Количество и качество государства
Государство - это совокупность чиновников. С их интересами и квалификацией. По количеству голов этих чиновников современная Россия больше позднего СССР как минимум вдвое. По качеству всех этих голов уступает тому же СССР многократно. В первую очередь по причине того, что практически все статусные чиновники не нюхали пороху реальных экономики и жизни, но зато прекрасно разбираются в законах движения бюрократических бумажек и словоблудия.
Система государственного управления в России является достаточно жестко-авторитарной. Примерно такими же свойствами обладали системы госуправления в Европе в эпоху позднего средневековья. И потому было бы интересно взглянуть на них глазами мыслителей той эпохи. Эту возможность дает приводимый ниже текст.
Оригинал взят у paradoxov в Идеальный Придворный
В истории человечества есть много примеров неожиданных взлётов различных стран и регионов, когда на общем достаточно ровном фоне вдруг как бы загорается сверхновая. Историческая наука, как правило, не даёт ответ на вопрос, почему выстрелил именно этот народ, страна, регион и почему именно в этот период. Если бы она могла это делать - цены бы не было такой науке. Ну а если бы ещё и предсказывать... (кстати, именно способность прогнозировать результат является отличительной чертой науки, а не просто сбор данных)
Сейчас, в условиях общего кризиса европейской цивилизации, столь долгожданного (для некоторых) «Заката Европы», особенно важно понять, а как, собственно, произошёл взлёт Европы. Тогда, глядишь, удастся совладать и с падением.
Вплоть до XVI века (практически до конца этого века) Европа ни в чём практически не преуспевала в сравнении с тем же Востоком. Полное доминирование религиозных установок, если и попытка выйти за очерченный периметр, то обязательно в худшую сторону - беспредела, безудержной наживы, властолюбия и прочих грешных деяний. И на макро-уровне картина та же - битвы на равных, потери-завоевания, отступление под натиском свежих орд из бесконечной Азии и тяжёлый возврат утраченных позиций.
Гром в сознании европейцев грянул… нет, не после дождичка в четверг. А в седьмом часу пополудни вторника 29 мая 1453 года.
Не то, чтобы Константинополь был как-то нужен или важен для жителей Генуи, Милана, Парижа и уж тем более Лондона, но подсознательное ощущение, что игра постепенно проигрывается, получила материальное и недвусмысленное подтверждение в виде падения казалось бы вечного города - ориентира в развитии (вся романская архитектура Европы - это архитектура Византии), символа прямой связи с историческим величием предков - великой Римской империей. Как говорил известный «златоуст» Черномырдин - «Никогда такого не было и вот - опять!»
Конечно, и до падения Константинополя наиболее продвинутые осознавали печальные перспективы романо-германского мира, но шок от произошедшего побудил к поиску выхода из тупика вообще все составляющие мыслящего слоя европейского общества.
Так возникла с виду несложная догадка - противопоставить количеству качество. Добиться того, чтобы западный мир качественно превзошёл остальной мир. Да, важно качество управления, совершенство государственного устройства, финансовой системы. Но в первую очередь важно совершенство человека. Потому как появление Человека совершенного (ладно, совершенствующегося, стремящего к личностному совершенству) - необходимое условие для усовершенствований общественных.
Такое поэтапное движение мысли и было: идеальное государство - идеальный государь - идеальный человек. Но был и промежуточный этап, на самом деле очень важный в свете дня сегодняшнего.
«Наряду с идеей совершенного Государства, совершенного Государя, совершенного Оратора, актуальна также идея совершенного Придворного».
Это произнёс Бальдассаре Кастильоне, философ, писатель и дипломат на службе герцога Урбинского. Благодаря феноменальной раздробленности и межгосудартсвенной конкуренции, Италия на рубеже XV века обильно снабжала мир как оригинальными мыслителями, так и их покровителями - независимыми правителями, стремящимися за счёт привлечения на свою службу лучших голов превзойти соседей. Таким был и Федерико да Монтефельтро, герцог Урбинский, кстати, заклятый враг ещё одного полезного покровителя мудрости - правителя Римини Сиджизмондо Малатеста ( я уже писал о нём).
Работа Кастильоне «О Придворном» кажется блеклой и не интересной на фоне известнейшего труда его современника Николо Макиавелли «Государь». Но сразу замечу, что скучнее она ровно настолько, насколько быть правителем интереснее, чем его придворным. А главное, автор затронул интереснейшую тему - тему элиты.
Качество управления государством зависит конечно от самого правителя, но и качество правителя определяется в первую очередь качеством его окружения, людьми, формирующими его компетентность, его круг общения, круг доступных ему идей, его кругозор. Т.е. придворными, элитой автократического общества.
Труд Бальдассаре Кастильоне «О Придворном» увидел свет в 1528 г. - за четыре года до выхода «Государя» Макиавелли. Трудно сказать, кто тут на кого повлиял, ибо все эти работы вышли уже после смерти авторов.
Кастильоне сходу берёт быка за рога, утверждая, что люди не равны: «Воистину по милости звёзд или природы появляются на свет люди, наделённые такими совершенствами (grazie), что создаётся впечатление, будто и не родились они, но некий бог сотворил их своими руками, украсив всеми благами души и тела; равным образом есть много людей столь глупых и неотёсанных, что остаётся лишь верить, что природа явила их миру либо по недосмотру, либо на посмешище».
Естественно, элиту должны образовывать первые. Но и вторые рвутся ради своих корыстных побуждений поближе к власти. И горе такой державе, чей государь не способен отличить одних от других. Поскольку ошибочный выбор искажает тот идеальный образ Человека, к которому должны стремиться подданные.
«Причины этих ошибок различны; среди прочих расчёт государей, которые, желая сотворить чудо, оказывают подчас покровительство тому, кто заслуживает немилость. И часто обманываются; но благодаря угодникам, коих всегда бывает изрядное число, их милости получают широчайшую огласку, влияя решающим образом на мнения людей».
Итак, каким должен быть Идеальный Придворный, идеальный человек элиты, чтобы в максимальной степени способствовать успешному функционированию общественного и государственного организма, цивилизационному успеху государства и нации?
Во-первых, Придворный должен говорить государю только правду. Чтобы никто не мучился размышлениями что есть истина, Кастильоне и тут дает определение - «Правда состоит в том, чтобы говорить то, что думаешь, даже если заблуждаешься».
Отсюда и второе. Подобное поведение, понятное дело, требует мужества. Причём иного, нежели на войне - мужества гражданского: «Отважные узнаются скорее в делах незначительных, нежели в больших. Бывает, что в опасный момент, важность коего привлекает внимание многих наблюдателей, находятся люди, которые, хотя сердце у них замерло от страха, но то ли за компанию, то ли боясь осрамиться, сломя голову бросаются вперёд и, Бог знает как, исполняют свой долг. А в делах малозначительных, когда они видят, что незаметно для других могут уклониться от опасности, они охотно устраиваются в надёжном месте. Но те, кто, даже полагая, что их никто не наблюдает, или не видит, или не знает, проявляют отвагу и не оставляют ни малейшего повода для упрека, - они обладают тем самым доблестным духом, который мы ищем в нашем Придворном».
В-третьих, важно не только что, но и как ты говоришь. Культуре как устной, так и особенно письменной речи Кастильоне уделяет большое внимание:
«Мне кажется очень странным использовать в письме как добротные (bone) те слова, которых избегают за непригодностью в любом типе беседы, а также рассчитывать на то, что то, что нимало не годится для устной речи, сможет самым подходящим образом быть употреблено на письме. Ибо, по-моему, письменная речь не что иное, как форма разговорной речи, сохраняющаяся и после того, как мы кончили говорить».
Необходимо избегать всякого рода уничижительных определений и неизящных выражений, сразу же определяющих отношение к предмету разговора. Темы разговора могут быть разными, но стиль всегда примерно одинаков:
«Я не хочу сказать, что Придворный должен рассуждать только о вещах серьёзных; пусть он, смотря по обстоятельствам, любезничает, шутит, смеётся, острит, но всегда тактично, обнаруживая сметливость и правильное красноречие и никогда - ребячливую бестолковость и пустословие. И ежели он поведёт разговор о предмете неясном и трудном, то пусть мысль свою излагает обстоятельно, подбирая точные слова и выражения и с тщанием, но без докуки разъясняя и делая понятным всё, что чревато сомнением. Равным образом, когда понадобится, он должен говорить с достоинством и силой, взывать к чувствам, что присущи душе нашей, зажигая их или направляя, согласно необходимости. Я хотел бы, чтобы именно так изъяснялся и писал наш Придворный; а также я одобрил бы, если бы он не только использовал благозвучные и изящные слова разных областей Италии, но порой употреблял и иные из тех французских и испанских терминов, которые уже усвоены нашей разговорной речью».
Про необходимость Придворному быть хорошо образованным и эрудированным можно и не говорить. Но Кастильоне делает и тут тонкое замечание: Придворному крайне полезно если не владеть в совершенстве самому, то быть сведущим и тайно практикующим в искусствах - музыке, поэзии, живописи.
Все эти искусства должны помочь ему тоньше чувствовать жизнь. Жизнь общественную и жизнь политическую. Утонченность натуры тут - как чувствительность прибора.
И хотя некоторые наши представители элиты любят повторять фразу «Скромность - путь к забвению» Идеальный Придворный должен быть скорее скромен, чем дерзок: «Я бы хотел, чтобы наш Придворный твёрдо держался одного правила, а именно: пусть в этом отношении и во всех других он всегда будет человеком скорее осторожным и скромным, нежели дерзким, и остерегается мнить о себе, будто он знает то, что ему не известно».
Ну и завершает перечень качеств эффективного Придворного непоколебимая уверенность в своих идеалах и суждениях, которая есть итог суммирования всех его предыдущих добродетелей:
«Наш же Придворный пусть обладает верным суждением и никогда не позволяет убедить себя принять чёрное за белое».
Конечно, минувшие века внесли немало дополнений и уточнений в образ элитария, но основные черты он унаследовал от своего предшественника времён Ренессанса - «Идеального Придворного»
Система государственного управления в России является достаточно жестко-авторитарной. Примерно такими же свойствами обладали системы госуправления в Европе в эпоху позднего средневековья. И потому было бы интересно взглянуть на них глазами мыслителей той эпохи. Эту возможность дает приводимый ниже текст.
Оригинал взят у paradoxov в Идеальный Придворный
В истории человечества есть много примеров неожиданных взлётов различных стран и регионов, когда на общем достаточно ровном фоне вдруг как бы загорается сверхновая. Историческая наука, как правило, не даёт ответ на вопрос, почему выстрелил именно этот народ, страна, регион и почему именно в этот период. Если бы она могла это делать - цены бы не было такой науке. Ну а если бы ещё и предсказывать... (кстати, именно способность прогнозировать результат является отличительной чертой науки, а не просто сбор данных)
Сейчас, в условиях общего кризиса европейской цивилизации, столь долгожданного (для некоторых) «Заката Европы», особенно важно понять, а как, собственно, произошёл взлёт Европы. Тогда, глядишь, удастся совладать и с падением.
Вплоть до XVI века (практически до конца этого века) Европа ни в чём практически не преуспевала в сравнении с тем же Востоком. Полное доминирование религиозных установок, если и попытка выйти за очерченный периметр, то обязательно в худшую сторону - беспредела, безудержной наживы, властолюбия и прочих грешных деяний. И на макро-уровне картина та же - битвы на равных, потери-завоевания, отступление под натиском свежих орд из бесконечной Азии и тяжёлый возврат утраченных позиций.
Гром в сознании европейцев грянул… нет, не после дождичка в четверг. А в седьмом часу пополудни вторника 29 мая 1453 года.
Не то, чтобы Константинополь был как-то нужен или важен для жителей Генуи, Милана, Парижа и уж тем более Лондона, но подсознательное ощущение, что игра постепенно проигрывается, получила материальное и недвусмысленное подтверждение в виде падения казалось бы вечного города - ориентира в развитии (вся романская архитектура Европы - это архитектура Византии), символа прямой связи с историческим величием предков - великой Римской империей. Как говорил известный «златоуст» Черномырдин - «Никогда такого не было и вот - опять!»
Конечно, и до падения Константинополя наиболее продвинутые осознавали печальные перспективы романо-германского мира, но шок от произошедшего побудил к поиску выхода из тупика вообще все составляющие мыслящего слоя европейского общества.
Так возникла с виду несложная догадка - противопоставить количеству качество. Добиться того, чтобы западный мир качественно превзошёл остальной мир. Да, важно качество управления, совершенство государственного устройства, финансовой системы. Но в первую очередь важно совершенство человека. Потому как появление Человека совершенного (ладно, совершенствующегося, стремящего к личностному совершенству) - необходимое условие для усовершенствований общественных.
Такое поэтапное движение мысли и было: идеальное государство - идеальный государь - идеальный человек. Но был и промежуточный этап, на самом деле очень важный в свете дня сегодняшнего.
«Наряду с идеей совершенного Государства, совершенного Государя, совершенного Оратора, актуальна также идея совершенного Придворного».
Это произнёс Бальдассаре Кастильоне, философ, писатель и дипломат на службе герцога Урбинского. Благодаря феноменальной раздробленности и межгосудартсвенной конкуренции, Италия на рубеже XV века обильно снабжала мир как оригинальными мыслителями, так и их покровителями - независимыми правителями, стремящимися за счёт привлечения на свою службу лучших голов превзойти соседей. Таким был и Федерико да Монтефельтро, герцог Урбинский, кстати, заклятый враг ещё одного полезного покровителя мудрости - правителя Римини Сиджизмондо Малатеста ( я уже писал о нём).
Работа Кастильоне «О Придворном» кажется блеклой и не интересной на фоне известнейшего труда его современника Николо Макиавелли «Государь». Но сразу замечу, что скучнее она ровно настолько, насколько быть правителем интереснее, чем его придворным. А главное, автор затронул интереснейшую тему - тему элиты.
Качество управления государством зависит конечно от самого правителя, но и качество правителя определяется в первую очередь качеством его окружения, людьми, формирующими его компетентность, его круг общения, круг доступных ему идей, его кругозор. Т.е. придворными, элитой автократического общества.
Труд Бальдассаре Кастильоне «О Придворном» увидел свет в 1528 г. - за четыре года до выхода «Государя» Макиавелли. Трудно сказать, кто тут на кого повлиял, ибо все эти работы вышли уже после смерти авторов.
Кастильоне сходу берёт быка за рога, утверждая, что люди не равны: «Воистину по милости звёзд или природы появляются на свет люди, наделённые такими совершенствами (grazie), что создаётся впечатление, будто и не родились они, но некий бог сотворил их своими руками, украсив всеми благами души и тела; равным образом есть много людей столь глупых и неотёсанных, что остаётся лишь верить, что природа явила их миру либо по недосмотру, либо на посмешище».
Естественно, элиту должны образовывать первые. Но и вторые рвутся ради своих корыстных побуждений поближе к власти. И горе такой державе, чей государь не способен отличить одних от других. Поскольку ошибочный выбор искажает тот идеальный образ Человека, к которому должны стремиться подданные.
«Причины этих ошибок различны; среди прочих расчёт государей, которые, желая сотворить чудо, оказывают подчас покровительство тому, кто заслуживает немилость. И часто обманываются; но благодаря угодникам, коих всегда бывает изрядное число, их милости получают широчайшую огласку, влияя решающим образом на мнения людей».
Итак, каким должен быть Идеальный Придворный, идеальный человек элиты, чтобы в максимальной степени способствовать успешному функционированию общественного и государственного организма, цивилизационному успеху государства и нации?
Во-первых, Придворный должен говорить государю только правду. Чтобы никто не мучился размышлениями что есть истина, Кастильоне и тут дает определение - «Правда состоит в том, чтобы говорить то, что думаешь, даже если заблуждаешься».
Отсюда и второе. Подобное поведение, понятное дело, требует мужества. Причём иного, нежели на войне - мужества гражданского: «Отважные узнаются скорее в делах незначительных, нежели в больших. Бывает, что в опасный момент, важность коего привлекает внимание многих наблюдателей, находятся люди, которые, хотя сердце у них замерло от страха, но то ли за компанию, то ли боясь осрамиться, сломя голову бросаются вперёд и, Бог знает как, исполняют свой долг. А в делах малозначительных, когда они видят, что незаметно для других могут уклониться от опасности, они охотно устраиваются в надёжном месте. Но те, кто, даже полагая, что их никто не наблюдает, или не видит, или не знает, проявляют отвагу и не оставляют ни малейшего повода для упрека, - они обладают тем самым доблестным духом, который мы ищем в нашем Придворном».
В-третьих, важно не только что, но и как ты говоришь. Культуре как устной, так и особенно письменной речи Кастильоне уделяет большое внимание:
«Мне кажется очень странным использовать в письме как добротные (bone) те слова, которых избегают за непригодностью в любом типе беседы, а также рассчитывать на то, что то, что нимало не годится для устной речи, сможет самым подходящим образом быть употреблено на письме. Ибо, по-моему, письменная речь не что иное, как форма разговорной речи, сохраняющаяся и после того, как мы кончили говорить».
Необходимо избегать всякого рода уничижительных определений и неизящных выражений, сразу же определяющих отношение к предмету разговора. Темы разговора могут быть разными, но стиль всегда примерно одинаков:
«Я не хочу сказать, что Придворный должен рассуждать только о вещах серьёзных; пусть он, смотря по обстоятельствам, любезничает, шутит, смеётся, острит, но всегда тактично, обнаруживая сметливость и правильное красноречие и никогда - ребячливую бестолковость и пустословие. И ежели он поведёт разговор о предмете неясном и трудном, то пусть мысль свою излагает обстоятельно, подбирая точные слова и выражения и с тщанием, но без докуки разъясняя и делая понятным всё, что чревато сомнением. Равным образом, когда понадобится, он должен говорить с достоинством и силой, взывать к чувствам, что присущи душе нашей, зажигая их или направляя, согласно необходимости. Я хотел бы, чтобы именно так изъяснялся и писал наш Придворный; а также я одобрил бы, если бы он не только использовал благозвучные и изящные слова разных областей Италии, но порой употреблял и иные из тех французских и испанских терминов, которые уже усвоены нашей разговорной речью».
Про необходимость Придворному быть хорошо образованным и эрудированным можно и не говорить. Но Кастильоне делает и тут тонкое замечание: Придворному крайне полезно если не владеть в совершенстве самому, то быть сведущим и тайно практикующим в искусствах - музыке, поэзии, живописи.
Все эти искусства должны помочь ему тоньше чувствовать жизнь. Жизнь общественную и жизнь политическую. Утонченность натуры тут - как чувствительность прибора.
И хотя некоторые наши представители элиты любят повторять фразу «Скромность - путь к забвению» Идеальный Придворный должен быть скорее скромен, чем дерзок: «Я бы хотел, чтобы наш Придворный твёрдо держался одного правила, а именно: пусть в этом отношении и во всех других он всегда будет человеком скорее осторожным и скромным, нежели дерзким, и остерегается мнить о себе, будто он знает то, что ему не известно».
Ну и завершает перечень качеств эффективного Придворного непоколебимая уверенность в своих идеалах и суждениях, которая есть итог суммирования всех его предыдущих добродетелей:
«Наш же Придворный пусть обладает верным суждением и никогда не позволяет убедить себя принять чёрное за белое».
Конечно, минувшие века внесли немало дополнений и уточнений в образ элитария, но основные черты он унаследовал от своего предшественника времён Ренессанса - «Идеального Придворного»