Непостигнутый Август (по просьбам друзей одним куском)
Оригинал взят у alexandr_anikin в Непостигнутый Август (по просьбам друзей одним куском)
Непостигнутый Август
Пролог. Трепетное обращение с архивами
Летом двухтысячного меня, позвонив, пригласил зайти председатель горсуда Владимир Иванович Полудняков. По нескольким причинам, каждая из которых была достаточной, я ломаться не стал и через четверть часа был в его кабинете на Фонтанке. Владимира Ивановича интересовала судьба решения первой сессии Ленсовета об утверждении списка народных заседателей - он не мог найти ни копии, ни оригинала. Проблему он впоследствии решил, не о ней речь, моя помощь была минимальной, речь и не о ней тоже. Важно то, что я от него тогда услышал: документы Совета после его разгрома в конце 93-го года по указанию Собчака были свезены в архив и свалены кучей столь беспорядочной, что на седьмом году после того для председателя горсуда невозможно было найти действительно важный документ.
Прошло ещё полтора десятилетия с гаком. Архив, я слышал, приведён в порядок и какой-нибудь любознательный исследователь, если захочет, может найти подтверждение либо же опровержение того, что я, полагаясь больше на собственную память, напишу о нескольких годах на рубеже предпоследнего и последнего десятилетий ушедшего миллениума. Память же моя, как будто, довольно хорошая. Иногда даже хочется, чтобы была похуже, но что уж с ней поделаешь.
А мелкий, в общем-то, эпизод с архивом Совета лишний раз показал, как важно привластным фальсификаторам истории держать общество в плену сочинённых ими подлых лицемерных мифов.
[Spoiler (click to open)]
Вступление. Внутри фарса
Чрезвычайная сессия была назначена на 16 часов, но мы и в мирное время меньше, чем с двадцатиминутным опозданием, не собирались. К шестнадцати-двадцати восьми электронная регистрация показывала чуть более двухсот вставленных ключей вместо двухсот пятидесяти двух, необходимых для кворума. Саша (Александр Николаевич) Беляев уже собирался объявить вместо сессии собрание депутатов, но тут я увидел в руках Эрнеста Петровича Перчика ксерокс свеженького закона о местном самоуправлении. Попросил, взял, подошёл к любимому второму микрофону в зале и объяснил Саше, что он может назначить сессию с усечённым кворумом на более позднее время, скажем, на шестнадцать-тридцать. Саша с готовностью согласился, назначил, а тут и шестнадцать-тридцать подошли, и всё заверте...
Как член секретариата сессии, я должен был сидеть не в зале, а как бы в президиуме. На роликах с записью программы "Время", в которые вошли несколько мгновений, снятых в тот день в Мариинском, при высочайшем разрешении можно разглядеть мелкую фигурку в светлой рубашке с галстуком налево от трибуны. Кресло справа от меня свободно. Около пяти вечера, появившись из кулуаров за трибуной, именно на это свободное кресло скромно присел Собчак и протянул мне, как случайно встреченному знакомому, руку. Я пожал.
Очередной выступающий договорил, и Саша дал слово мэру. Я как раз отправился на цокольный этаж за очередной пачкой разксеренных для всех депутатов документов. Работала громкая связь, Собчака было слышно во всех коридорах дворца.
Вероятно, это чувство, осязаемое сразу по всему телу, вызывается выбросом адреналина. Что-то похожее ощущается, когда оглашаемая резолютивная часть судебного акта слишком сильно расходится с тем, что ожидаешь. По силе же эффекта могу припомнить подобное, лишь когда под Новый 2000 год услышал из телевизора заявление Ельцина об отставке - гнусное предательство, лишавшее альтернативности неизбежно досрочные выборы.
Сейчас же, проходя по цокольному этажу, я, вместе со всеми слушателями, узнал, что, оказывается, экстренно вернувшийся в город мэр первым делом отважно направился в штаб военного округа на заседание образованной командующим его войсками комиссии по чрезвычайному положению, гневно в глаза членам комиссии обличил всю их противоправную деятельность за текущий день и, главное! - беспрепятственно оттуда вышел, направившись уже к нам в Мариинский. Имея достаточное представление о нравственных и духовных качествах этого человека, я ни на миг не мог допустить с его стороны ни грана отваги, ни тени мужества и ни намёка на смелость. Если он заявился под Арку, то был на все сто уверен: никто не помешает ему ни войти, ни высказаться, ни выйти. Но это как раз и означало, что путч был фарсом, и Собчак об этом знал давно и твёрдо.
Предисловие. Междугородка и особист-лампасник
Хоть, как почти все, бывши в отпуске, ночевал я в тот понедельник дома. В семь утра просыпаюсь от звонка из Москвы: включи, говорят, телевизор. Включил, а там заявление хунты. Звоню уже сам Мише (Михаилу Романовичу) Журавлёву. "Телевизор посмотри!" - "Да вот, уже час смотрю." Хмыкаю, удивляться некогда, набираю Виталика (Виталия Валерьевича) Скойбеду. Разбудил. Включает, смотрит, говорит, так надо, мол, их всех, заговорщиков, арестовать и посадить. Ага, ну, сажай.
Посмотрел, послушал дальше, безуспешно тужась понять смысл и подлинные намерения хунты. Собрался основательно, вполне допуская, что вернуться могу не скоро или никогда. Часам к десяти или к пол-одиннадцатого двадцать вторым автобусом через Суворовский и половину Невского добираюсь к Мариинскому. Ни танков, ни солдат, а людей на Синем мосту уже сотни, напряжены, но спокойны. В Совете лёгкое изумление, председатель в отпуске, зампредседателя в отпуске, мэр в командировке, вице-мэр в отпуске. Главный по ксероксу старый исполкомовец Макаркин говорит, что приходили с Литейного и запретили пользоваться ксероксом. Но ближе к одиннадцати уже приходят с Краснопресненской первые факсы с заявлениями Ельцина-Хасбулатова-Силаева и указами Президента РСФСР. Иду на крыльцо читать. Тут-то, чуть не единственно в жизни, на пользу пошёл мой талант, восхищавший школьного военрука и офицеров военной кафедры. Никаких мегафонов мне никто не давал, но несколько тысяч человек звонкое ельцинское слово из моих скромных уст услышали чётко.
Занятый общением с народом, о ходе заседания президиума Совета узнал я только по рассказам, но - от разных очевидцев и по горячим следам, к тому же потом видел и стенограмму. Все сходились на том, что заявился на заседание и.о. мэра председатель комитета мэрии по безопасности контр-адмирал КГБ Храмцов и сообщил, что сам он подчиняется ГКЧП, и все вы тут со своим Советом тоже, как миленькие, будете подчиняться ГКЧП. Виталик, конечно, уже был тут, как тут, и, верный слову своему, принялся Храмцова задерживать и арестовывать, без всякой деликатности, сообразно остроте момента. Их таки растащили и Храмцов сбежал, а президиум осудил ГКЧП и назначил чрезвычайную сессию, это решение я потом тоже с крыльца прочитал.
А теперь задумаемся. Никто, замечу, вопрос такой не ставил и ответов на него не предлагал. Мэр, по собственным рассказам, свидетелями не опровергнутым, с утра был при Ельцине в Архангельском. То, что даже я спросонья знал уже в семь утра, он узнал никак не позже. Что должен был сделать глава мегаполиса, будь он хоть профессор, хоть матёрый аппаратчик, хоть небритый диссидент в джинах потёртых? Первым делом, конечно, - рвануться к телефону и дать своему заму директиву, как действовать в экстраординарной ситуации. Телефонная-то связь, даже самая, что ни на есть, бытовая, как видим, работала вполне исправно. Не хватить четырёх часов, чтобы созвониться с Храмцовым и сказать ему несколько слов, Собчаку могло только в одном случае - если он и не пытался это сделать, зная, что инструкции на данный случай у Храмцова есть и он их в точности исполняет. Вот только Виталика Скойбеду инструкции не предусмотрели, и много, чего ещё.
Фотография © Феликс Титов.
Вместо эпилога. Утро социализмецкой казни
Это не был окуджавский полночный троллейбус с пассажирами-матросами. Напротив, троллейбус был утренний, даже слегка помытый, а уж что пустой, так совершенно. Поэтому никто не упал, не ударился зубами о переднее сиденье и не возроптал, когда водитель рванул руль влево, под жалобный писк коротких замыканий срывая токоприёмники с проводов.
Этот водитель не слышал ни уже оглашаемого в шестичасовых новостях заявления хунты, ни ещё не написанного обращения Ельцина с присными. Он и понятия не имел, что там с Ельциным и собирается ли тот что-либо предпринимать вообще. Но этот водитель, как и всё население шестой части земной суши, смотрел телевизор, слушал радио и читал газеты. Как и все, он получил эфемерные политические свободы и надежду на улучшения в реальной жизни. Как и у всех, его надежда окрепла после выборов президента РСФСР. Как и все, он считал, что военная техника на столичных улицах означает отказ от вожделенных перемен. Поэтому, увидев показавшиеся из-за поворота боевые машины, он, не раздумывая, развернул троллейбус поперёк их движения.
А командир армейского подразделения, как и все офицеры Советской Армии, выбрал офицерскую службу не для того, чтобы воевать с безоружными москвичами. Он, как и все, знал, что думают и говорят о недавних событиях в Тбилиси и Вильнюсе и давних - в Новочеркасске. Как и все прочие офицеры, он нисколько не хотел, чтобы дети и внуки считали его палачом своих соотечественников. Поэтому, вместо того, чтобы, не замедляя хода, хрустнуть гусеницами по кузову троллейбуса и продолжить движение по заданному маршруту, он принялся петлять по московским улицам, пытаясь и довести колонну до пункта назначения, и никого не задеть. Получалось скверно.
Так эти двое безымянных вершителей истории вынесли приговор хунте и тут же привели его в исполнение задолго до того, как Ельцин подписал свои воззвания и прочитал их с так удачно подвернувшегося танка. Сцена их мимолётного бессловесного диалога, с той или иной степенью идентичности воспроизведённая по всему городу десятки и сотни раз, показала окончательно всякому, кто гадал и сомневался, что активная часть населения диктатуру не поддержит и готова ей сопротивляться, а средств принуждения взять уже неоткуда. Хунте осталось думать, как сдать позиции с наименьшими потерями.
В отличие от всей остальной страны хунта к своему поражению была готова.
Часть первая. Судороги генеральной линии
Считается, что политическая карьера первопоследнего мэра Петербурга началась в 89-м году с избрания его народным депутатом СССР в Василеостровском районе, по месту работы в ЛГУ имени А.А. Жданова. Но куда интереснее приглядеться к событиям года предыдущего.
А в том, 88-м году, состоялась XIX партконференция, провозгласившая дикую антикоммунистическую ересь: разделение властей, альтернативные выборы и передачу реальной власти Советам, впрочем, с обязательным избранием соответствующих первых секретарей на должности председателей Советов. Это для всех, а для Собчака этот год отмечен пятью важными событиями: во-первых, он вступает в КПСС, во-вторых, ему засчитывают, после многолетнего перерыва после кандидатской, защиту докторской диссертации, что влечёт и получение профессорского звания, в-третьих, специально под него в обход мнения Учёного Совета факультета создаётся кафедра хозяйственного права и он, никогда никем не командовавший, внезапно становится руководителем, заведующим кафедрой. В-четвёртых, в декабре предварительное собрание избирателей именно в этом округе никого из выдвинутых кандидатов в депутаты СССР почему-то не отсеивает, хотя, например, в соседнем, Петроградском районе, как и во многих других округах, такое же собрание оставляет в бюллетене одного Гидаспова.
Самое же пикантное, в-пятых, широкой публикой вообще не замечено. Осенью 90-го года "Смена" (может, "Вечёрка", но скорее "Смена") опубликовала статью Виталия Скойбеды "Неизвестный Собчак", в которой упоминалось, что в том же 88-м году обкомом КПСС составлялся список членов комитета по управлению свободной экономической зоной Ленинграда и Ленинградской области. В ретроспективе понятно, что речь шла о том, кому будет передано в аренду, по анекдоту, не один метр, для проноса чемодана, а несколько десятков километров государственной границы. Откуда Виталик эту информацию откопал, я у него так и не допросился, но поручусь, что источники у него были всякие, в том числе и надёжные. Никто никогда эти сведения не опровергал. Пояснять же, что к составлению списка членов комитета по зоне не могло не приложить руку Управление КГБ по Ленинградской области, было совершенно излишне. И недостатка в маститых правоведах с многолетним партийным стажем в городе не было. Все пять обстоятельств в совокупности, особенно последнее, означало поручение нашему герою с 88-го года особой роли в осуществлении весьма важных планов, совместно составлявшихся Литейным и Смольным.
Собчак с двух туров в апреле 89-го получил мандат, в конце мая на I Съезде отличился невозмутимым несением чудовищной галиматьи с трибуны (мы воспринимали её как восхитительное откровение), и с репутацией "демократа" вошёл в координационный совет Межрегиональной депутатской группы. В группе было пять сопредседателей, включая Ельцина, и первое, что Собчак заявил одной из ненадолго возникших городских газетёнок, было: "Это не группа Ельцина". Ему практически до самого краха СССР удавалось держаться вблизи и Горбачёва, и Ельцина, изображая относительную независимость. Из масштабных деяний за ним числилось расследование тбилисских событий, в ходе которого он полностью скрыл роль Горбачёва, и изобретение формулировки в поправках к союзной конституции, позволившей избрать того же Горбачёва союзным президентом на съезде, а не на прямых всенародных выборах. Счёт оказанных Горбачёву Собчаком услуг рос, но освободившееся кресло председателя Верховного Совета СССР досталось не ему. И тут стало ясно, что демократическое большинство только что, в марте 90-го, избранного Ленсовета безголово.
Через два года, когда мэр Петербурга перед критическим VI Съездом народных депутатов РСФСР выступит с нападками на правительство реформ, тот же Виталик вынесет на сессию проект об отрешении мэра от должности. Принятие этого проекта требовало нереального квалифицированного числа голосов, и я вынес параллельный проект, ослабив его силу словом "о целесообразности" (он и был принят 146 голосами, без всяких юридических последствий, но моральное потрясение не позволило мэру заявиться на съезд и добить правительство Гайдара, удержавшееся тогда на волоске, впрочем, никакой благодарности от Гайдара наш Совет не получил, да не очень-то и ждали). Как докладчик по проекту я сказал с трибуны: "Дорогие коллеги! Скоро два года, как мы с вами легли очередной ступенькой под ноги политикана, рвущегося к неограниченной власти. Тяжёлая вина наша требует искупления, и в решительный момент голосования да не дрогнут наши пальцы на кнопках "за"!" Это будет потом, а в мае 90-го мы своими руками посадили это сокровище себе на шею - именно так, как я сказал.
Тем временем экономика СССР продолжала разгоняться к краю пропасти и дальше, в начале осени была отвергнута чистоплюйская программа "500 дней", а ничего толкового взамен ни Рыжков, ни Павлов предложить не могли. Всё наглее вели себя князьки не только в союзных республиках, но и в подстрекаемых союзным центром автономиях России. Мысли о военном положении не приходили в голову только совсем ленивым, а председатель Ленсовета использовал любую возможность, чтобы объявить их вздорными. Однажды он даже принялся на пресс-конференции прилюдно отчитывать "Вечёрку" за то, что она, дескать, пугает читателей грядущим переворотом и репрессиями. При этом банально напутал, серию материалов об опасности пиночетовщины публиковал "Час пик", который после Августа не преминул с гордостью об этом напомнить.
В то же время председатель Ленсовета и его первый заместитель В.Н. Щербаков пытались исподволь убедить депутатов образовать в Совете комитет по безопасности. На кой он нам дался, этот комитет, когда уже было пять правовых постоянных комиссий: мандатная, по правам человека, по законодательству, по государственному строительству и по законности, объяснять даже не пытались, вот нужно - и всё. Намекали, что за это освобождённым депутатам повысят зарплаты с 400 до 560 рублей - немало, между прочим.
Последней публичной попыткой будущего мэра отвлечь внимание населения от нарастающей угрозы диктатуры был неудавшийся запрет пролитовского митинга. Я об этом уже писал:
http://alexandr-anikin.livejournal.com/33289.html
За 13-м января в стране произошла цепь событий, в конце концов приведшая к назначению выборов президента РСФСР. Попов и Собчак удачно подсуетились, обеспечив себе одновременное избрание мэрами мегаполисов. Разговоры о комитете Совета по безопасности прекратились, а после образования мэрии одним из первых уже в её составе был создан комитет по вопросам безопасности - во главе с тем самым пресловутым Храмцовым, которого Виталик на президиуме винтил.
И был ещё один эпизод, не микроскопический и даже не наноскопический, а где-то ангстремного масштаба - в марте в постоянной комиссии по вопросам законности, правопорядка и работы правоохранительных органов стараниями приближённых председателя Ленсовета сняли секретаря. И дело не в том совсем, кого сняли (а сняли меня, что неважно совершенно), а в том, кого пытались на это место назначить. Пытались назначить действующего сотрудника КГБ С.В. Брюзгина, не более, не менее. Реально вступить в должность и овладеть делопроизводством комиссии Брюзгину так и не пришлось, он не был и никогда не стал даже членом комиссии. Но вот парализовать работу структуры, через которую Совету следовало связываться с военизированными силами государства, удалось как раз накануне и на время Августа. Так что бездарно задуманная и неуклюже проведённая операция достигла цели наполовину - аж или лишь.
С приближением же мэрских выборов происходящее внутри Совета актуальность теряло стремительно. Хотя был один пикантный казус: очередная сессия не продлила полномочия президиума и председатель получил его полномочия в единоличное пользование. Столь удачное стечение обстоятельств будущий мэр немедленно использовал, чтобы ввести в городе совместное милицейско-армейское патрулирование. Об этом уже разговор отдельный.
Часть вторая. Высунулся-таки волчий клык из-под шкуры агнца
В старом, 78-го года, советском фильме "Кентавры" с Банионисом-"Альенде" министр обороны дважды, чтобы понятно было всем, заявляет: "Армия - не полиция. Армия бомбит и стреляет". Казалось бы, это просто. Особенно в издыхающем СССР, где и так внутренние войска МВД были по численности сопоставимы с армией крупного государства. Особенно после тбилисской трагедии, когда при соприкосновении толпы с небольшим армейским подразделением в ход пошли сапёрные лопатки - ведь армия, в отличие от милиции и внутренних войск, спецсредствами вроде резиновых палок никогда не располагала.
Наконец, психологически полицейский же должен различать людей по мастям: невиновного, подозреваемого, мелкого правонарушителя и преступника - и с каждым обращаться по-разному. Как ни далеко это от действительности, но таково профессиональное требование. А вот для солдата, напротив, мир чёрно-бел, есть свои - в своей форме, и враги - все остальные, врагов же надо просто убивать, не заморачиваясь деталями.
Поэтому совместный приказ Пуго и Язова от 29 декабря 90-го года № 493/513 о совместном же, извините за повтор, патрулировании никого не ввёл в заблуждение лицемерием о заботе об охране общественного порядка. Было очевидно, что это лишь прикрытие для подавления массовых выступлений такими тяжёлыми средствами, которых у МВД маловато, грубо говоря, танками (в дивизии МВД имени Дзержинского и танки были, но дивизия одна, для союзной столицы, а страна-то большая). Уже через две недели на улицах Вильнюса появились и танки. А 29 января Горбачёв подкрепил приказ своих министров указом № УП-1408. Тогда через день уже Ельцин подписывает два постановления Верховного Совета РСФСР с обращениями к Президенту и в Комитет конституционного надзора СССР, осуждающие введение того самого совместного патрулирования. Казалось бы, тема поисчерпалась и ушла с первых полос.
Но прошли выборы мэра, и Собчак, ещё не вступив в новую должность, пока - в качестве председателя Ленсовета в отсутствие президиума пользуясь расширенными полномочиями, издаёт распоряжение о совместном патрулировании в городе! Для имиджа записного демократа и председателя комиссии по расследованию тбилисских событий и основного автора заключения этой комиссии не то, что удивительно - просто необъяснимо. Вездесущий Виталик и тут успел, по его экспромтному предложению новый состав президиума и при новом председателе это распоряжение отменил. Но Собчак, уже как мэр, с достойной лучшего применения настойчивостью то распоряжение переиздал, практически дословно его воспроизведя на бланке мэрии.
На практике же ничего заметного отнюдь не произошло. Уличный общественный порядок не улучшился и не ухудшился. Почти никто таких нелепых групп, как три дилетанта - армейский офицер при пистолете в кобуре и два солдата со штыками на ремнях и повязками на рукавах под руководством одного профессионального правоохранителя - милицейского сержанта, в городе так и не увидел. Единственная фотография совместного патруля, мелькнувшая в прессе, была явно постановочной. На следующий год руки дошли, и по моей инициативе, основательно подкреплённой заключением юридического управления и решениями двух депутатских комиссий, малый Совет, хоть со скрипом, но отменил и это распоряжение. Общественность толком ничего не заметила и не поняла.
Но вот какое было пикантное обстоятельство. Примерно через час после того самого отчаянного визита мэра под Арку, уже когда о его демарше, разумеется, в столице знали и министр обороны, и министр внутренних дел, и председатель КГБ, началась пресс-конференция ГКЧП, та самая, с трясущимися пальцами и женским криком. И, надо же, единственное упоминание на этой пресс-конференции о нашем городе, где, между прочим, полным ходом шла чрезвычайная сессия горсовета, сделал Пуго, именно расхваливая эффективность совместного патрулирования вообще и сказав в частности буквально так: "Хочу напомнить о том, что не так давно мэр Ленинграда Собчак тоже прибег к тому, чтобы использовать эту форму работы". Однако использовать "эту форму работы" было уже поздно. Потребовалось использовать другие формы, надолго и нáтуго натянув овечью шкуру и на зубы, и на когти.
Заключение. Памяти Васисуалия Лоханкина
Чтобы детально исследовать объект, по новейшей моде, посредством беспилотника, сиречь дрона или ДПЛА, надо знать и состояние самого аппарата: координаты, вектор скорости, ориентацию, характеристики видеокамеры и прочее. Без этого информация о зазаборном дворце будет неполной. Изучая поверхность тонких плёнок, мы должны иметь представление о том, лазерный луч или ионный пучок мы на неё направляем, какова длина волны луча или каков состав и энергия ионов. Поэтому в описательной части этого текста так много внимания уделяется автору, конечно, несоразмерно роли автора в происходивших событиях. Я не задаюсь специально создать нетленку типа "Александр Аникин и его роль в русской революции", отнюдь. Я хочу перед серьёзным профессиональным исследователем, который, возможно, ещё не родился, поставить вопросы, ответы на которые приходится искать там, куда восторженные биографы Горбачёва, Ельцина или Собчака, пребывая в плену фальшивых имиджей своих кумиров, заглядывать и не станут. Излагая увиденное лично мной либо услышанное по горячим следам, я лишь по необходимости упоминаю о том, кто это видел и слышал, то есть о себе. Это вовсе не значит, что я пытаюсь представить собственное значение в этих событиях сколь-либо заметным. Нет, если, к примеру, микроскопической на общем фоне была роль того же Скойбеды, то моя роль была микроскопической на фоне скойбедовской. С этой оговоркой после описательной части я могу перейти и к резолютивной.
Часть третья, резолютивная. Развилка генеральной линии,
или Постижение Августа
Потом прикормленные у быдлиты в сенях "интеллектуальные" холуи будут впаривать доверчивой аудитории байку об обмене власти на собственность. В действительности же позднесоветская партхозноменклатура, конечно, не отличаясь умом, подсознательно выработала цепкий самосохранительный рефлекс - уж что-что, а уж власть-то из рук не выпускать никогда. Созданная Сталиным, осмелевшая при Хрущёве, возомнившая себя всемогущей и безнаказанной кастой избранных при Брежневе, она твёрдо усвоила, что делиться властью допустимо исключительно с себе подобными, после строгого многоступенчатого отбора, адаптируя неофитов к своим ментальным стандартам: тупости, хитрости, бессовестности, бесстыжести, цинизму, потребительской безудержности, высокомерию, презрению к массовке, брезгливости к родной земле и чувству имперского превосходства надо всем прочим миром. Выпущенные из подполья кооперативным движением бандитствующие предприниматели и предприимчивые бандиты именно и подходили для освежения застоявшейся коммунобарской крови и сами, как тракторная колонна в редколесье, рвались слиться с хозяевами жизни.
Когда при Горбачёве все попытки сохранить социализм с человеческой маской на звериной харе провалились и стало ясно, что никак не обойтись без раздачи хозяйства в частные руки и отказа от регулирования цен, эта свора спинным мозгом ощутила проблему: обеспечить своё сословное верховенство при любом развитии событий. Откровенный переход к капитализму совершенно очевидно влёк за собой ухудшение положения большинства населения, что чревато опасностью социального взрыва. Взрыва следовало избежать. Несложным перебором вариантов были найдены два, в принципе возможных: посредством власти либо тоталитарной, силой подавляющей всяческий протест, либо авторитарной, но настолько обожаемой в простодушном народе, что на первых порах протестовать мало кому придёт в голову, а уж потом быдлита окрепнет и послужит власти надёжной социальной базой.
Первый вариант, естественно, был определён основным, второй - запасным. Но основной вариант, в случае провала, должен был удобрить собой почву для запасного. Иначе говоря, если попытка установить террористический режим сорвётся по причине бессилия террористов, то "победе" над террористами предстояло сыграть роль соломинки, посредством которой будет надута, как лягушка, популярность того демагога, что возьмёт на себя осуществление запасного варианта. Главное же, оба варианта вели к одному результату: и власть, и собственность останутся у быдлиты, но, отринув опостылевшие ограничения советской формы социализма, хозяйствование, хотя бы и в виде преимущественно грабежа, воровства и мошенничества, несколько повысит свою эффективность.
И примерно с 88-го года исподволь и загодя шла постепенная подготовка обоих вариантов: создавались ОМОН'ы, кооперативное движение изрыгало везучих незарезанных нуворишей, готовых управлять экономикой, часть армейских частей передавалась в КГБ, кандидат в авторитарные демагогические лидеры наращивал политический вес, влияние и народную любовь, вводилось совместное патрулирование, экспромтом, невпопад, создавались структуры для жёсткого тоталитарного управления. Противостоять деморализации армии, однако, становилось всё труднее, несмотря на усердное старание обновляющейся правящей касты.
В условиях неопределённости, не зная, как дело обернётся, Горбачёв отошёл в сторону, предоставив функционерам действовать по основному варианту. Те свою миссию бездарно провалили, за что и получили от своего лидера оставшуюся в истории уничижительную характеристику: " ну, и ****** же вы!". Горбачёву было, от чего огорчаться, с авансцены он стремительно отправлялся в театральный буфет, уступая первую роль безудержно спивающемуся ничтожеству с дутой репутацией.
Однако главная задача в стратегическом масштабе, игнорируя судьбы отдельных персон, была решена вполне успешно. Ценники 2 января 92-го года не вызвали всенародного бунта. Колёса экономики, лихорадочно розданные во владение отпетому жулью, ворью и бандитам, со скрежетом завертелись, в жижу перетирая многие и многие людские судьбы. Жульё, ворьё и бандиты стремительно обогащались, превращаясь в годную для начала опору режима.
Наивные энтузиасты ликовали, празднуя победу демократии. Смешно и грустно, но в чём-то они были правы. На самом деле, альтернативы произошедшему не было - кроме всеобщей взаимной резни. И автор этих строк, вернись он в Август, сделал бы всё то же самое, что делал тогда.
10.03.17,
Санкт-Петербург
Непостигнутый Август
Пролог. Трепетное обращение с архивами
Летом двухтысячного меня, позвонив, пригласил зайти председатель горсуда Владимир Иванович Полудняков. По нескольким причинам, каждая из которых была достаточной, я ломаться не стал и через четверть часа был в его кабинете на Фонтанке. Владимира Ивановича интересовала судьба решения первой сессии Ленсовета об утверждении списка народных заседателей - он не мог найти ни копии, ни оригинала. Проблему он впоследствии решил, не о ней речь, моя помощь была минимальной, речь и не о ней тоже. Важно то, что я от него тогда услышал: документы Совета после его разгрома в конце 93-го года по указанию Собчака были свезены в архив и свалены кучей столь беспорядочной, что на седьмом году после того для председателя горсуда невозможно было найти действительно важный документ.
Прошло ещё полтора десятилетия с гаком. Архив, я слышал, приведён в порядок и какой-нибудь любознательный исследователь, если захочет, может найти подтверждение либо же опровержение того, что я, полагаясь больше на собственную память, напишу о нескольких годах на рубеже предпоследнего и последнего десятилетий ушедшего миллениума. Память же моя, как будто, довольно хорошая. Иногда даже хочется, чтобы была похуже, но что уж с ней поделаешь.
А мелкий, в общем-то, эпизод с архивом Совета лишний раз показал, как важно привластным фальсификаторам истории держать общество в плену сочинённых ими подлых лицемерных мифов.
[Spoiler (click to open)]
Вступление. Внутри фарса
Чрезвычайная сессия была назначена на 16 часов, но мы и в мирное время меньше, чем с двадцатиминутным опозданием, не собирались. К шестнадцати-двадцати восьми электронная регистрация показывала чуть более двухсот вставленных ключей вместо двухсот пятидесяти двух, необходимых для кворума. Саша (Александр Николаевич) Беляев уже собирался объявить вместо сессии собрание депутатов, но тут я увидел в руках Эрнеста Петровича Перчика ксерокс свеженького закона о местном самоуправлении. Попросил, взял, подошёл к любимому второму микрофону в зале и объяснил Саше, что он может назначить сессию с усечённым кворумом на более позднее время, скажем, на шестнадцать-тридцать. Саша с готовностью согласился, назначил, а тут и шестнадцать-тридцать подошли, и всё заверте...
Как член секретариата сессии, я должен был сидеть не в зале, а как бы в президиуме. На роликах с записью программы "Время", в которые вошли несколько мгновений, снятых в тот день в Мариинском, при высочайшем разрешении можно разглядеть мелкую фигурку в светлой рубашке с галстуком налево от трибуны. Кресло справа от меня свободно. Около пяти вечера, появившись из кулуаров за трибуной, именно на это свободное кресло скромно присел Собчак и протянул мне, как случайно встреченному знакомому, руку. Я пожал.
Очередной выступающий договорил, и Саша дал слово мэру. Я как раз отправился на цокольный этаж за очередной пачкой разксеренных для всех депутатов документов. Работала громкая связь, Собчака было слышно во всех коридорах дворца.
Вероятно, это чувство, осязаемое сразу по всему телу, вызывается выбросом адреналина. Что-то похожее ощущается, когда оглашаемая резолютивная часть судебного акта слишком сильно расходится с тем, что ожидаешь. По силе же эффекта могу припомнить подобное, лишь когда под Новый 2000 год услышал из телевизора заявление Ельцина об отставке - гнусное предательство, лишавшее альтернативности неизбежно досрочные выборы.
Сейчас же, проходя по цокольному этажу, я, вместе со всеми слушателями, узнал, что, оказывается, экстренно вернувшийся в город мэр первым делом отважно направился в штаб военного округа на заседание образованной командующим его войсками комиссии по чрезвычайному положению, гневно в глаза членам комиссии обличил всю их противоправную деятельность за текущий день и, главное! - беспрепятственно оттуда вышел, направившись уже к нам в Мариинский. Имея достаточное представление о нравственных и духовных качествах этого человека, я ни на миг не мог допустить с его стороны ни грана отваги, ни тени мужества и ни намёка на смелость. Если он заявился под Арку, то был на все сто уверен: никто не помешает ему ни войти, ни высказаться, ни выйти. Но это как раз и означало, что путч был фарсом, и Собчак об этом знал давно и твёрдо.
Предисловие. Междугородка и особист-лампасник
Хоть, как почти все, бывши в отпуске, ночевал я в тот понедельник дома. В семь утра просыпаюсь от звонка из Москвы: включи, говорят, телевизор. Включил, а там заявление хунты. Звоню уже сам Мише (Михаилу Романовичу) Журавлёву. "Телевизор посмотри!" - "Да вот, уже час смотрю." Хмыкаю, удивляться некогда, набираю Виталика (Виталия Валерьевича) Скойбеду. Разбудил. Включает, смотрит, говорит, так надо, мол, их всех, заговорщиков, арестовать и посадить. Ага, ну, сажай.
Посмотрел, послушал дальше, безуспешно тужась понять смысл и подлинные намерения хунты. Собрался основательно, вполне допуская, что вернуться могу не скоро или никогда. Часам к десяти или к пол-одиннадцатого двадцать вторым автобусом через Суворовский и половину Невского добираюсь к Мариинскому. Ни танков, ни солдат, а людей на Синем мосту уже сотни, напряжены, но спокойны. В Совете лёгкое изумление, председатель в отпуске, зампредседателя в отпуске, мэр в командировке, вице-мэр в отпуске. Главный по ксероксу старый исполкомовец Макаркин говорит, что приходили с Литейного и запретили пользоваться ксероксом. Но ближе к одиннадцати уже приходят с Краснопресненской первые факсы с заявлениями Ельцина-Хасбулатова-Силаева и указами Президента РСФСР. Иду на крыльцо читать. Тут-то, чуть не единственно в жизни, на пользу пошёл мой талант, восхищавший школьного военрука и офицеров военной кафедры. Никаких мегафонов мне никто не давал, но несколько тысяч человек звонкое ельцинское слово из моих скромных уст услышали чётко.
Занятый общением с народом, о ходе заседания президиума Совета узнал я только по рассказам, но - от разных очевидцев и по горячим следам, к тому же потом видел и стенограмму. Все сходились на том, что заявился на заседание и.о. мэра председатель комитета мэрии по безопасности контр-адмирал КГБ Храмцов и сообщил, что сам он подчиняется ГКЧП, и все вы тут со своим Советом тоже, как миленькие, будете подчиняться ГКЧП. Виталик, конечно, уже был тут, как тут, и, верный слову своему, принялся Храмцова задерживать и арестовывать, без всякой деликатности, сообразно остроте момента. Их таки растащили и Храмцов сбежал, а президиум осудил ГКЧП и назначил чрезвычайную сессию, это решение я потом тоже с крыльца прочитал.
А теперь задумаемся. Никто, замечу, вопрос такой не ставил и ответов на него не предлагал. Мэр, по собственным рассказам, свидетелями не опровергнутым, с утра был при Ельцине в Архангельском. То, что даже я спросонья знал уже в семь утра, он узнал никак не позже. Что должен был сделать глава мегаполиса, будь он хоть профессор, хоть матёрый аппаратчик, хоть небритый диссидент в джинах потёртых? Первым делом, конечно, - рвануться к телефону и дать своему заму директиву, как действовать в экстраординарной ситуации. Телефонная-то связь, даже самая, что ни на есть, бытовая, как видим, работала вполне исправно. Не хватить четырёх часов, чтобы созвониться с Храмцовым и сказать ему несколько слов, Собчаку могло только в одном случае - если он и не пытался это сделать, зная, что инструкции на данный случай у Храмцова есть и он их в точности исполняет. Вот только Виталика Скойбеду инструкции не предусмотрели, и много, чего ещё.
Фотография © Феликс Титов.
Вместо эпилога. Утро социализмецкой казни
Это не был окуджавский полночный троллейбус с пассажирами-матросами. Напротив, троллейбус был утренний, даже слегка помытый, а уж что пустой, так совершенно. Поэтому никто не упал, не ударился зубами о переднее сиденье и не возроптал, когда водитель рванул руль влево, под жалобный писк коротких замыканий срывая токоприёмники с проводов.
Этот водитель не слышал ни уже оглашаемого в шестичасовых новостях заявления хунты, ни ещё не написанного обращения Ельцина с присными. Он и понятия не имел, что там с Ельциным и собирается ли тот что-либо предпринимать вообще. Но этот водитель, как и всё население шестой части земной суши, смотрел телевизор, слушал радио и читал газеты. Как и все, он получил эфемерные политические свободы и надежду на улучшения в реальной жизни. Как и у всех, его надежда окрепла после выборов президента РСФСР. Как и все, он считал, что военная техника на столичных улицах означает отказ от вожделенных перемен. Поэтому, увидев показавшиеся из-за поворота боевые машины, он, не раздумывая, развернул троллейбус поперёк их движения.
А командир армейского подразделения, как и все офицеры Советской Армии, выбрал офицерскую службу не для того, чтобы воевать с безоружными москвичами. Он, как и все, знал, что думают и говорят о недавних событиях в Тбилиси и Вильнюсе и давних - в Новочеркасске. Как и все прочие офицеры, он нисколько не хотел, чтобы дети и внуки считали его палачом своих соотечественников. Поэтому, вместо того, чтобы, не замедляя хода, хрустнуть гусеницами по кузову троллейбуса и продолжить движение по заданному маршруту, он принялся петлять по московским улицам, пытаясь и довести колонну до пункта назначения, и никого не задеть. Получалось скверно.
Так эти двое безымянных вершителей истории вынесли приговор хунте и тут же привели его в исполнение задолго до того, как Ельцин подписал свои воззвания и прочитал их с так удачно подвернувшегося танка. Сцена их мимолётного бессловесного диалога, с той или иной степенью идентичности воспроизведённая по всему городу десятки и сотни раз, показала окончательно всякому, кто гадал и сомневался, что активная часть населения диктатуру не поддержит и готова ей сопротивляться, а средств принуждения взять уже неоткуда. Хунте осталось думать, как сдать позиции с наименьшими потерями.
В отличие от всей остальной страны хунта к своему поражению была готова.
Часть первая. Судороги генеральной линии
Считается, что политическая карьера первопоследнего мэра Петербурга началась в 89-м году с избрания его народным депутатом СССР в Василеостровском районе, по месту работы в ЛГУ имени А.А. Жданова. Но куда интереснее приглядеться к событиям года предыдущего.
А в том, 88-м году, состоялась XIX партконференция, провозгласившая дикую антикоммунистическую ересь: разделение властей, альтернативные выборы и передачу реальной власти Советам, впрочем, с обязательным избранием соответствующих первых секретарей на должности председателей Советов. Это для всех, а для Собчака этот год отмечен пятью важными событиями: во-первых, он вступает в КПСС, во-вторых, ему засчитывают, после многолетнего перерыва после кандидатской, защиту докторской диссертации, что влечёт и получение профессорского звания, в-третьих, специально под него в обход мнения Учёного Совета факультета создаётся кафедра хозяйственного права и он, никогда никем не командовавший, внезапно становится руководителем, заведующим кафедрой. В-четвёртых, в декабре предварительное собрание избирателей именно в этом округе никого из выдвинутых кандидатов в депутаты СССР почему-то не отсеивает, хотя, например, в соседнем, Петроградском районе, как и во многих других округах, такое же собрание оставляет в бюллетене одного Гидаспова.
Самое же пикантное, в-пятых, широкой публикой вообще не замечено. Осенью 90-го года "Смена" (может, "Вечёрка", но скорее "Смена") опубликовала статью Виталия Скойбеды "Неизвестный Собчак", в которой упоминалось, что в том же 88-м году обкомом КПСС составлялся список членов комитета по управлению свободной экономической зоной Ленинграда и Ленинградской области. В ретроспективе понятно, что речь шла о том, кому будет передано в аренду, по анекдоту, не один метр, для проноса чемодана, а несколько десятков километров государственной границы. Откуда Виталик эту информацию откопал, я у него так и не допросился, но поручусь, что источники у него были всякие, в том числе и надёжные. Никто никогда эти сведения не опровергал. Пояснять же, что к составлению списка членов комитета по зоне не могло не приложить руку Управление КГБ по Ленинградской области, было совершенно излишне. И недостатка в маститых правоведах с многолетним партийным стажем в городе не было. Все пять обстоятельств в совокупности, особенно последнее, означало поручение нашему герою с 88-го года особой роли в осуществлении весьма важных планов, совместно составлявшихся Литейным и Смольным.
Собчак с двух туров в апреле 89-го получил мандат, в конце мая на I Съезде отличился невозмутимым несением чудовищной галиматьи с трибуны (мы воспринимали её как восхитительное откровение), и с репутацией "демократа" вошёл в координационный совет Межрегиональной депутатской группы. В группе было пять сопредседателей, включая Ельцина, и первое, что Собчак заявил одной из ненадолго возникших городских газетёнок, было: "Это не группа Ельцина". Ему практически до самого краха СССР удавалось держаться вблизи и Горбачёва, и Ельцина, изображая относительную независимость. Из масштабных деяний за ним числилось расследование тбилисских событий, в ходе которого он полностью скрыл роль Горбачёва, и изобретение формулировки в поправках к союзной конституции, позволившей избрать того же Горбачёва союзным президентом на съезде, а не на прямых всенародных выборах. Счёт оказанных Горбачёву Собчаком услуг рос, но освободившееся кресло председателя Верховного Совета СССР досталось не ему. И тут стало ясно, что демократическое большинство только что, в марте 90-го, избранного Ленсовета безголово.
Через два года, когда мэр Петербурга перед критическим VI Съездом народных депутатов РСФСР выступит с нападками на правительство реформ, тот же Виталик вынесет на сессию проект об отрешении мэра от должности. Принятие этого проекта требовало нереального квалифицированного числа голосов, и я вынес параллельный проект, ослабив его силу словом "о целесообразности" (он и был принят 146 голосами, без всяких юридических последствий, но моральное потрясение не позволило мэру заявиться на съезд и добить правительство Гайдара, удержавшееся тогда на волоске, впрочем, никакой благодарности от Гайдара наш Совет не получил, да не очень-то и ждали). Как докладчик по проекту я сказал с трибуны: "Дорогие коллеги! Скоро два года, как мы с вами легли очередной ступенькой под ноги политикана, рвущегося к неограниченной власти. Тяжёлая вина наша требует искупления, и в решительный момент голосования да не дрогнут наши пальцы на кнопках "за"!" Это будет потом, а в мае 90-го мы своими руками посадили это сокровище себе на шею - именно так, как я сказал.
Тем временем экономика СССР продолжала разгоняться к краю пропасти и дальше, в начале осени была отвергнута чистоплюйская программа "500 дней", а ничего толкового взамен ни Рыжков, ни Павлов предложить не могли. Всё наглее вели себя князьки не только в союзных республиках, но и в подстрекаемых союзным центром автономиях России. Мысли о военном положении не приходили в голову только совсем ленивым, а председатель Ленсовета использовал любую возможность, чтобы объявить их вздорными. Однажды он даже принялся на пресс-конференции прилюдно отчитывать "Вечёрку" за то, что она, дескать, пугает читателей грядущим переворотом и репрессиями. При этом банально напутал, серию материалов об опасности пиночетовщины публиковал "Час пик", который после Августа не преминул с гордостью об этом напомнить.
В то же время председатель Ленсовета и его первый заместитель В.Н. Щербаков пытались исподволь убедить депутатов образовать в Совете комитет по безопасности. На кой он нам дался, этот комитет, когда уже было пять правовых постоянных комиссий: мандатная, по правам человека, по законодательству, по государственному строительству и по законности, объяснять даже не пытались, вот нужно - и всё. Намекали, что за это освобождённым депутатам повысят зарплаты с 400 до 560 рублей - немало, между прочим.
Последней публичной попыткой будущего мэра отвлечь внимание населения от нарастающей угрозы диктатуры был неудавшийся запрет пролитовского митинга. Я об этом уже писал:
http://alexandr-anikin.livejournal.com/33289.html
За 13-м января в стране произошла цепь событий, в конце концов приведшая к назначению выборов президента РСФСР. Попов и Собчак удачно подсуетились, обеспечив себе одновременное избрание мэрами мегаполисов. Разговоры о комитете Совета по безопасности прекратились, а после образования мэрии одним из первых уже в её составе был создан комитет по вопросам безопасности - во главе с тем самым пресловутым Храмцовым, которого Виталик на президиуме винтил.
И был ещё один эпизод, не микроскопический и даже не наноскопический, а где-то ангстремного масштаба - в марте в постоянной комиссии по вопросам законности, правопорядка и работы правоохранительных органов стараниями приближённых председателя Ленсовета сняли секретаря. И дело не в том совсем, кого сняли (а сняли меня, что неважно совершенно), а в том, кого пытались на это место назначить. Пытались назначить действующего сотрудника КГБ С.В. Брюзгина, не более, не менее. Реально вступить в должность и овладеть делопроизводством комиссии Брюзгину так и не пришлось, он не был и никогда не стал даже членом комиссии. Но вот парализовать работу структуры, через которую Совету следовало связываться с военизированными силами государства, удалось как раз накануне и на время Августа. Так что бездарно задуманная и неуклюже проведённая операция достигла цели наполовину - аж или лишь.
С приближением же мэрских выборов происходящее внутри Совета актуальность теряло стремительно. Хотя был один пикантный казус: очередная сессия не продлила полномочия президиума и председатель получил его полномочия в единоличное пользование. Столь удачное стечение обстоятельств будущий мэр немедленно использовал, чтобы ввести в городе совместное милицейско-армейское патрулирование. Об этом уже разговор отдельный.
Часть вторая. Высунулся-таки волчий клык из-под шкуры агнца
В старом, 78-го года, советском фильме "Кентавры" с Банионисом-"Альенде" министр обороны дважды, чтобы понятно было всем, заявляет: "Армия - не полиция. Армия бомбит и стреляет". Казалось бы, это просто. Особенно в издыхающем СССР, где и так внутренние войска МВД были по численности сопоставимы с армией крупного государства. Особенно после тбилисской трагедии, когда при соприкосновении толпы с небольшим армейским подразделением в ход пошли сапёрные лопатки - ведь армия, в отличие от милиции и внутренних войск, спецсредствами вроде резиновых палок никогда не располагала.
Наконец, психологически полицейский же должен различать людей по мастям: невиновного, подозреваемого, мелкого правонарушителя и преступника - и с каждым обращаться по-разному. Как ни далеко это от действительности, но таково профессиональное требование. А вот для солдата, напротив, мир чёрно-бел, есть свои - в своей форме, и враги - все остальные, врагов же надо просто убивать, не заморачиваясь деталями.
Поэтому совместный приказ Пуго и Язова от 29 декабря 90-го года № 493/513 о совместном же, извините за повтор, патрулировании никого не ввёл в заблуждение лицемерием о заботе об охране общественного порядка. Было очевидно, что это лишь прикрытие для подавления массовых выступлений такими тяжёлыми средствами, которых у МВД маловато, грубо говоря, танками (в дивизии МВД имени Дзержинского и танки были, но дивизия одна, для союзной столицы, а страна-то большая). Уже через две недели на улицах Вильнюса появились и танки. А 29 января Горбачёв подкрепил приказ своих министров указом № УП-1408. Тогда через день уже Ельцин подписывает два постановления Верховного Совета РСФСР с обращениями к Президенту и в Комитет конституционного надзора СССР, осуждающие введение того самого совместного патрулирования. Казалось бы, тема поисчерпалась и ушла с первых полос.
Но прошли выборы мэра, и Собчак, ещё не вступив в новую должность, пока - в качестве председателя Ленсовета в отсутствие президиума пользуясь расширенными полномочиями, издаёт распоряжение о совместном патрулировании в городе! Для имиджа записного демократа и председателя комиссии по расследованию тбилисских событий и основного автора заключения этой комиссии не то, что удивительно - просто необъяснимо. Вездесущий Виталик и тут успел, по его экспромтному предложению новый состав президиума и при новом председателе это распоряжение отменил. Но Собчак, уже как мэр, с достойной лучшего применения настойчивостью то распоряжение переиздал, практически дословно его воспроизведя на бланке мэрии.
На практике же ничего заметного отнюдь не произошло. Уличный общественный порядок не улучшился и не ухудшился. Почти никто таких нелепых групп, как три дилетанта - армейский офицер при пистолете в кобуре и два солдата со штыками на ремнях и повязками на рукавах под руководством одного профессионального правоохранителя - милицейского сержанта, в городе так и не увидел. Единственная фотография совместного патруля, мелькнувшая в прессе, была явно постановочной. На следующий год руки дошли, и по моей инициативе, основательно подкреплённой заключением юридического управления и решениями двух депутатских комиссий, малый Совет, хоть со скрипом, но отменил и это распоряжение. Общественность толком ничего не заметила и не поняла.
Но вот какое было пикантное обстоятельство. Примерно через час после того самого отчаянного визита мэра под Арку, уже когда о его демарше, разумеется, в столице знали и министр обороны, и министр внутренних дел, и председатель КГБ, началась пресс-конференция ГКЧП, та самая, с трясущимися пальцами и женским криком. И, надо же, единственное упоминание на этой пресс-конференции о нашем городе, где, между прочим, полным ходом шла чрезвычайная сессия горсовета, сделал Пуго, именно расхваливая эффективность совместного патрулирования вообще и сказав в частности буквально так: "Хочу напомнить о том, что не так давно мэр Ленинграда Собчак тоже прибег к тому, чтобы использовать эту форму работы". Однако использовать "эту форму работы" было уже поздно. Потребовалось использовать другие формы, надолго и нáтуго натянув овечью шкуру и на зубы, и на когти.
Заключение. Памяти Васисуалия Лоханкина
Чтобы детально исследовать объект, по новейшей моде, посредством беспилотника, сиречь дрона или ДПЛА, надо знать и состояние самого аппарата: координаты, вектор скорости, ориентацию, характеристики видеокамеры и прочее. Без этого информация о зазаборном дворце будет неполной. Изучая поверхность тонких плёнок, мы должны иметь представление о том, лазерный луч или ионный пучок мы на неё направляем, какова длина волны луча или каков состав и энергия ионов. Поэтому в описательной части этого текста так много внимания уделяется автору, конечно, несоразмерно роли автора в происходивших событиях. Я не задаюсь специально создать нетленку типа "Александр Аникин и его роль в русской революции", отнюдь. Я хочу перед серьёзным профессиональным исследователем, который, возможно, ещё не родился, поставить вопросы, ответы на которые приходится искать там, куда восторженные биографы Горбачёва, Ельцина или Собчака, пребывая в плену фальшивых имиджей своих кумиров, заглядывать и не станут. Излагая увиденное лично мной либо услышанное по горячим следам, я лишь по необходимости упоминаю о том, кто это видел и слышал, то есть о себе. Это вовсе не значит, что я пытаюсь представить собственное значение в этих событиях сколь-либо заметным. Нет, если, к примеру, микроскопической на общем фоне была роль того же Скойбеды, то моя роль была микроскопической на фоне скойбедовской. С этой оговоркой после описательной части я могу перейти и к резолютивной.
Часть третья, резолютивная. Развилка генеральной линии,
или Постижение Августа
Потом прикормленные у быдлиты в сенях "интеллектуальные" холуи будут впаривать доверчивой аудитории байку об обмене власти на собственность. В действительности же позднесоветская партхозноменклатура, конечно, не отличаясь умом, подсознательно выработала цепкий самосохранительный рефлекс - уж что-что, а уж власть-то из рук не выпускать никогда. Созданная Сталиным, осмелевшая при Хрущёве, возомнившая себя всемогущей и безнаказанной кастой избранных при Брежневе, она твёрдо усвоила, что делиться властью допустимо исключительно с себе подобными, после строгого многоступенчатого отбора, адаптируя неофитов к своим ментальным стандартам: тупости, хитрости, бессовестности, бесстыжести, цинизму, потребительской безудержности, высокомерию, презрению к массовке, брезгливости к родной земле и чувству имперского превосходства надо всем прочим миром. Выпущенные из подполья кооперативным движением бандитствующие предприниматели и предприимчивые бандиты именно и подходили для освежения застоявшейся коммунобарской крови и сами, как тракторная колонна в редколесье, рвались слиться с хозяевами жизни.
Когда при Горбачёве все попытки сохранить социализм с человеческой маской на звериной харе провалились и стало ясно, что никак не обойтись без раздачи хозяйства в частные руки и отказа от регулирования цен, эта свора спинным мозгом ощутила проблему: обеспечить своё сословное верховенство при любом развитии событий. Откровенный переход к капитализму совершенно очевидно влёк за собой ухудшение положения большинства населения, что чревато опасностью социального взрыва. Взрыва следовало избежать. Несложным перебором вариантов были найдены два, в принципе возможных: посредством власти либо тоталитарной, силой подавляющей всяческий протест, либо авторитарной, но настолько обожаемой в простодушном народе, что на первых порах протестовать мало кому придёт в голову, а уж потом быдлита окрепнет и послужит власти надёжной социальной базой.
Первый вариант, естественно, был определён основным, второй - запасным. Но основной вариант, в случае провала, должен был удобрить собой почву для запасного. Иначе говоря, если попытка установить террористический режим сорвётся по причине бессилия террористов, то "победе" над террористами предстояло сыграть роль соломинки, посредством которой будет надута, как лягушка, популярность того демагога, что возьмёт на себя осуществление запасного варианта. Главное же, оба варианта вели к одному результату: и власть, и собственность останутся у быдлиты, но, отринув опостылевшие ограничения советской формы социализма, хозяйствование, хотя бы и в виде преимущественно грабежа, воровства и мошенничества, несколько повысит свою эффективность.
И примерно с 88-го года исподволь и загодя шла постепенная подготовка обоих вариантов: создавались ОМОН'ы, кооперативное движение изрыгало везучих незарезанных нуворишей, готовых управлять экономикой, часть армейских частей передавалась в КГБ, кандидат в авторитарные демагогические лидеры наращивал политический вес, влияние и народную любовь, вводилось совместное патрулирование, экспромтом, невпопад, создавались структуры для жёсткого тоталитарного управления. Противостоять деморализации армии, однако, становилось всё труднее, несмотря на усердное старание обновляющейся правящей касты.
В условиях неопределённости, не зная, как дело обернётся, Горбачёв отошёл в сторону, предоставив функционерам действовать по основному варианту. Те свою миссию бездарно провалили, за что и получили от своего лидера оставшуюся в истории уничижительную характеристику: " ну, и ****** же вы!". Горбачёву было, от чего огорчаться, с авансцены он стремительно отправлялся в театральный буфет, уступая первую роль безудержно спивающемуся ничтожеству с дутой репутацией.
Однако главная задача в стратегическом масштабе, игнорируя судьбы отдельных персон, была решена вполне успешно. Ценники 2 января 92-го года не вызвали всенародного бунта. Колёса экономики, лихорадочно розданные во владение отпетому жулью, ворью и бандитам, со скрежетом завертелись, в жижу перетирая многие и многие людские судьбы. Жульё, ворьё и бандиты стремительно обогащались, превращаясь в годную для начала опору режима.
Наивные энтузиасты ликовали, празднуя победу демократии. Смешно и грустно, но в чём-то они были правы. На самом деле, альтернативы произошедшему не было - кроме всеобщей взаимной резни. И автор этих строк, вернись он в Август, сделал бы всё то же самое, что делал тогда.
10.03.17,
Санкт-Петербург