Большая транзитная игра (1/2)
Леонид Крутаков доцент Финансового университета при Правительстве России.
https://octagon.media/ekonomika/bolshaya_tranzitnaya_igra.html
«Никогда никому ничего не хватает. Это основной закон термодинамики. Мне никогда не хватало виски... Вот вы - молодой человек, вам когда-нибудь хватало баб? Так вот, ни Standard Oil, ни Royal Dutch Shell никогда не будет хватать нефти».
Джон Дос Пассос
Принято считать: современная модель глобализации вошла в пике 11 сентября 2001 года. Мирный («мягкая сила») транзит национальных экономик (Nation State) в интернациональный формат сменился на мобилизационный («умная сила»). Светлый лик храма на холме перестал обеспечивать добровольную трансформацию. К добрым намерениям и баблу добавили револьвер системы Кольт.
Публично концепт «умной силы» озвучат позже. Буш-младший использует его на саммите G8 в Си-Айленде (2004), когда будет объявлять о новом прочтении конструкта «Большой Ближний Восток» (Greater Middle East/GME). Суть первого и второго (концепта и конструкта) раскроет Кондолиза Райс, заявив об отказе США поддерживать местные авторитарные режимы ради стабильности и о начале борьбы за демократию (дестабилизация).
В современной модели экономики все трансформации начинались и начинаются с нефтеносных районов планеты. Нынешняя трансформация началась задолго до 11.09.2001…
Нефтяной голем
Геополитический конструкт GME актуализировался в начале 1980-х годов. В состав Ближнего Востока географически были включены нефтеносные и транссредиземноморские страны Магриба (Алжир, Ливия, Тунис, Марокко, Мавритания), трансазиатские (Пакистан, Афганистан) и африканские стражи «Ворот скорби» - прохода между Красным морем и Индийским океаном (Судан, Эритрея, Джибути, Сомали). Вскоре конструкт получит геоэкономическое наполнение.
«Новый Ближний Восток» - назовёт свою книгу, вышедшую в 1993 году, бывший премьер Израиля Шимон Перес. Новым в проекте GME станет идея создания за счёт ресурсов региона центра интеграции на базе Израиля. «Перед Израилем стоит жёсткий выбор: быть Великим Израилем на основе численности управляемых палестинцев и площади оккупированных территорий, или же быть Великим на основе объёма рынка, который он охватывает».
В 1997 году Збигнев Бжезинский в книге «Великая шахматная доска» (The Grand Chessboard: American Primacy and Its Geostrategic Imperatives) раздвинет географию конструкта GME ещё шире, включив в него Балканы, Закавказье (Азербайджан, Армения, Грузия) и Среднюю Азию (Казахстан, Узбекистан, Кыргызстан, Туркменистан, Таджикистан).
Политически конструкцию должен был скрепить блок ГУУАМ (Грузия, Украина, Узбекистан, Азербайджан, Молдавия) с планируемым созданием собственных сил самообороны. А геоэкономический смысл «новый GME» стал обретать только благодаря развалу СССР.
Война в Чечне направит каспийские углеводороды в Европу, впервые в истории России минуя её территорию (Баку - Тбилиси - Джейхан). При пассивном участии (бездействие) Москвы начнёт складываться принципиально новая конструкция GME. Завершить её формирование должно было создание Транскаспийской трубопроводной системы.
Труба через Каспий превращала Среднюю Азию, классический Ближний Восток и Закавказье в единый нефтегазовый коллектор, изолируя Иран и Россию. Его врезка через Балканы в Балто-Черноморский коллектор (проект нефтяного «Междуморья»: Украина, Белоруссия, Польша, Литва) создавала конгломерат из шести макрорегионов. Чёрное море («расчётный стол» Великого шелкового пути) превращалось в евро-атлантический залив.
Завершить формирование новой конструкции «Большой Ближний Восток» должно было создание Транскаспийской трубопроводной системы.Фото: Рогулин Дмитрий/ТАСС
Строилась новая политическая география (субъектность рынка). Общий транзит в отличие от морских поставок углеводородов требует создания пространства «общей нормы»: таможенные тарифы, контрактное право, силовой контур обеспечения исполнения обязательств. Иными словами, требует унифицированной юридической и пенитенциарной системы, поддерживать которую ни одна из стран «нового GME» не способна.
В случае реализации конструкта Россия теряла позиции на рынке, Европа - право голоса, а арабские страны - зачатки/остатки суверенитета. В энергетическое сердце планеты вживлялся клапан (регулятор), обеспечить работу которого могли только США (НАТО). Россия, Западная Европа и Китай, отрезанный от GME Афганистаном, выпадали из политически активной картины мира. Превращались в то, что в англосаксонской политической семантике называется «страны-безбилетники».
Параллельно (авансом) с возведением нового конструкта разгонялась капитализация нефтеносных стран. За два года (1999-2001) цена на нефть аномально вырастет более чем в три раза (с 10 до 35 долларов за баррель), вопреки постоянному повышению квот ОПЕК, а в следующие семь лет отрастёт почти до 140 долларов за баррель. В течение 100 лет, предшествующих этому росту, совокупная цена на сырьё в реальном выражении снижалась в среднем на 0,7 процента в год, обеспечивая прирост потребления и прибыли стран финансового сектора мировой экономики.
Вслед за нефтью стали расти цены на топливо. В 2001 году по Европе покатились так называемые бензиновые бунты. Попытка европейских правительств обвинить во всём ОПЕК провалилась.
В ходе полемики выяснилось: более 80 процентов цены на бензин формируется за счёт налогов стран-импортёров. Оказалось, на «нефтяной игле» не сидят развивающиеся страны, а висит социальный мир и порядок развитых стран.
Любопытно, что одновременно с «бензиновыми бунтами» в Европе поднялась антимиграционная волна. Инициатором темы, помимо политиков-консерваторов, выступили Ватикан и католические священники. Европейская ксенофобия и антиизраильская повестка ускорили сближение арабских стран, страны ОПЕК консолидировались на антидолларовой повестке (Венесуэла, Ливия и Ирак выступили за перевод нефтяных расчётов в евро).
Процессы, зародившиеся на рубеже веков, сегодня определяют политическое лицо планеты. Когда из мегапроекта был выдернут транскаспийский стержень, США сменили политику пряника на кнут. Для Лукашенко Балто-Черноморский коллектор - предмет торга, основа существования «многовекторного» режима, вопрос жизни и смерти.
Стержень из проекта выдернул Иран, который настаивал (продолжает настаивать) на исключительном праве прибрежных стран общими усилиями добывать ресурсы Каспия. Россия изначально согласилась с секторальным разделом дна Каспия и присутствием западных компаний, но упёрлась в вопросе общего водного пространства, что требует, по мнению Москвы (но не Баку и Ашхабада), согласия всех каспийских государств на строительство трубы.
Вести игру в скрытом формате стало невозможно и бессмысленно. В 2004 году Буш заявит о большой демократизации GME, а в 2006-м, во время Второй (спонсируемой Англией и США) ливанской войны конструкт легализуют. Премьер Израиля Эхуд Ольмерт и госсекретарь США Кондолиза Райс объявят, что война является началом реализации концепции «Новый Ближний Восток». Ирак к этому моменту уже был повержен.
В 2007 году Путин произнесёт Мюнхенскую речь. Через год Китай и Индия провалят Дохийский раунд переговоров в рамках ВТО, отказавшись вскрыть свои финансовые системы. Инфраструктурный кризис трансформируется в финансовый. Заблокирован будет не просто рост отдельных сегментов мирового рынка, а система управления моделью роста (возможность прогнозирования).
Шёлковый путь наоборот
В 2008 году встала задача не пустить «вертолётные», вновь напечатанные деньги на развивающиеся рынки, лишить ресурсные страны возможности капитализировать свои стратегии роста. Цветные революции, «арабская весна» и войны дестабилизировали страны GME (демократизация), сузив их прогнозный горизонт (предсказуемый рост). Риск потери инвестиций («цена страха») достиг пороговых размеров.
(N.B.: «Цена страха» инвестиций в развивающиеся страны выросла не только для транзакционного центра мировой экономики (банковская система Запада), но и для самих развивающихся стран, финансовая политика которых подчинена мировому эмиссионному центру (ФРС США). Это хорошо видно на примере России. Отказавшись в 90-е от собственной кредитно-денежной системы, мы «храним» сбережения в чужой валюте и вынуждены их наращивать «на чёрный день» в ущерб инвестициям в своё развитие.)
На дефицитном по своей природе рынке было создано ситуативное изобилие. Рост сланцевой добычи в США, блокировка Эр-Риядом усилий ОПЕК по снижению добычи, биржевая игра и «нелегальные» поставки исламским государством иракской нефти на мировой рынок девальвировали сырьевой фактор. Результатом стало паническое бегство капитала из сырьевого сектора в корпоративный (обвал 2014 года).
Игру на финансовом и нефтяном рынке дополнила информационная политика. Хайп вокруг глобального потепления, зелёной энергетики и антикарбоновых пошлин поместил экспортёров нефти в разряд отверженных («неприкасаемые»). В рамках существующей финансовой модели интеграцию производящего и ресурсного сектора мировой экономики на основе долгосрочной стратегии роста капитализировать невозможно.
Насильственная девальвация сырьевого сектора финансово расколола ресурсные и производящие страны, параллельно создав зону общих интересов (переговорная площадка) последних с транзакционным центром мировой экономики. Альтернативой переговорам производящего и финансового сектора по разделу «возникающей» из сырья новой прибыли является слом модели. Чтобы принудить производящие страны к договорённостям, США должны переломать ресурсные страны.
В отличие от России, плывущей долгое время по волнам, Китай всё это время вёл контригру - экономическую экспансию в страны «нового GME».
Пока США при поддержке Эр-Рияда и Анкары продавливали Баку - Тбилиси - Джейхан (Чечня, Хаттаб) с перспективой создания транскаспийской системы, Китай развернул в свою сторону трубопроводную инфраструктуру Средней Азии.
Четыре нитки газопровода из Туркмении (общий объём 65 млрд кубометров) и нефтепровод из Казахстана (20 млн тонн). Нефтепровод Восточная Сибирь - Тихий океан с ответвлением в Китай (30 млн тонн), газопровод «Сила Сибири» (38 млрд кубометров) и проект «Сила Сибири - 2» (50 млрд кубометров) запустили инфраструктурное переформатирование (новое пространство «общей нормы») всего евразийского континента.
Энергетическая политика Китая носила системный характер - не ограничивалась странами GME. Высокие внутренние темпы роста и низкая стоимость труда позволяли Пекину игнорировать логику глобального рынка (конъюнктура). Использовалась схема торгово-инвестиционного партнёрства (льготное кредитование, бартер «ресурсы в обмен на социальную инфраструктуру»). Никаких политических требований партнёрам Китай не выдвигал.
Официальная церемония открытия газопровода «Трубопровод Центральная Азия - Китай» состоялась 14 декабря 2009 года на месторождении Самандепе в Туркменистане.Фото: Туманов Александр/ТАСС
С 2005 по 2013 год общий объём сделок трёх энергетических гигантов Китая (CNPC, Sinopec, CNOOC) по приобретению зарубежных активов составил 123,5 млрд долларов. Зарубежная добыча (более чем в 50 странах) выросла в четыре раза (126 млн тонн нефтяного эквивалента в год). Экспансия шла на фоне падения эффективности традиционных лидеров рынка.
С 2000 по 2014 год ExxonMobil, Shell, BP, Chevron и Total увеличили инвестиции в разведку и добычу в четыре раза (с 29 млрд до 121 млрд долларов). При этом объём добычи нефти у них упал с 507 млн до 443 млн тонн, доля в мировых запасах нефти снизилась с 3,5 до 2,2 процента (газа - с 3,9 до 3,0 процента). Совокупный задействованный капитал за это время вырос с 310 млрд до 902 млрд долларов, а его эффективность (рентабельность) упала с 18,4 до 4,6 процента.
Последняя цифра особенно показательна. Она демонстрирует, как «вертолётные деньги» поднимали стоимость западных компаний (фиктивный рост экономики), несмотря на падение уровня запасов, добычи и доходности. Перед кризисом 2008 года рентабельность пятёрки мировых лидеров выросла до 24,8 процента, а после запуска «печатного станка» и обвала цен рухнула в пять раз, при этом задействованный капитал вырос в три раза.
Параллельно с падением доли мировых мейджоров рос объём добычи «мировых лузеров» - нефтяных компаний Ближнего Востока и России. При этом их капитализация из-за возросшей «цены страха» постоянно падала. Китай этим пользовался и продолжает пользоваться, отжимая своих «стратегических» партнёров в цене будущих поставок по условиям инвестиционного сотрудничества.
Пока союз ресурсов (Россия) и производства (Китай) складывается как патология, в логике актуальной финансовой модели - нерыночно.
Сближение в большей мере диктуется общими угрозами. Смогут ли Москва и Пекин выработать в рамках ШОС или БРИКС взаимовыгодный проект, требующий своей (независимой от США) системы межстрановых расчётов, - это главный вызов для них. Впрочем, как и для Вашингтона.
Сближение Китая и России формирует силовой паритет с транзакционным сектором мировой экономики (НАТО). Конфликт «хозяйствующих субъектов» переходит в военно-политическое пространство. В этом смысле символично, что заключение Москвой и Пекином газового «контракта века» по времени совпало с украинским Майданом и стартом новой холодной войны.
США осознанно и целенаправленно подорвали единство финансового рынка. Капитал заперли на фондовой бирже, отрезав его от реальных активов. Миру продемонстрировали, что объективация законов рынка не более чем фикция, навязанное восприятие. Системный конфликт трёх секторов мировой производственной цепочки трансформировался в двухсторонний - финансы против промышленности и ресурсов.
Сближение Китая и России на нефтегазовой почве потенциально может перекроить военно-политическое пространство.Фото: Шарифулин Валерий/ТАСС
Ситуация патовая. Китай и Россия должны создать новую систему расчётов, если хотят использовать свои сбережения без «благословляю» от США. У Вашингтона задача противоположная - удержать мировое производство и ресурсы в своей юрисдикции (зона доллара), сохранив ликвидность ранее выданных гарантий / взятых на себя обязательств.