мейсон решил исправить ошибку, поручив бывшему в те дни в городе герою Гражданской войны, генералу Филиппу Шеридану собрать разбежавшихся стражей порядка и утихомирить мародёров. Используя действенный метод «расстрел на месте», генерал Шеридан сделал панику и бегство более упорядоченными.
Огонь же, не обращая внимания на усатого генерала, обрушил мэрию вместе с огромным колоколом, и добрался до железнодорожной станции, где стояли вагоны с керосином. Все жители сожжённых кварталов перебрались через второй рукав реки в северную часть города, где находились богатые дома. Но пламя второй раз перешло через реку и вновь погнало людей вперёд.
Борьбу с огнём никто уже не вёл, по улицам бежали люди, носились коровы и козы, каждый спасал свою семью и своё имущество. Из 300 тысяч жителей без дома осталось 100 тысяч. Постепенно ветер стих и продвижение огня прекратилось. В конце третьего дня пошёл долгожданный дождь, и огонь начал спадать. Но понадобились дни, чтобы можно было вернуться в уничтоженную часть города и подсчитать потери.
Оказалось, что огонь прошёл по городу узкой полосой длиной около 6 километров и шириной 1 километр. Несмотря на масштаб бедствия, в огне погибло сравнительно немного людей. В развалинах было обнаружено 120 тел. Ещё около двух сотен пропало без вести - утонули или же сгорели без остатка. Было уничтожено 117 километров дорог, 190 километров тротуаров, 2000 уличных фонарей, около 17,5 тысяч зданий - треть города. Общий ущерб оценивался в 222 миллиона долларов.
В тот же день, когда догорел последний очаг, в город прибыли первые вагоны со строительными материалами - Чикаго сразу же восстанавливался. Особое внимание новый мэр Джозеф Медилл уделил созданию новой пожарной службы и противопожарным стандартам. Спустя три года в городе снова вспыхнуло пламя - всё в тех же иммигрантских трущобах, но имело намного более скромные последствия. В 1893 году Чикаго принял Всемирную выставку, на которую приехало 2,1 миллиона туристов.
«Козой отпущения», разумеется, стала Кэтрин О’Лири. Никаких свидетельств её вины суд не обнаружил, но всеобщее раздражение иммигрантами сосредоточилось на бедной женщине. В 1893 году репортёр Майкл Ахерн признался, что выдумал историю с коровой для «красоты», но не все соседи Кэтрин читали газеты - её продолжали считать виновницей ужасной катастрофы. Она умерла в 1895 году, униженной и несчастной. В 1997 году городской суд окончательно снял с неё все обвинения.
В 1957 году на улице ДеКовен, на месте, где ранее стоял дом О’Лири, была построен пожарная академия. В 1961 году на месте, где стоял тот самый сарай, был открыт памятник в виде бронзовых языков пламени.
В Чикаго до сих пор стоят несколько зданий, уцелевших при великом пожаре. Во-первых, это Церковь Святого Михаила, расположенная в Старом Городе между Юджиния-стрит и Кливленд-стрит. Её возвели в 1869 году на средства немецких иммигрантов. На момент открытия её колокольня была самым высоким зданием в городе. При пожаре церковь сильно пострадала, но уцелела - это было одно из немногих кирпичных зданий в Чикаго.
В том же 1869 году было открыто ещё два здания - водонапорная башня (на фото ниже) и насосная станция. Они до сих пор стоят на Мичиган-авеню, друг напротив друга. Их построили из известняка. Наконец, ещё одной уцелевшей достопримечательностью стала колокольня собора Святого Иакова. Вокруг неё на месте сгоревшего храма был построен новый, но даже сегодня на самой верхушке колокольни можно увидеть копоть.
А вот театр «Ирокез», также уцелевший в огне, стал местом другой катастрофы. В 1903 году во время спектакля в театре загорелась сцена. Зрители в панике хлынули к выходу. В давке погибло более 600 человек. После пожара местные жители дружно заявили: «Лучше б он сгорел 30 лет назад!».
Как и Лондон, и Москва, после пожара Чикаго преобразился. Катаклизмы подобного рода, хотя и являются губительными для людей, собственности и исторических ценностей, в конце концов, становятся главными мотивами для обновления и перестройки. Чикаго наших дней никогда бы не был таким, каким он есть сейчас, если бы не тот пожар, названный выжившими в нём Великим Чикагским Пожаром.