Владимир Амодео: образы и творческие диалоги.
Визуальный опыт Владимира Амодео содержит в себе практически все открытия пластической культуры 20-21 века. Его образность актуализирована стратегиями артистической импровизации, ее естественным волеизъявлением, но в то же время она сохраняет в своих измерениях дисциплинарные визуально-смысловые формы. С одной стороны, художник обращен к феномену случайного, связанного с личной культурной памятью, с другой - рождающиеся визуальные смыслы эволюционируют в сторону световых проекций, контурных и силуэтных систем и сетевых конструкций.
Художественное видение Владимира Амодео располагается в пограничной зоне между жизнью и собственно искусством, свободно пересекая в обе стороны эти два необходимых для творчества состояния. Своим пространством переживания и художественной рефлексией художник избрал ближний мир - мир, описываемый английским кинорежиссером Питером Гринуэем как «интимный дневник». В этом мире царствуют покой и любовь, две симметричные классические мифологемы, где творческая личность стремится отказаться от самой себя, превратиться в медиума, посредника между пространством страстей и печалей, живущих в бесконечных вариациях среди нас и миром идеальных состояний и откровения. Каждое высказывание Владимира Амодео является открытой, незамкнутой фигурой, которая способна в своих контурах переливаться, переходить в другие формы, образуя в создаваемых скульптурных сериях сложный пульсирующий орнамент из узелков и сплетений. В его драматургии символическое предшествует предметному сгущению материи, ее конкретному образу, реализуя библейскую фразу «и свет во тьме светит». Рождающаяся художественная реальность объявляет о готовности искусства называть вещи своими именами, активизируя бессознательное и формируя свое личное пространство в большой культуре. Фраза Бориса Пастернака, обращенная к женщине, фраза художника и поэта «я - поле твоего сраженья» очень близка визуальной философии Владимира Амодео. Присутствие чуда в простой реальности, ее чувственная образность воспринимается в художественной практике Владимира Амодео как органическая жизнь в ритмических состояниях равновесий и пульсаций внутренней энергии. Она мерцает в диагональной системе координат, в которой существую его героини, в уникальности их поз, в их легкости и абсолютной сосредоточенности, в прозрачности силуэтов, чем-то напоминающих манящие своей магией фигурки балерин Эдуарда Дега. В них встречается напряженность женского чувства, явленного в виртуозных композициях Аристида Майоля и Марино Марини, возвышенность и естественность поэтики импрессионизма, уходящей в культуру первых фотоателье середины XIX века, феноменальность крестьянского цикла Казимира Малевича, его строгость репрезентации человеческой фигуры, в которой лицо теряет свои личные черты. Визуальность этих серий, казалось бы, абсолютно натуральная, но в действительности наполненная природой иного, открывает особую человеческую глубину, волшебную, регулярную повседневность, пронизанную щемящим чувством ностальгии.
Погружая свои фигуры в контур, преобразуя их массы в точку, Владимир Амодео вместе с тем лишает их гравитации, как бы дематериализуя, и параллельно с этим, открывая в них органику безвесия. Чистые в своем бескорыстии пластические объекты скульптора выстраиваются по принципу самоподобия, словно очерченные лазерным лучом, генерируя непрерывный процесс, близкий к развитию кристалла. Формальному жесту, обращенному к инновации, изобретению Владимир Амодео противопоставляет определенность традиции. Его творческая энергия включает художественный образ в контекстуальные переживания, предлагающие собирать смыслы органических художественных систем, рифмуя их в постмодернистский текст. Открытия мастера возникают в пограничных ситуациях, в зонах перехода жестких форм в более мягкие, фиксированных - в свободные. Геометрические образы Владимира Амодео естественно рождаются, они развиваются как организмы, забывая о своей отдельности, дискретности, матричной автономности. Основанные на гармонии лекальных кривых, они диктуют художнику ритм, размер, становясь родом. Склонность к минимализму, к аскетическому совершенству позволяет Владимиру Амодео более определенно реализовывать «волновые» процессы собственного творчества и формировать целые ряды и последовательности в своих вариативных пластических стратегиях. Рефлексия подобных контекстов естественно рокируется с чувственным началом, становясь содержательной субстанцией, соединяя в одно целое материал, образ и технологию.
В самой структуре творчества Владимира Амодео - как непрерывного процесса органической жизни - реализуется великий круговорот культуры, неразрывно связанный с личной оптикой скульптора, обращенной к ритуальному поведению человека. В его камерных композициях скрывается глубокая нежность к человеческому телу, к окружающему миру его обитания, к его трогательной беззащитности, обретающая удивительную силу внушения. Её образность собирает в себе, как кристалл, все многообразие ракурсных состояний, превращая этот интеграл в своеобразный видеоролик, в стратегию кинематографа. Переплетаясь в единый животворный комплекс, артефакты художника утверждают свою конкретность, не теряя образности универсальных состояний. Сохраняя в бронзе одухотворенную вещественность, они в то же время выходят за зыбкие границы чисто фигуративного, сближаясь с архетипами фундаментальных культур и классического авангарда.
В своих сериях Владимир Амодео создает модель первообраза, его родовую феноменальность, обращаясь к каноническим формам искусства. Его персонажи естественно сближаются с героинями помпейских фресок, античных форумов, участвуют в ритуальных сценах в гобеленах позднего Ренессанса. Их движения естественны, как элементы механики Всеволода Мейерхольда, их жесты напоминают фазовость состояния греческой вазовости. Забываешь, что все они принадлежат нашему странному времени, в котором, оказывается, еще сохраняются слои органической размеренной жизни, где присутствуют календарные ритмы, восходы и заходы солнца и царствует женская щедрость, в проявлении которой способно обнажаться сущность нашего бытия.
В этом процессе художественные стратегии Владимира Амодео опираются не только на творческое наследие Василия Кандинского, на актуальность диалога между точкой и линией. Здесь открываются новые опоры в понимании взаимоотношений между плоскостью и объемом, между личным и универсальным, между конкретным и абстрактным - феноменальность «прибавочного элемента» Казимира Малевича. Вышедший из теории относительности Альберта Эйнштейна, он превращается в своеобразный творческий вирус, умножая найденное и развивая в рождающемся пространстве новые степени визуально-смысловой свободы художника.
На смену восприятия времени как чистой последовательности в своих "инсталляциях" Владимир Амодео привносит в искусство ощущение его мгновенности, точечности. Поэтому и героинями его пластики являются чаще всего балерины, персонажи, отличающиеся «пуантилистической» артистичностью движений, где гармония открывается в феноменальности незримости конфликта. В этом свете традиции культуры представляются как "встречи несоединимого", как энергии, объединяющие экзистенциальные связи и пределы художественного опыта, как обнажение кодов, лежащих в основе искусства.
Интересен опыт Владимира Амодео в создании инсталляций с помощью внедрения «прибавочного элемента» - своих скульптур в готовую музейную экспозицию. В этой новой образности художник превращается в свидетеля происходящего, оставляя за собой право сделать главным в этом "театре в рамках музея" главным действующим лицом язык, акт говорения, рассказывая нам другую, обновленную историю искусства, где внутренний мир произведения переходит во внешнюю, находящуюся перед нами, как на сцене, реальность. И тогда зритель сам обнаруживает возможность оказаться в этом спектакле, стать его героем и зафиксировать в инструментальности selfy свою роль в заполненной вспышками камер сегодняшней «божественной комедии». Небольшая по размеру скульптура Владимира Амодео становится для посетителя выставки волшебной дверью, ведущей в магический мир, в котором царствует согласие и исполняются все желания.
Свои комп
озиции в «играх с музеем» художник располагает так, чтобы мы не ощущали их дистанцированность, всем своим строем они утверждают пространство экспонирования как душевное поле, объединяющее всех нас в энергиях культуры, её демократичности, в том свободном единении, которое рождается только во сне. В этой парадоксальной сновидческой близости танцовщицы Владимира Амодео становятся медиаторами, проводниками в иные, абсолютно счастливые измерения, в мир Серебряного века, поэзии Александра Блока и балетов Сергея Дягилева. И здесь у каждого из нас открывается естественное желание и простая мысль сохранить уникальное мгновение, удостоверить реальность этого неповторимого события и оставить его в памяти хотя бы с помощью камеры мобильного телефона.
Пройдя настоящую академическую школу, вместе с тем Владимир Амодео не воспринимает мир как объект копирования, сохраняя великое детское чувство удивления и восхищения перед ним. Мир и образ женщины в нем всегда оставались непрерывным творческим источником радости и вдохновения. Переживая эту пронзительную образность художник как бы переходит за границы силуэтов своих произведений, открывая «маленькую зеленую дверь в стене», проникая в пространство универсального согласия, в котором космос выстраивается по антропоцентрическому принципу.
Эта реальность, фиксируемая пластикой Владимира Амодео, и есть единственное и подлинное пребывание человека в мире, наполненном живым сознанием и любовью. Она открывается чистому сердцу и в той зримой убедительности, что граничит с состоянием полного физического присутствия в образах создаваемого искусства. В рождающихся магических измерениях язык человека и природа материи обретает единство, мир пронизывается животворным дыханием и погружается в божественную целостность, где царствует совершенный покой.
Виталий Пацюков