Рерих
Николай Рерих
ДЕТСКАЯ СКАЗКА.
Въ очень известномъ и большомъ городе жил старый царь, вдовецъ. У царя была дочь, невеста. Царевна далеко славилась и лицомъ и умомъ, и потому многiе весьма хорошiе люди желали сосватать ее. Среди этихъ жениховъ были и князья, воеводы, гости торговые, и ловкие проходимцы, которые всегда толкаются в знатныхъ домахъ и выискиваютъ, чемъ бы услужить; были разные люди. Царевна назначила день, когда могутъ притти къ ней женихи и сказать громко при ней и при всехъ, что каждый надеется предоставить своей жене; царевна была мудрая. Женихи очень ожидали этого дня и каждый считалъ себя лучше всехъ другихъ. Одинъ передъ другимъ хвалились женихи, кто именитымъ родомъ за тридевядь поколений, кто богатствомъ, но одинъ изъ нихъ ничемъ не хвалился и никто не зналъ, откуда пришелъ онъ. Онъ хорошо умелъ складывать песни; песни его напоминали всемъ ихъ молодые, лучшие годы, при этомъ онъ говорилъ красиво и его любили слушать, даже забывая спросить, кто этотъ певецъ. И хотя онъ не былъ княземъ, но все женихи обращались с нимъ, какъ с равнымъ.
В назначенный день все женихи оделись получше и собрались въ палату, къ царю. Согласно обычаю, женихи поклонились царю и царевне. Никого не пустилъ впередъ князь древняго рода, за нимъ слуги несли тяжелую, красную книгу. Князь говорилъ:
- "Царевнв, мой род очень знатенъ. Въ этой книге вписано более ста поколенiй...
И князь очень долго читалъ въ своей книге, а подъ конецъ сказалъ: "И въ эту книгу впишу жену мою! Будетъ она ходить по палатамъ моимъ, а кругомъ будутъ образы предковъ весьма знаменитыхъ".
- "Царевна,- говорилъ именитый воевода: -окресть громко и страшно имя мое. Спокойна будетъ жизнь жене моей и поклонятся ей люди- имъ грозно имя мое".
- "Царевна,- говорилъ залитый сокровищами, заморский торговый гость: -жемчугомъ засыплю жену мою; пойдетъ она по изумрудному полю и въ сладкомъ покое уснетъ на золотомъ ложе".
Такъ говорили женихи, но певецъ молчалъ и все посмотрели на него.
- "что же ты принесешь жене своей?- спросилъ певца царь.
- "Веру въ себя ответилъ певецъ.
Улыбнувшись, переглянулись женихи, изумленно вскинулъ глазами старый царь, а царевна спросила:
- "Скажи, какъ понять твою веру въ себя?".
Певецъ отвечалъ:
- "Царевна! Ты красива и много я слышалъ объ уме твоемъ, но где же дела твои? Нетъ ихъ, ибо нетъ в тебе веры въ себя. Выходи, царевна, замужъ за князя древняго рода и каждый день читай въ его алой книге имя свое и верь въ алую книгу! Выходи же, царевна, замужъ за именитаго гостя торговаго, засыпь палаты свои сверкающимъ золотомъ и верь въ это золото! Въ покое спи на золотомъ ложе и верь въ это золото! Въ покое спи на золотомъ ложе и верь в этотъ покой! Покоемъ, золотомъ, алыми книгами закрывайся, царевна, отъ самой себя! Моего имени нетъ въ алой книге, не могъ я засыпать эту палату золотомъ и куда иду я- там не читаютъ алой книги и золото тамъ не ценно. И не знаю, куда иду я, и не знаю, где путь мой и не знаю, куда приду я и нетъ мне границъ, ибо я верю въ себя!..."
- "Обожди, прервалъ певца царь: -но имеешь ли ты право верить въ себя?".
Певецъ же ничего не ответилъ и запелъ веселую песню; улыбнулся ей царь, радостно слушала ее царевна и лица всехъ стали ясными. Тогда певецъ запелъ грустную песнь; и примолкла палата и на глазахъ царевны были слезы. Замолчалъ певецъ и сказалъ сказку; не о властномъ искусстве говорилъ онъ, а о томъ, какъ шли въ жизнь разные люди и пришлось имъ возвращаться назадъ и кому было легко, а кому тяжко. И молчали все и царь голову опустилъ.
- "Я верю в себя, сказалъ певецъ и никто не смеялся надъ нимъ. "Я верю в себя, продолжалъ онъ, и эта вера ведетъ меня впередъ; и ничто не лежитъ на пути моемъ. Будет ли у меня золото, впишутъ ли имя мое въ алыхъ книгахъ, но поверю я не золоту и не книге, а лишь самому себе и съ этою верой умру я и смерть мне будетъ легка".
- "Но ты оторвешься отъ мiра. Люди не простятъ тебе. Веря лишь въ себя, одиноко пойдешь ты и холодно будетъ идти тебе, ибо кто не за насъ- тотъ противъ насъ, сурово сказалъ царь.
Но певецъ не ответилъ и снова запелъ песню. Пелъ онъ о яркомъ восходе; пелъ, какъ природа веритъ въ себя и какъ онъ любитъ природу и живет ею. И разгладились брови царя и улыбнулась царевна, и сказалъ певецъ:
- "Вижу я- не сочтутъ за врага меня люди и не оторвусь я отъ мiра, ибо пою я, а песня живет в мiре и мiръ живет песней; безъ песни не будетъ мiра. Меня сочли бы врагом, если бы я уничтожилъ что-либо, но на земле ничто не подлежитъ уничтоженiю и я создаю и не трогаю оплотовъ людскихъ. Царь, человекъ уместившiй любовь ко всей природе, не найдетъ разве в себе любви-къ человеку? Возлюбившiй природу не отломитъ безъ нужды ветки куста, и человека ли смететъ онъ с пути"?
И кивнула головой царевна, а царь сказалъ:
- "Не в себя веришь ты, а въ песнь свою".
Певец же ответилъ:
- "Песня лишь часть меня; если поверю я въ песню мою больше чемъ въ самого себя, темъ разрушу я силу мою и не буду спокойно петь мои песни и не будутъ, какъ теперь, слушать ихъ люди, ибо тогда я буду петь для нихъ, а не для себя. Все я делаю лишь для себя, а живу для людей. Я пою для себя, и пока буду петь для себя, дотоле будутъ слушать меня. Я верю въ себя въ песне моей; въ песне моей- все для меня, песню же я пою для всехъ! Въ песне люблю лишь себя одного, песней же я всехъ люблю! Весь для всехъ, все для меня- всё въ одной песне. И я верю въ себя и хочу смотреть на любовь. И какъ пою я лишь для себя, а песнью моею живлю всехъ- так пусть будетъ вовеки. Поведу жену в далекий путь. Пусть она веритъ въ себя и верою этой даетъ счастье многимъ!
- "Хочу веры в себя; хочу идти далеко; хочу съ высокой горы смотреть на восходъ"!... сказала царевна.
И дивились все.
И шумелъ за окном ветеръ и гнулъ деревья и гналъ на сухую землю дожденосныя тучи- онъ верилъ в себя.
1893.
С Т Р А Х И.
Стояли дубы. Краснели рудовыя сосны. Подъ ними въ заросшихъ буграхъ тлели старыя кости. Желтели, блестели цветы. Въ овраге зеленела трава. Закатилось солнце.
На поляну вышелъ журавль и прогорланилъ:
- "Берегись, берегись"! И ушел за опушку.
Наверху зашумелъ воронъ:
- "Конецъ, конецъ".
Дроздъ на осине оралъ:
- "Страшно, страшно".
А иволга просвистела:
- "Бедный, бедный".
Высунулся съ вершинки скворецъ, пожалелъ:
- "Пропалъ хорошiй, пропалъ хорошiй".
И дятелъ подтвердилъ:
- "пусть, пусть".
Сорока трещала:
- "А пойти рассказать, пойти рассказать".
- "Плохо, плохо".
И все это было. Съ земли, съ деревьевъ и съ неба свистели, трещали, шипели.
А у Дивьяго Камня за медвежьимъ оврагомъ неведомый старикъ поселился. Сиделъ старикъ и ловилъ птицъ ловушками хитрыми. И училъ птицъ большими трудами каждую одному слову.
Посылалъ неведомый старикъ птицъ по лесу, каждую со своимъ словомъ. И бледнели путники и робели услыхавъ страшныя птичьи слова.
А старикъ улыбался. И шелъ старикъ лесомъ, ходилъ к реке, ходилъ на травяныя полянки. Слушалъ старикъ птицъ и не боялся ихъ словъ.
Только он одинъ зналъ, что оне ничего другого не знаютъ и сказать не умеютъ.
приятно найти у себя издание 1914 года
с содержимым
а еще перепечатать вручную))
ДЕТСКАЯ СКАЗКА.
Въ очень известномъ и большомъ городе жил старый царь, вдовецъ. У царя была дочь, невеста. Царевна далеко славилась и лицомъ и умомъ, и потому многiе весьма хорошiе люди желали сосватать ее. Среди этихъ жениховъ были и князья, воеводы, гости торговые, и ловкие проходимцы, которые всегда толкаются в знатныхъ домахъ и выискиваютъ, чемъ бы услужить; были разные люди. Царевна назначила день, когда могутъ притти къ ней женихи и сказать громко при ней и при всехъ, что каждый надеется предоставить своей жене; царевна была мудрая. Женихи очень ожидали этого дня и каждый считалъ себя лучше всехъ другихъ. Одинъ передъ другимъ хвалились женихи, кто именитымъ родомъ за тридевядь поколений, кто богатствомъ, но одинъ изъ нихъ ничемъ не хвалился и никто не зналъ, откуда пришелъ онъ. Онъ хорошо умелъ складывать песни; песни его напоминали всемъ ихъ молодые, лучшие годы, при этомъ онъ говорилъ красиво и его любили слушать, даже забывая спросить, кто этотъ певецъ. И хотя онъ не былъ княземъ, но все женихи обращались с нимъ, какъ с равнымъ.
В назначенный день все женихи оделись получше и собрались въ палату, къ царю. Согласно обычаю, женихи поклонились царю и царевне. Никого не пустилъ впередъ князь древняго рода, за нимъ слуги несли тяжелую, красную книгу. Князь говорилъ:
- "Царевнв, мой род очень знатенъ. Въ этой книге вписано более ста поколенiй...
И князь очень долго читалъ въ своей книге, а подъ конецъ сказалъ: "И въ эту книгу впишу жену мою! Будетъ она ходить по палатамъ моимъ, а кругомъ будутъ образы предковъ весьма знаменитыхъ".
- "Царевна,- говорилъ именитый воевода: -окресть громко и страшно имя мое. Спокойна будетъ жизнь жене моей и поклонятся ей люди- имъ грозно имя мое".
- "Царевна,- говорилъ залитый сокровищами, заморский торговый гость: -жемчугомъ засыплю жену мою; пойдетъ она по изумрудному полю и въ сладкомъ покое уснетъ на золотомъ ложе".
Такъ говорили женихи, но певецъ молчалъ и все посмотрели на него.
- "что же ты принесешь жене своей?- спросилъ певца царь.
- "Веру въ себя ответилъ певецъ.
Улыбнувшись, переглянулись женихи, изумленно вскинулъ глазами старый царь, а царевна спросила:
- "Скажи, какъ понять твою веру въ себя?".
Певецъ отвечалъ:
- "Царевна! Ты красива и много я слышалъ объ уме твоемъ, но где же дела твои? Нетъ ихъ, ибо нетъ в тебе веры въ себя. Выходи, царевна, замужъ за князя древняго рода и каждый день читай въ его алой книге имя свое и верь въ алую книгу! Выходи же, царевна, замужъ за именитаго гостя торговаго, засыпь палаты свои сверкающимъ золотомъ и верь въ это золото! Въ покое спи на золотомъ ложе и верь въ это золото! Въ покое спи на золотомъ ложе и верь в этотъ покой! Покоемъ, золотомъ, алыми книгами закрывайся, царевна, отъ самой себя! Моего имени нетъ въ алой книге, не могъ я засыпать эту палату золотомъ и куда иду я- там не читаютъ алой книги и золото тамъ не ценно. И не знаю, куда иду я, и не знаю, где путь мой и не знаю, куда приду я и нетъ мне границъ, ибо я верю въ себя!..."
- "Обожди, прервалъ певца царь: -но имеешь ли ты право верить въ себя?".
Певецъ же ничего не ответилъ и запелъ веселую песню; улыбнулся ей царь, радостно слушала ее царевна и лица всехъ стали ясными. Тогда певецъ запелъ грустную песнь; и примолкла палата и на глазахъ царевны были слезы. Замолчалъ певецъ и сказалъ сказку; не о властномъ искусстве говорилъ онъ, а о томъ, какъ шли въ жизнь разные люди и пришлось имъ возвращаться назадъ и кому было легко, а кому тяжко. И молчали все и царь голову опустилъ.
- "Я верю в себя, сказалъ певецъ и никто не смеялся надъ нимъ. "Я верю в себя, продолжалъ онъ, и эта вера ведетъ меня впередъ; и ничто не лежитъ на пути моемъ. Будет ли у меня золото, впишутъ ли имя мое въ алыхъ книгахъ, но поверю я не золоту и не книге, а лишь самому себе и съ этою верой умру я и смерть мне будетъ легка".
- "Но ты оторвешься отъ мiра. Люди не простятъ тебе. Веря лишь въ себя, одиноко пойдешь ты и холодно будетъ идти тебе, ибо кто не за насъ- тотъ противъ насъ, сурово сказалъ царь.
Но певецъ не ответилъ и снова запелъ песню. Пелъ онъ о яркомъ восходе; пелъ, какъ природа веритъ въ себя и какъ онъ любитъ природу и живет ею. И разгладились брови царя и улыбнулась царевна, и сказалъ певецъ:
- "Вижу я- не сочтутъ за врага меня люди и не оторвусь я отъ мiра, ибо пою я, а песня живет в мiре и мiръ живет песней; безъ песни не будетъ мiра. Меня сочли бы врагом, если бы я уничтожилъ что-либо, но на земле ничто не подлежитъ уничтоженiю и я создаю и не трогаю оплотовъ людскихъ. Царь, человекъ уместившiй любовь ко всей природе, не найдетъ разве в себе любви-къ человеку? Возлюбившiй природу не отломитъ безъ нужды ветки куста, и человека ли смететъ онъ с пути"?
И кивнула головой царевна, а царь сказалъ:
- "Не в себя веришь ты, а въ песнь свою".
Певец же ответилъ:
- "Песня лишь часть меня; если поверю я въ песню мою больше чемъ въ самого себя, темъ разрушу я силу мою и не буду спокойно петь мои песни и не будутъ, какъ теперь, слушать ихъ люди, ибо тогда я буду петь для нихъ, а не для себя. Все я делаю лишь для себя, а живу для людей. Я пою для себя, и пока буду петь для себя, дотоле будутъ слушать меня. Я верю въ себя въ песне моей; въ песне моей- все для меня, песню же я пою для всехъ! Въ песне люблю лишь себя одного, песней же я всехъ люблю! Весь для всехъ, все для меня- всё въ одной песне. И я верю въ себя и хочу смотреть на любовь. И какъ пою я лишь для себя, а песнью моею живлю всехъ- так пусть будетъ вовеки. Поведу жену в далекий путь. Пусть она веритъ въ себя и верою этой даетъ счастье многимъ!
- "Хочу веры в себя; хочу идти далеко; хочу съ высокой горы смотреть на восходъ"!... сказала царевна.
И дивились все.
И шумелъ за окном ветеръ и гнулъ деревья и гналъ на сухую землю дожденосныя тучи- онъ верилъ в себя.
1893.
С Т Р А Х И.
Стояли дубы. Краснели рудовыя сосны. Подъ ними въ заросшихъ буграхъ тлели старыя кости. Желтели, блестели цветы. Въ овраге зеленела трава. Закатилось солнце.
На поляну вышелъ журавль и прогорланилъ:
- "Берегись, берегись"! И ушел за опушку.
Наверху зашумелъ воронъ:
- "Конецъ, конецъ".
Дроздъ на осине оралъ:
- "Страшно, страшно".
А иволга просвистела:
- "Бедный, бедный".
Высунулся съ вершинки скворецъ, пожалелъ:
- "Пропалъ хорошiй, пропалъ хорошiй".
И дятелъ подтвердилъ:
- "пусть, пусть".
Сорока трещала:
- "А пойти рассказать, пойти рассказать".
- "Плохо, плохо".
И все это было. Съ земли, съ деревьевъ и съ неба свистели, трещали, шипели.
А у Дивьяго Камня за медвежьимъ оврагомъ неведомый старикъ поселился. Сиделъ старикъ и ловилъ птицъ ловушками хитрыми. И училъ птицъ большими трудами каждую одному слову.
Посылалъ неведомый старикъ птицъ по лесу, каждую со своимъ словомъ. И бледнели путники и робели услыхавъ страшныя птичьи слова.
А старикъ улыбался. И шелъ старикъ лесомъ, ходилъ к реке, ходилъ на травяныя полянки. Слушалъ старикъ птицъ и не боялся ихъ словъ.
Только он одинъ зналъ, что оне ничего другого не знаютъ и сказать не умеютъ.
приятно найти у себя издание 1914 года
с содержимым
а еще перепечатать вручную))