Марк Солсбери - Тим Бертон. Интервью
на эту книгу я возлагала большие надежды. поскольку работы Тима Бертона для меня манящи, привлекательны и отдельные из них я могу пересматривать раз за разом, хотелось поглубже проникнуть в его мироощущение.
книга немного разочаровала. в ней, правда, подробно расписывается, как велась работа над тем или иным фильмом, включая все те детали. которые интересны скорее киношнику-профессионалу, чем фанату творчества режиссера. все-таки хотелось бы глобальных высказываний о мире, людях, но Тим Бертон предпочел оставить их за кадром. да и надо ли? не в его это манере.
интервью представляют собой длинные монологи Бертона о деталях работы над фильмами и мультфильмами, начиная с самого первого и заканчивая "Трупом невесты".
из рассказов режиссера можно четко уловить несколько решающих факторов: с детского возраста он очень одинок и отстранен (потерян контакт с родителями, не лучшие отношения со сверстниками), всегда имел свое мировосприятие, из-за чего ему так нелегко жилось в пригороде гламурного Голливуда, а после работалось на самой фабрике грез. в каждого главного героя режиссер вкладывает огромную часть себя, по сути это он сам и есть.
Бертон очень привязан к своей жене и детям. скорее предпочтет менять подгузник, чем подписывать важный контракт.
все же какую-то долю можно извлечь из его высказываний. это человек столь увлеченный своей работой, что он просто ею дышит и живет. когда творчество настолько идет от души, оно всегда найдет отклик у зрителя, сколько бы там скелетов ни было, и какой бы мрачной ни была картинка.
"Для меня самое главное - не переставать удивляться. Перед отходом ко сну я непременно даю себе наказ с утра пораньше обнаружить что-нибудь удивительное."
"Бледный хрупкий человек с грустными глазами, чьи волосы отражали нечто гораздо большее, чем сражение с подушкой прошлой ночью. Если бы расческа имела ноги, она обогнала бы Джесси Оуэнса[4] при виде лохм этого парня. Ком волос на восток, четыре пряди на запад, завитки и буйство растительности в северном и южном направлении. Помню, что первой моей мыслью было: «Тебе надо немного поспать», - но сказать это вслух я, конечно, не осмелился. И вдруг меня словно ударило прямо в лоб двухтонным кузнечным молотом. Его руки - то, как он почти непроизвольно машет ими в воздухе, нервно постукивает ими по столу, его высокопарная манера выражаться (я разделяю с ним эту черту характера), широко открытые глаза, этот нездешний взгляд, полный любопытства, глаза, которые много повидали, но с жадностью впитывают новые впечатления. Этот сверхчувствительный безумец и есть Эдвард Руки-ножницы."
- Джонни Депп описывает свою первую встречу с Бертоном.
"Для меня почти не имеет значения, что собирается снимать Тим, - я сделаю это, я всегда готов к работе, потому что полностью доверяю ему - его видению, вкусу, чувству юмора, его сердцу и его уму. Для меня он - истинный гений, а я, уж поверьте, не о многих скажу такое. Невозможно наклеить ярлык на то, что он делает. И это не волшебство, которое подразумевает ту или иную степень мошенничества. И это не просто мастерство, не какой-то выученный раз и навсегда урок. Тим обладает особым даром, который редко встречается. Назвать его создателем фильма, кинорежиссером - недостаточно. Редкое звание «гений» заключает в себе гораздо большее - это не только фильм, но и рисунки, фотографии, мысли, идеи, интуиция."
- Джонни Депп о Бертоне
"Для меня работа с Тимом подобна возвращению домой. Дом этот построен на риске, но таком, который дает покой. Глубокий покой."
- Джонни Депп о Бертоне
"Мне кажется, большинство монстров воспринимаются, по сути, неправильно: обычно они гораздо чистосердечнее, чем люди, которые их окружают."
"Вместо того чтобы поддержать ребенка - дать ему выразить себя и рисовать по своему усмотрению, ему начинают навязывать некие стандарты, принятые в обществе. «Нет! - говорят ему. - Так рисовать нельзя. Рисовать надо вот так». Помню, какое страшное разочарование я испытал однажды: так любил рисовать, а оказалось, что недостаточно хорошо это умею. Но потом словно что-то щелкнуло у меня в голове, и я подумал: «Да пошли вы все куда подальше. Меня не волнует, умею я рисовать или нет. Я люблю это делать». И клянусь Всевышним, с этого мгновения я обрел свободу, которую никогда не имел раньше: меня уже не беспокоило, имеют ли нарисованные мною люди человеческие формы, нравится это кому-то или нет. Чувство свободы пьянило почти как наркотик. И я вступал в сражение всякий раз, когда кто-то говорил: «Ты не можешь этого сделать. Что у тебя тут за бессмыслица»."
"Мне надо было рисовать все сцены с этими милыми лисичками, а изобразить этих четвероногих в диснеевском духе никак не удавалось. Я не мог даже сымитировать этот стиль. Мои лисы выглядели так, словно попали под машину."
"Меня всегда воспринимали как человека чудаковатого: бывало, подолгу сидел в чулане и не выходил или же усаживался на стол, а то и под стол. Иногда вытворял вообще что-то несусветное: однажды выдернул у себя зуб мудрости, забрызгав кровью весь коридор. Теперь все это позади, по крайней мере в чулане я больше не сижу."
"Если подобная чертовщина у тебя внутри, неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы изгнать ее из себя. Помню, я думал: «Ты знаешь, что уже делал это, и не ощущаешь больше в себе ничего подобного. Тебе незачем видеть еще один скелет». Но иногда приходит в голову: «Сам знаешь, что просто любишь эти скелеты. Тебе казалось, что с ними покончено, но ты по-прежнему любишь их»."
"Дело в том, что каждый фильм, который я снимал, превращал меня в совершенно больного человека - так много самого себя я в него вкладывал. Я заболевал, мне хотелось умереть, но надо было работать дальше и заканчивать съемки. Однако через какое-то время все отрицательные эмоции куда-то исчезали - и это здорово."
"Что мне нравится в Феллини: он создавал образы, которые воздействуют на чувства зрителя, даже если тот не понимает, что они точно значат. Это не тот случай, когда создание образов становится самоцелью, и хотя я не осознал во всей полноте сказанного режиссером, я ощущаю биение его сердца. Его творчество свидетельствует, что не все должно говориться буквально и не обязательно все понимать. Пусть даже это некий запредельный образ, нечто находящееся вне сферы человеческого восприятия реальности, вы все равно что-то чувствуете. Я нахожу прекрасным именно то, что нельзя выразить словами, - в этом вся магия кино."
"Всегда буду противостоять стремлению к буквализму, когда всё пытаются разжевать и выложить перед тобой на блюдечке. Ненавижу такой подход."
"Творчество должно быть процессом очищения."
"Не думаю, что люди искусства подолгу испытывают чувство удовлетворения, - может быть, оно порой и посещает их, но быстро проходит. Им присуще скорее некое смутное желание, страстное стремление к идеалу, романтическая фантазия, тоска по недостижимому, - все это несколько отличается от реально ощущаемого счастья."
книга немного разочаровала. в ней, правда, подробно расписывается, как велась работа над тем или иным фильмом, включая все те детали. которые интересны скорее киношнику-профессионалу, чем фанату творчества режиссера. все-таки хотелось бы глобальных высказываний о мире, людях, но Тим Бертон предпочел оставить их за кадром. да и надо ли? не в его это манере.
интервью представляют собой длинные монологи Бертона о деталях работы над фильмами и мультфильмами, начиная с самого первого и заканчивая "Трупом невесты".
из рассказов режиссера можно четко уловить несколько решающих факторов: с детского возраста он очень одинок и отстранен (потерян контакт с родителями, не лучшие отношения со сверстниками), всегда имел свое мировосприятие, из-за чего ему так нелегко жилось в пригороде гламурного Голливуда, а после работалось на самой фабрике грез. в каждого главного героя режиссер вкладывает огромную часть себя, по сути это он сам и есть.
Бертон очень привязан к своей жене и детям. скорее предпочтет менять подгузник, чем подписывать важный контракт.
все же какую-то долю можно извлечь из его высказываний. это человек столь увлеченный своей работой, что он просто ею дышит и живет. когда творчество настолько идет от души, оно всегда найдет отклик у зрителя, сколько бы там скелетов ни было, и какой бы мрачной ни была картинка.
"Для меня самое главное - не переставать удивляться. Перед отходом ко сну я непременно даю себе наказ с утра пораньше обнаружить что-нибудь удивительное."
"Бледный хрупкий человек с грустными глазами, чьи волосы отражали нечто гораздо большее, чем сражение с подушкой прошлой ночью. Если бы расческа имела ноги, она обогнала бы Джесси Оуэнса[4] при виде лохм этого парня. Ком волос на восток, четыре пряди на запад, завитки и буйство растительности в северном и южном направлении. Помню, что первой моей мыслью было: «Тебе надо немного поспать», - но сказать это вслух я, конечно, не осмелился. И вдруг меня словно ударило прямо в лоб двухтонным кузнечным молотом. Его руки - то, как он почти непроизвольно машет ими в воздухе, нервно постукивает ими по столу, его высокопарная манера выражаться (я разделяю с ним эту черту характера), широко открытые глаза, этот нездешний взгляд, полный любопытства, глаза, которые много повидали, но с жадностью впитывают новые впечатления. Этот сверхчувствительный безумец и есть Эдвард Руки-ножницы."
- Джонни Депп описывает свою первую встречу с Бертоном.
"Для меня почти не имеет значения, что собирается снимать Тим, - я сделаю это, я всегда готов к работе, потому что полностью доверяю ему - его видению, вкусу, чувству юмора, его сердцу и его уму. Для меня он - истинный гений, а я, уж поверьте, не о многих скажу такое. Невозможно наклеить ярлык на то, что он делает. И это не волшебство, которое подразумевает ту или иную степень мошенничества. И это не просто мастерство, не какой-то выученный раз и навсегда урок. Тим обладает особым даром, который редко встречается. Назвать его создателем фильма, кинорежиссером - недостаточно. Редкое звание «гений» заключает в себе гораздо большее - это не только фильм, но и рисунки, фотографии, мысли, идеи, интуиция."
- Джонни Депп о Бертоне
"Для меня работа с Тимом подобна возвращению домой. Дом этот построен на риске, но таком, который дает покой. Глубокий покой."
- Джонни Депп о Бертоне
"Мне кажется, большинство монстров воспринимаются, по сути, неправильно: обычно они гораздо чистосердечнее, чем люди, которые их окружают."
"Вместо того чтобы поддержать ребенка - дать ему выразить себя и рисовать по своему усмотрению, ему начинают навязывать некие стандарты, принятые в обществе. «Нет! - говорят ему. - Так рисовать нельзя. Рисовать надо вот так». Помню, какое страшное разочарование я испытал однажды: так любил рисовать, а оказалось, что недостаточно хорошо это умею. Но потом словно что-то щелкнуло у меня в голове, и я подумал: «Да пошли вы все куда подальше. Меня не волнует, умею я рисовать или нет. Я люблю это делать». И клянусь Всевышним, с этого мгновения я обрел свободу, которую никогда не имел раньше: меня уже не беспокоило, имеют ли нарисованные мною люди человеческие формы, нравится это кому-то или нет. Чувство свободы пьянило почти как наркотик. И я вступал в сражение всякий раз, когда кто-то говорил: «Ты не можешь этого сделать. Что у тебя тут за бессмыслица»."
"Мне надо было рисовать все сцены с этими милыми лисичками, а изобразить этих четвероногих в диснеевском духе никак не удавалось. Я не мог даже сымитировать этот стиль. Мои лисы выглядели так, словно попали под машину."
"Меня всегда воспринимали как человека чудаковатого: бывало, подолгу сидел в чулане и не выходил или же усаживался на стол, а то и под стол. Иногда вытворял вообще что-то несусветное: однажды выдернул у себя зуб мудрости, забрызгав кровью весь коридор. Теперь все это позади, по крайней мере в чулане я больше не сижу."
"Если подобная чертовщина у тебя внутри, неизвестно, сколько понадобится времени, чтобы изгнать ее из себя. Помню, я думал: «Ты знаешь, что уже делал это, и не ощущаешь больше в себе ничего подобного. Тебе незачем видеть еще один скелет». Но иногда приходит в голову: «Сам знаешь, что просто любишь эти скелеты. Тебе казалось, что с ними покончено, но ты по-прежнему любишь их»."
"Дело в том, что каждый фильм, который я снимал, превращал меня в совершенно больного человека - так много самого себя я в него вкладывал. Я заболевал, мне хотелось умереть, но надо было работать дальше и заканчивать съемки. Однако через какое-то время все отрицательные эмоции куда-то исчезали - и это здорово."
"Что мне нравится в Феллини: он создавал образы, которые воздействуют на чувства зрителя, даже если тот не понимает, что они точно значат. Это не тот случай, когда создание образов становится самоцелью, и хотя я не осознал во всей полноте сказанного режиссером, я ощущаю биение его сердца. Его творчество свидетельствует, что не все должно говориться буквально и не обязательно все понимать. Пусть даже это некий запредельный образ, нечто находящееся вне сферы человеческого восприятия реальности, вы все равно что-то чувствуете. Я нахожу прекрасным именно то, что нельзя выразить словами, - в этом вся магия кино."
"Всегда буду противостоять стремлению к буквализму, когда всё пытаются разжевать и выложить перед тобой на блюдечке. Ненавижу такой подход."
"Творчество должно быть процессом очищения."
"Не думаю, что люди искусства подолгу испытывают чувство удовлетворения, - может быть, оно порой и посещает их, но быстро проходит. Им присуще скорее некое смутное желание, страстное стремление к идеалу, романтическая фантазия, тоска по недостижимому, - все это несколько отличается от реально ощущаемого счастья."