Крокодил 1987 № 12(1441) "Матвиенко"
В конце рабочего дня Фокин опять возник в кабинете Епифанова. Епифанов спешно изобразил на лице приветливость. Фокин тоже с улыбочкой приблизился и опустился на краешек кресла возле начальственного стола.
- Вы не подумайте, я не почему-либо,- заговорил он.- Но согласитесь, все же Снегуркин- руководитель. Не самый крупный, однако... Человек при исполнении. Всегда на виду. И хоть я не первый, а просто ваш зам... Меня честь и престиж нашей фирмы очень волнуют. - Фокин прижал руки к груди в том месте, где, по его разумению, находилось сердце.
- Понял,- кивнул Епифанов и по селектору дал секретарше распоряжение найти Снегуркина.
Фокин на носочках, как балерина, выпорхнул из кабинета. Впрочем, торопился он напрасно: прошло минут пятнадцать, прежде чем появился Снегуркин. Давя одышку, поздоровался и, застя свет, грузной глыбой навис над кипами разложенных перед Епифановым бумаг. Костюм на Снегуркине был измятый, галстук жеваный, разве только вычищенные ботинки давали понять, что окончательно на свой внешний вид он рукой не махнул. Маленькая головка на дородном теле выглядела несообразной. Он и впрямь напоминал доисторическое чудище, от которого пора избавляться.
- Ну, что будем с тобой делать, Снегуркин? - спросил Епифанов.
- Воля ваша, Дмитрий Евгеньевич,- потупилась громада.
- Жалуются на тебя. Давай поговорим по душам.
- А может, это... Не здесь?.- Снегуркин покосился на дверь, за которой секретарша, едва он вошел, перестала печатать.- Она ведь того... С Фокиным дружит...
- Ты вот что,- погрозил ему Епифанов,- глупостей-то не городи.- И понизил голос.- Хорошо. Садись, подожди. Я пока дела завершу. А после пойдем.
- Как же он вас запугал! На полчаса раньше боитесь уйти,- посочувствовал шефу Снегуркин, но нарвался на такой испепеляющий взгляд, что осекся.
Улица встретила их стеной душного чада. Пропыленное и задымленное небо низко нависло над городом. Епифанов не сразу сообразил, что Снегуркин тянет его к «стекляшке», как именовали в обиходе ближайшее кафе на углу. Сквозь его прозрачные стены была видна внутренняя жизнь заведения: компании человек по десяти, сгрудившиеся вокруг сдвинутых столов; сосредоточенные, погруженные в разговор мужские дуэты и трио; отдельные посетители, грустящие над стаканом чая.
- Ты что?- поморщился Епифанов.- Не хватает только, чтоб меня здесь увидели.- И увлек Снегуркина в противоположную сторону.
В ресторане, куда они пришли, народу было меньше. Выбрали столик, укромно притулившийся к колонне.
Официант, получив указания, исчез и тут же вернулся с подносом, на котором среди закусок башенками возвышались коньяк в графине, шампанское и в мрачно-зеленых бутылках минеральная вода.
Оркестр наигрывал что-то успокоительно- возбуждающее.
- Жалко мне с тобой расставаться- сказал Епифанов.- Все-таки мы с тобой вдвоем, на пустом месте все дело начинали. Ты да я, а больше никого. А теперь- такая махина. Тысяча человек. В твоем отделе сейчас сколько? Семнадцать?
- Восемнадцать,- уточнил' Снегуркин.- Вы новенькую, Самошину, забыли.
- Ах, да,- Епифанов хлопнул себя по лбу.- Способная. Тунгусов еще за нее просил. Какие люди в подчинении!
- И посуровел.- И какой пример ты им показываешь? Являешься с опозданием. Фокину грубишь... В ответ на его правильные замечания... Я уж не говорю про твою внешнюю неопрятность...
- Раньше вас дело интересовало,- заметил Снегуркин, но замолчал, увидев, что взгляд Епифанова снова начал его испепелять.
- Вот поэтому я тебя и выгоню,- процедил Епифанов.
- Да я вас понимаю,- согласился Снегуркин.- Надо- значит надо. Как говорили в старину: с сегодняшнего дня и без выходного пособия...
К столику подошел мужчина в красиво оправленных темных очках. На остроконечном пиджачном лацкане темнело внушительных размеров и довольно свежее на вид жирное пятно, на обеих брючинах- чуть выше колен- расплылись такие же пятна ключей, зажигалки, орденские планки...
- Вы не обращайте внимания,- сказал он, перехватив взгляд Епифанова.- Это я жареного поросенка на коленях убаюкивал.- Не спрашивая позволения, сел на свободный стул и подмигнул каждому из них поочередно.- Эх, ребята,- сказал он.- Я уже давно за вами наблюдаю. Как-то невесело сидите. А? - И он снял очки.
- Сережка! Матвиенко! - в один голос закричали они.
Епифанов щелкнул пальцами, подзывая официанта, но Матвиенко его остановил.
- Мои на даче,- сказал он.- И дети, и внуки. И жена. Айда ко мне.
В квартире Матвиенко их поразил идеальный порядок: в кабинете - ровные ряды книг, в гостиной - ни пылинки на полированных поверхностях, в кухне- чистота и белизна, в ванной - голубизна. Сообща, как в давние студенческие годы, накрыли стол.
- А ты сам-то где?- спросил Епифанов у Матвиенко.- Последнее, что я о тебе слышал,- зам.
- Поднимай выше,- подмигнул гостеприимный хозяин.- Я теперь директор.
Епифанов и Снегуркин переглянулись.
- Когда назначен? Что-то я не слышал об этом...
- Не института,- успокоил их Матвиенко.- Ателье. Видите, костюм себе сварганил. Уж полгода... А до этого был в мастерской металлоремонта. Я ведь специалист по твердым сплавам, вы помните. Что делать- не могу без дела... Вот и напросился... И жизнь потекла... Денег больше, ответственности никакой. Дубликаты ключей, зажигалки, орденские планки... Вроде справился, вот и кинули на повышение...
Епифанов хмыкнул. Матвиенко это не смутило.
- Конечно, за институт душа .болит. Но, увы... А силы пока есть. Желание доказывать, что нужен, не пропало. И если честно, мне даже забавно. Знаете, у японских писателей было принято: брать псевдоним и добиваться успеха под новым именем. И я скажу: стоящий человек никогда, и нигде не пропадет. Я и здесь, видите, как широко шагаю. Из металлоре.монта, где вдвоем пахали, в люксовское ателье. Теперь восемнадцать человек у меня.
- Прямо твой отдел,- пощелкивая подтяжками, бросил Снегуркину Епифанов.
- У меня теперь никого,- отозвался тот.
- Ребята, что происходит? - спросил Матвиенко.- Оба как в воду опущенные... говоришь, в ателье пора,- вздохнул Епифанов.- Прошло наше времечко. Другие приходят. Ты бы моего нового зама видел. Молодой, энергичный... Тьфу... У Паши был юбилей. А он говорит: дней рождений на службе отмечать не положено. Дома чаи распивайте. Я тогда говорю: хорошо, давайте в домашних условиях. «А дома коллектив собирать - неслужебные отношения». И весь ответ. Ну и как, по- твоему, можно так жить и работать?
- Господи,- сказал Матвиенко.- Подумаешь, юбилея не разрешил. Ну и что? Что теперь, жизнь, что ли, кончилась? Вот к нам пришел молодой... В свое время я его возгонкой отправил наверх, чтоб не мешал работать. А теперь начальником надо мной вернулся. Не забыл. И началось. Только я не уступаю. Вызвали меня и его. Стали спрашивать. Я-то все знаю. А он - ни бельмеса. Тогда он меня по другой линии стал прихватывать: не пользовался ли институтской машиной в личных целях, не строил ли дачу из казенных материалов, не брал ли в буфете деликатесов, пользуясь начальственным положением... Противно...
- Ну что, победил ты его? - спросил Епифанов.
Матвиенко усмехнулся.
- Я не об этом. Не о месте, не о должностях, будь они неладны. Какую вину ты за собой знаешь? Ты что, не вкалывал? А ты, Паша? Инфаркт у тебя от легкой жизни? А твои два? В чем можете себя упрекнуть?
- Да есть-то есть в чем,- сказал Епифанов.- Только эти новые, чистенькие, незапятнанные где были, когда мне надо было давать план и составлять отчеты? Что они знают о моих бедах? Что этот мой зам в жизни такого сделал, чтобы меня и других судить? Пусть бы зашел, просто по- человечески...
- А ты много по-человечески поступал? - перебил его Матвиенко.- Ты вспомни тех двоих, которых выгнал, чтобы для начальственных детишек места освободить... А ведь талантливые ребята были...
Епифанов вытаращил глаза.
- Откуда знаешь?
- А как же? Все наши встречаются, обмениваются: кто, где, что. Это ты занесся. И Снегуркин при тебе. Но все диву давались вашей дружбе, спаянности... Два раза Паше предлагали на другое место перейти - не пошел. И оклад предлагали выше, и должность...
- Так это, Павел? - встрепенулся Епифанов.
Снегуркин молчал.
- А новый твой зам, по слухам, подговаривал его против тебя заявление написать. И опять Паша отказался.
Епифанов приподнялся и снова сел.
- Так это?
Снегуркин лениво жевал хлебный мякиш и не ответил.
- Не ушел, не оставил тебя. Молодец... Да, на привычном месте все же лучше... Больше пользы...- мечтательно произнес Матвиенко.- Но если так уж складывается, что не удержаться...
Пусть, давай заплатим по счету. Как мы поступали- так и с нами. Бросались людьми- теперь сами оказались не нужны. Но ведь это не значит, что все закончено. На что-то мы еще годимся...
Они не заметили, как начало светать. Защебетали птицы.
- Секунду,- Матвиенко оставил их ненадолго, а потом позвал в кухню.- Завтрак по-холостяцки,- объявил он.- Как когда-то...
Но стол был застелен белоснежной крахмальной скатертью. Возле тарелок, обрамленных тяжелыми мельхиоровыми приборами, сияли чистотой хрустальные стопки.
- А что... разве осталось что- то?- удивился Епифанов.
- А ты думал... Конечно, бутылочку сухого заначил. Ну, за встречу... За новую жизнь.
Солнышко ударило им в глаза первыми лучами. Епифанов снял трубку:
- Але, Марь Степанна, машину за мной по другому адресу. Да, записывайте...
Поправил перед зеркалом галстук. На костюм старался не смотреть. Через плечо позвал:
- Пошли, что ли, Павел...
Снегуркин не шевельнулся.
- Павел, я тебе говорю...
- Да я же уволен, ты забыл? - сказал Снегуркин, глядя в сторону.
Епифанов попрощался с Матвиенко. Снегуркину руки не протянул. Он выбрал из двух зол меньшее и предпочел опоздать (хотя знал, что ровно в девять ему будут звонить из главка), но заехал домой и переоделся.
- Вас уже три раза Фокин спрашивал,- сообщила секретарша, едва он переступил порог приемной.
- Пусть зайдет,- сказал Епифанов.
Фокин явился моментально. Предупредительная улыбка застыла на лице.
- Снегуркин на работу не вышел,- доложил он.- Это...- Фокин помялся,- это в связи с приказом... или самовольно?
- Вот что, Фокин,- сказал Епифанов.- Идите и трудитесь. Я оставляю Снегуркина на его месте. Ты извини меня, Фокин.
