Революция / Реакция
Есть любопытные выступления.
ВРЕМЯ РЕАКЦИИ
Ирина Дмитриевна Прохорова (руководитель издательства «Новое литературное обозрение») уже не первый год организует «Малые Банные чтения» на базе факультета свободных искусств и наук Санкт-Петербургского государственного университета.
29 апреля 2017 года я принимал участие в работе Международной научной конференции «XIII Малые Банные чтения». В этом году тема была обозначена как «ВРЕМЯ РЕАКЦИИ: траектории исторического движения».
Конференция проходила на улице Галерной в бывшем дворце графа Бобринского. Там с 1981 по 1991 год я работал в НИИ комплексных социальных исследований Ленинградского университета. Благодаря работе в НИИКСИ я научился комплексному междисциплинарному подходу к анализу социальных явлений.
НИИКСИ это уже история. Сейчас в здании дворца располагается факультет свободных искусств и наук Санкт-Петербургского госуниверситета. Я был приятно удивлён тем, как великолепно отреставрировали обветшавшее здание дворца.
Среди прочих меня особенно интересовал вопрос, который я задал участникам конференции: насколько сегодняшняя ситуация в России соответствует известному ленинскому определению революционной ситуации.
Согласно опубликованной программе конференции «ВРЕМЯ РЕАКЦИИ: траектории исторического движения» - Реакция есть не просто стремление «повернуть назад колесо истории».
"Опасность наступления реакции подстегивает революцию, заставляя её не останавливаться на достигнутом и двигаться дальше, чтобы в конце концов совпасть с преследующим её демоном.
Реакция черпает свою историческую силу не из ностальгии по «старому режиму», а из его революционной критики, которую она стремится присвоить и переопределить в рамках предпринимаемой ей реставрации, никогда не совпадающей с тем, что реставрируют.
Стремление удержать уже отменённое революцией прошлое, характерное для реакции, очевидно, поскольку декларируется самими реакционерами. Более сложной задачей является попытка обнаружить в ней предвосхищение возможного будущего, не совпадающего с тем, что реакция стремится удержать в неприкосновенности. Тогда возможно, что время реакции есть также и время надежды, время рождения нового утопического горизонта».
Доктор социологических наук Александр Филиппов (НИУ ВШЭ, Москва) считает, что «понятие реакции в политическом языке привычно связывают с понятием революции. Вслед за революцией, а особенно - за неудавшейся, остановившейся, опрокинутой революцией - наступает реакция. Пока она продолжается, можно говорить о времени реакции, которая продолжается до следующей революции или хотя бы до той поры, пока революционное движение не примет снова то же направление, пусть и в менее радикальных формах. Но понятие реакции, по меньшей мере, двусмысленно в политическом языке, куда оно, подобно понятию революции, пришло из философских трактатов о природе. «Реакция» - это сначала ответ, а уже потом радикальное противодействие, подобно тому как «революция» - это сначала переворот, а уже потом радикальное изменение форм правления и строя всей жизни».
Александр Семёнов (НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург) сделал доклад «Архаизм империи и модернизм нации? Семантика политических дебатов о разнообразии в начале XX века в России».
«При внимательном рассмотрении так называемой «политики сравнения» в политических дебатах, развернувшихся после Русско-японской войны и революции 1905 года, легко обнаруживается эффект переописания и нормализации характера Российской империи в ряду других империй этого времени. Если «политика сравнения» в политическом дискурсе начала XX века «модернизировала» Российскую империю, то обсуждение проектов политических реформ часто приводило к переворачиванию архаики и модернизма в смысловой паре «империя / нация». … Данный доклад представляет собой попытку ответа на вопрос: при каких политических и дискурсивных условиях стала возможна такая инверсия семантики империи и нации?»
Артемий Магун (декан факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге) сделал доклад «Диалектика революции».
«Русская же революция 1917 года, хотя она тоже привела к террору и меланхолии, сумела закрепиться и создать прочные институты. Поэтому она породила диалектику иного рода - внутреннее, а не внешнее развитие революционной идеи, которое в конце концов привело к установлению нынешнего контрреволюционного консервативного режима».
Борис Кагарлицкий (директор Института глобализации и социальных движений) сделал доклад «Историческая диалектика революции и реставрации: российско-советская история в контексте европейского опыта Нового времени».
«Большой исторический цикл, запускаемый великой революцией, логически предопределяет прохождение нескольких этапов - от власти умеренных реформаторов до диктатуры революционных радикалов, после чего наступают «термидорианский» и «бонапартистский» этапы, а затем реставрация.
Специфика реставрации, в отличие от контрреволюции, состоит в консервативном примирении постреволюционных элит с международными элитами «старого режима», когда собственность остается в руках новых элит, но социально-экономический «старый режим» восстанавливается.
Фаза реставрации не завершает революционный цикл, а лишь готовит его переход в заключительную фазу «Славной революции».
Это своего рода «реставрация революции». Россия, как мы видели, прошла все основные этапы, кроме этого последнего. Но так же, как затяжной и «тоталитарный» характер советского «бонапартизма» в значительной мере трансформировал динамику реставрации, так и масштабы системного кризиса режима реставрации предопределяют драматизм последующего революционного развития. Рассчитывать на «мягкое приземление» в английском духе, скорее всего, не приходится».
Ольга Малинова (главный научный сотрудник ИНИОН РАН) сделала доклад «Итоги переосмысления «мифа основания» СССР в официальном историческом нарративе постсоветской России».
«В советском дискурсе прилагательное «революционный» имело положительные коннотации. Подразумевалось, что «революционный путь» решения назревших общественных проблем лучше «реформистского», поскольку он надежно искореняет «пережитки прошлого», открывая более широкие возможности для дальнейшего развития.
Одним из результатов перестроечных дискуссий по поводу вновь открытых «белых пятен истории» стала негативная переоценка «революции». Она стала ассоциироваться с радикальным изменением общественного строя на основе умозрительных схем, которое неизбежно приобретает насильственные формы».
Негативная коннотация слова «революция» закрепилась настолько прочно, что в 1990-х, когда властвующая элита уже новой, независимой России начала осуществлять гораздо более радикальную по сравнению с перестройкой трансформацию экономической системы, ее с самого начала стали называть «реформой». Как ни странно, «лихие девяностые» прошли под знаком риторического неприятия «революции». В этом отношении властвующая элита и оппозиция были вполне едины, что, однако, не мешало им использовать данное понятие как инструмент для взаимной критики».
Илья Калинин (доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ) сделал доклад «2017: призрак юбилея».
«Столетний юбилей революции, на пороге которого стоит в этом году Россия, представляет для её руководства определенную проблему. И дело не в том, как считают некоторые, что власть боится её повторения.
Призрак революции оказывается значительно более молодым и опасным, нежели сама столетняя революция. Официальная идеологическая рамка отмечаемого юбилея предназначена как раз для того, чтобы встать на пути этого призрака, не дать ему стать частью возможного исторического горизонта, определяющего линии политического размежевания, - или хотя бы частью общественно значимой исторической рефлексии».
Вячеслав Морозов (профессор Института политологии Тартуского университета) сделал доклад «Миф о реакционности российского массового сознания и проблема интеллектуального лидерства».
«Движущей силой постоянно сменяющих друг друга циклов проевропейской модернизации и традиционалистской реакции выступает не борьба между элитами и массами, а дискурсивные и политические конфликты, в которые вовлечено практически все общество без остатка. Представление о реакционности массового сознания - это опасный миф, который перекладывает вину за отсутствие социального и политического прогресса на внутреннего Другого и препятствует обсуждению структурных проблем, которые на деле тормозят модернизацию».
Анна Разувалова (Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом), Санкт-Петербург) сделала доклад «О «революционности», «реакционности» и «реактивности»: трансформации протестной риторики Эдуарда Лимонова и Захара Прилепина».
«После того как в 2014 году имевшие репутацию оппозиционеров Эдуард Лимонов и Захар Прилепин выступили с поддержкой курса российской власти, в их адрес со стороны либерально настроенной публики зазвучали резкие упреки в следовании политической конъюнктуре и отходе от прежней протестной позиции».
Марк Липовецкий (Университет Колорадо, США) сделал доклад «Реакционный постмодернизм как проблема».
«В русской культуре постмодернизм прочно связан с традициями позднесоветской контркультуры; его перекодировка в качестве орудия политической реакции приводит к формированию симулякра постмодернизма, использующего его узнаваемые приемы в качестве «смазки», смягчающей агрессивность эссенциалистских риторических конструкций. Этот процесс может быть сопоставлен с наблюдениями С.Н. Эйзенштадта о «постмодерном характере» фундаменталистских исламистских движений, возникающих в конце 1990-х годов».
Руководитель «Сбербанка России» Герман Греф считает, что «никогда не будет конца тем переменам, которые есть, надо находить в этом удовольствие. Поэтому давайте исходить из того, что перемены - это не наказание и не испытание, а удовольствие, и нужно, наверное, научиться переживать их как большое приключение».
«Если мы пожелаем однажды достичь великих целей, тотчас же не только все добродетели, но и боги придут нам на помощь», - говорил Фрэнсис Бэкон.
В древности философы знали, что без идеи в государстве наступает деградация. Платон считал, что всем в мире управляют идеи.
Политологи XXI века убеждены, что выиграет та политическая сила, которая создаст новый идеологический проект.
Какая же идея способна наделить нацию смыслом существования?
Известный философ Александр Секацкий убеждён, что «Миссия России - стать Ноевым ковчегом».
«В принципе, век любой революции быстротечен. Во все времена рано или поздно берёт верх инерция социальных процессов - по мере ослабевания тяги к сверхзадаче, чему-то трансцендентному общество погружается в «мерзость запустения». Жертвенность уступает место апатии, лицемерию и тяге к комфорту, а это порождает деградацию и развал. Ведь творческие порывы нужно все время возобновлять - именно это Лев Троцкий в свое время назвал «перманентной революцией».
Сейчас Россию может сплотить идея нового нестяжательства, сверхсоциальной справедливости или духовного лидерства в масштабах человечества. Российский многоликий народ может объединить только великая и не осуществимая рутинным способом Идея. Она обязательно должна предполагать какую-то сверхзадачу и высокий нравственный ориентир, ради которого хочется жить, творить и заниматься самосовершенствованием.
Возможно, её предназначение - как раз и стать всемирным Ноевым ковчегом, где семь пар чистых и семь пар нечистых уживаются и плывут в разбушевавшемся океане истории до тех пор, пока на горизонте не покажется новая земля».
ПО МОИМ НАБЛЮДЕНИЯМ, люди стали с большим опасением высказывать своё мнение. Как социолог, анализирующий общественные умонастроения, могу засвидетельствовать рост страха среди респондентов. И людей можно понять. Ведь даже за перепост или комментарий могут посадить за экстремизм или по другой «популярной» статье Уголовного кодекса РФ.
Современный человек почти перестал думать самостоятельно - он получает из Интернета уже готовую информацию с конечными выводами и рекомендациями.
Рост количества информации и происходящих событий ускорило субъективное ощущение времени. Соответственно ускорилось и время реакции. Мы живём on-line и можем видеть, что происходит в данный момент в разных точках планеты, - происходящее транслируется в прямом эфире.
Мир живёт в постоянном обновлении. Сама Жизнь построена на постоянном обновлении. Если оно не будет происходить, как в человеческом организме, так и в обществе, то возникнет застой и загнивание. Умышленную задержку обновления можно сравнить с ситуацией, когда человек затягивает с визитом к врачу до того момента, когда в организме уже начнут образовываться разрушительные метастазы.
Многие считают, что в России наступило «время реакции». Кто-то полагает, что происходит «контрреволюция». А кто-то убеждён, что мы переживаем «период реставрации».
Недавно один представитель власти предложил вернуть в России монархическое правление. Однако как показал опрос общественного мнения 16-18 марта 2017 года, подавляющее большинство граждан не готовы к восстановлению монархии в России.
Категорически против единовластия как формы правления высказались 68% россиян.
Ещё 22% респондентов «в принципе не против монархии», но не видят подходящей кандидатуры.
Лишь 6% жителей страны знают человека, который мог бы стать новым российским монархом.
Интересно, кто же это?
Сегодня все общественные дискуссии в итоге сводятся к одному вопросу: будет четвёртый срок или не будет.
Одни говорят: "коней на переправе на меняют".
Другие кричат: "мы ждём перемен!"
Будет ли осуществлена цивилизованная передача власти или нас опять ждёт революция? Повторится ли история со Сталиным? Или может быть с Хрущёвым? Или с Брежневым? А может быть, с Горбачёвым? Или с Ельциным?
Я не знаю, как поступит власть. Я не знаю, какое решение правильное. Но я знаю точно: нельзя идти против мнения общества, это всё равно что плевать против ветра!
Выборные политтехнологи известны со времён демократии древней Греции и древнего Рима. Архетипы авторитарных властителей давно изучены. Чтобы удержать власть и оправдать это в глазах общества, используются такие архетипы сознания как «защитник народа», «правитель мудрец», «спаситель отечества».
Когда сохранение личной власти становится значимее интересов народа и государства, когда преданность во власти становится важнее профессионализма, тогда и случаются революции.
(...)
© Николай Кофырин - Новая Русская Литература
ВРЕМЯ РЕАКЦИИ
Ирина Дмитриевна Прохорова (руководитель издательства «Новое литературное обозрение») уже не первый год организует «Малые Банные чтения» на базе факультета свободных искусств и наук Санкт-Петербургского государственного университета.
29 апреля 2017 года я принимал участие в работе Международной научной конференции «XIII Малые Банные чтения». В этом году тема была обозначена как «ВРЕМЯ РЕАКЦИИ: траектории исторического движения».
Конференция проходила на улице Галерной в бывшем дворце графа Бобринского. Там с 1981 по 1991 год я работал в НИИ комплексных социальных исследований Ленинградского университета. Благодаря работе в НИИКСИ я научился комплексному междисциплинарному подходу к анализу социальных явлений.
НИИКСИ это уже история. Сейчас в здании дворца располагается факультет свободных искусств и наук Санкт-Петербургского госуниверситета. Я был приятно удивлён тем, как великолепно отреставрировали обветшавшее здание дворца.
Среди прочих меня особенно интересовал вопрос, который я задал участникам конференции: насколько сегодняшняя ситуация в России соответствует известному ленинскому определению революционной ситуации.
Click to viewСогласно опубликованной программе конференции «ВРЕМЯ РЕАКЦИИ: траектории исторического движения» - Реакция есть не просто стремление «повернуть назад колесо истории».
"Опасность наступления реакции подстегивает революцию, заставляя её не останавливаться на достигнутом и двигаться дальше, чтобы в конце концов совпасть с преследующим её демоном.
Реакция черпает свою историческую силу не из ностальгии по «старому режиму», а из его революционной критики, которую она стремится присвоить и переопределить в рамках предпринимаемой ей реставрации, никогда не совпадающей с тем, что реставрируют.
Стремление удержать уже отменённое революцией прошлое, характерное для реакции, очевидно, поскольку декларируется самими реакционерами. Более сложной задачей является попытка обнаружить в ней предвосхищение возможного будущего, не совпадающего с тем, что реакция стремится удержать в неприкосновенности. Тогда возможно, что время реакции есть также и время надежды, время рождения нового утопического горизонта».
Доктор социологических наук Александр Филиппов (НИУ ВШЭ, Москва) считает, что «понятие реакции в политическом языке привычно связывают с понятием революции. Вслед за революцией, а особенно - за неудавшейся, остановившейся, опрокинутой революцией - наступает реакция. Пока она продолжается, можно говорить о времени реакции, которая продолжается до следующей революции или хотя бы до той поры, пока революционное движение не примет снова то же направление, пусть и в менее радикальных формах. Но понятие реакции, по меньшей мере, двусмысленно в политическом языке, куда оно, подобно понятию революции, пришло из философских трактатов о природе. «Реакция» - это сначала ответ, а уже потом радикальное противодействие, подобно тому как «революция» - это сначала переворот, а уже потом радикальное изменение форм правления и строя всей жизни».
Александр Семёнов (НИУ ВШЭ, Санкт-Петербург) сделал доклад «Архаизм империи и модернизм нации? Семантика политических дебатов о разнообразии в начале XX века в России».
«При внимательном рассмотрении так называемой «политики сравнения» в политических дебатах, развернувшихся после Русско-японской войны и революции 1905 года, легко обнаруживается эффект переописания и нормализации характера Российской империи в ряду других империй этого времени. Если «политика сравнения» в политическом дискурсе начала XX века «модернизировала» Российскую империю, то обсуждение проектов политических реформ часто приводило к переворачиванию архаики и модернизма в смысловой паре «империя / нация». … Данный доклад представляет собой попытку ответа на вопрос: при каких политических и дискурсивных условиях стала возможна такая инверсия семантики империи и нации?»
Артемий Магун (декан факультета политических наук и социологии Европейского университета в Санкт-Петербурге) сделал доклад «Диалектика революции».
«Русская же революция 1917 года, хотя она тоже привела к террору и меланхолии, сумела закрепиться и создать прочные институты. Поэтому она породила диалектику иного рода - внутреннее, а не внешнее развитие революционной идеи, которое в конце концов привело к установлению нынешнего контрреволюционного консервативного режима».
Борис Кагарлицкий (директор Института глобализации и социальных движений) сделал доклад «Историческая диалектика революции и реставрации: российско-советская история в контексте европейского опыта Нового времени».
«Большой исторический цикл, запускаемый великой революцией, логически предопределяет прохождение нескольких этапов - от власти умеренных реформаторов до диктатуры революционных радикалов, после чего наступают «термидорианский» и «бонапартистский» этапы, а затем реставрация.
Специфика реставрации, в отличие от контрреволюции, состоит в консервативном примирении постреволюционных элит с международными элитами «старого режима», когда собственность остается в руках новых элит, но социально-экономический «старый режим» восстанавливается.
Фаза реставрации не завершает революционный цикл, а лишь готовит его переход в заключительную фазу «Славной революции».
Это своего рода «реставрация революции». Россия, как мы видели, прошла все основные этапы, кроме этого последнего. Но так же, как затяжной и «тоталитарный» характер советского «бонапартизма» в значительной мере трансформировал динамику реставрации, так и масштабы системного кризиса режима реставрации предопределяют драматизм последующего революционного развития. Рассчитывать на «мягкое приземление» в английском духе, скорее всего, не приходится».
Ольга Малинова (главный научный сотрудник ИНИОН РАН) сделала доклад «Итоги переосмысления «мифа основания» СССР в официальном историческом нарративе постсоветской России».
«В советском дискурсе прилагательное «революционный» имело положительные коннотации. Подразумевалось, что «революционный путь» решения назревших общественных проблем лучше «реформистского», поскольку он надежно искореняет «пережитки прошлого», открывая более широкие возможности для дальнейшего развития.
Одним из результатов перестроечных дискуссий по поводу вновь открытых «белых пятен истории» стала негативная переоценка «революции». Она стала ассоциироваться с радикальным изменением общественного строя на основе умозрительных схем, которое неизбежно приобретает насильственные формы».
Негативная коннотация слова «революция» закрепилась настолько прочно, что в 1990-х, когда властвующая элита уже новой, независимой России начала осуществлять гораздо более радикальную по сравнению с перестройкой трансформацию экономической системы, ее с самого начала стали называть «реформой». Как ни странно, «лихие девяностые» прошли под знаком риторического неприятия «революции». В этом отношении властвующая элита и оппозиция были вполне едины, что, однако, не мешало им использовать данное понятие как инструмент для взаимной критики».
Илья Калинин (доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ) сделал доклад «2017: призрак юбилея».
«Столетний юбилей революции, на пороге которого стоит в этом году Россия, представляет для её руководства определенную проблему. И дело не в том, как считают некоторые, что власть боится её повторения.
Призрак революции оказывается значительно более молодым и опасным, нежели сама столетняя революция. Официальная идеологическая рамка отмечаемого юбилея предназначена как раз для того, чтобы встать на пути этого призрака, не дать ему стать частью возможного исторического горизонта, определяющего линии политического размежевания, - или хотя бы частью общественно значимой исторической рефлексии».
Вячеслав Морозов (профессор Института политологии Тартуского университета) сделал доклад «Миф о реакционности российского массового сознания и проблема интеллектуального лидерства».
«Движущей силой постоянно сменяющих друг друга циклов проевропейской модернизации и традиционалистской реакции выступает не борьба между элитами и массами, а дискурсивные и политические конфликты, в которые вовлечено практически все общество без остатка. Представление о реакционности массового сознания - это опасный миф, который перекладывает вину за отсутствие социального и политического прогресса на внутреннего Другого и препятствует обсуждению структурных проблем, которые на деле тормозят модернизацию».
Анна Разувалова (Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом), Санкт-Петербург) сделала доклад «О «революционности», «реакционности» и «реактивности»: трансформации протестной риторики Эдуарда Лимонова и Захара Прилепина».
«После того как в 2014 году имевшие репутацию оппозиционеров Эдуард Лимонов и Захар Прилепин выступили с поддержкой курса российской власти, в их адрес со стороны либерально настроенной публики зазвучали резкие упреки в следовании политической конъюнктуре и отходе от прежней протестной позиции».
Марк Липовецкий (Университет Колорадо, США) сделал доклад «Реакционный постмодернизм как проблема».
«В русской культуре постмодернизм прочно связан с традициями позднесоветской контркультуры; его перекодировка в качестве орудия политической реакции приводит к формированию симулякра постмодернизма, использующего его узнаваемые приемы в качестве «смазки», смягчающей агрессивность эссенциалистских риторических конструкций. Этот процесс может быть сопоставлен с наблюдениями С.Н. Эйзенштадта о «постмодерном характере» фундаменталистских исламистских движений, возникающих в конце 1990-х годов».
Руководитель «Сбербанка России» Герман Греф считает, что «никогда не будет конца тем переменам, которые есть, надо находить в этом удовольствие. Поэтому давайте исходить из того, что перемены - это не наказание и не испытание, а удовольствие, и нужно, наверное, научиться переживать их как большое приключение».
«Если мы пожелаем однажды достичь великих целей, тотчас же не только все добродетели, но и боги придут нам на помощь», - говорил Фрэнсис Бэкон.
В древности философы знали, что без идеи в государстве наступает деградация. Платон считал, что всем в мире управляют идеи.
Политологи XXI века убеждены, что выиграет та политическая сила, которая создаст новый идеологический проект.
Какая же идея способна наделить нацию смыслом существования?
Известный философ Александр Секацкий убеждён, что «Миссия России - стать Ноевым ковчегом».
«В принципе, век любой революции быстротечен. Во все времена рано или поздно берёт верх инерция социальных процессов - по мере ослабевания тяги к сверхзадаче, чему-то трансцендентному общество погружается в «мерзость запустения». Жертвенность уступает место апатии, лицемерию и тяге к комфорту, а это порождает деградацию и развал. Ведь творческие порывы нужно все время возобновлять - именно это Лев Троцкий в свое время назвал «перманентной революцией».
Сейчас Россию может сплотить идея нового нестяжательства, сверхсоциальной справедливости или духовного лидерства в масштабах человечества. Российский многоликий народ может объединить только великая и не осуществимая рутинным способом Идея. Она обязательно должна предполагать какую-то сверхзадачу и высокий нравственный ориентир, ради которого хочется жить, творить и заниматься самосовершенствованием.
Возможно, её предназначение - как раз и стать всемирным Ноевым ковчегом, где семь пар чистых и семь пар нечистых уживаются и плывут в разбушевавшемся океане истории до тех пор, пока на горизонте не покажется новая земля».
ПО МОИМ НАБЛЮДЕНИЯМ, люди стали с большим опасением высказывать своё мнение. Как социолог, анализирующий общественные умонастроения, могу засвидетельствовать рост страха среди респондентов. И людей можно понять. Ведь даже за перепост или комментарий могут посадить за экстремизм или по другой «популярной» статье Уголовного кодекса РФ.
Современный человек почти перестал думать самостоятельно - он получает из Интернета уже готовую информацию с конечными выводами и рекомендациями.
Рост количества информации и происходящих событий ускорило субъективное ощущение времени. Соответственно ускорилось и время реакции. Мы живём on-line и можем видеть, что происходит в данный момент в разных точках планеты, - происходящее транслируется в прямом эфире.
Мир живёт в постоянном обновлении. Сама Жизнь построена на постоянном обновлении. Если оно не будет происходить, как в человеческом организме, так и в обществе, то возникнет застой и загнивание. Умышленную задержку обновления можно сравнить с ситуацией, когда человек затягивает с визитом к врачу до того момента, когда в организме уже начнут образовываться разрушительные метастазы.
Многие считают, что в России наступило «время реакции». Кто-то полагает, что происходит «контрреволюция». А кто-то убеждён, что мы переживаем «период реставрации».
Недавно один представитель власти предложил вернуть в России монархическое правление. Однако как показал опрос общественного мнения 16-18 марта 2017 года, подавляющее большинство граждан не готовы к восстановлению монархии в России.
Категорически против единовластия как формы правления высказались 68% россиян.
Ещё 22% респондентов «в принципе не против монархии», но не видят подходящей кандидатуры.
Лишь 6% жителей страны знают человека, который мог бы стать новым российским монархом.
Интересно, кто же это?
Сегодня все общественные дискуссии в итоге сводятся к одному вопросу: будет четвёртый срок или не будет.
Одни говорят: "коней на переправе на меняют".
Другие кричат: "мы ждём перемен!"
Будет ли осуществлена цивилизованная передача власти или нас опять ждёт революция? Повторится ли история со Сталиным? Или может быть с Хрущёвым? Или с Брежневым? А может быть, с Горбачёвым? Или с Ельциным?
Я не знаю, как поступит власть. Я не знаю, какое решение правильное. Но я знаю точно: нельзя идти против мнения общества, это всё равно что плевать против ветра!
Выборные политтехнологи известны со времён демократии древней Греции и древнего Рима. Архетипы авторитарных властителей давно изучены. Чтобы удержать власть и оправдать это в глазах общества, используются такие архетипы сознания как «защитник народа», «правитель мудрец», «спаситель отечества».
Когда сохранение личной власти становится значимее интересов народа и государства, когда преданность во власти становится важнее профессионализма, тогда и случаются революции.
(...)
© Николай Кофырин - Новая Русская Литература