ПЕРЕПОСТ: Горе побеждённым по-русски
Готовлюсь к выставке «12 стульев из дворца, или В поисках сокровищ русской аристократии» (первая версия названия проекта «Дворец ассамблей. Неизвестные сокровища русской аристократии»). В фонде керамики Музея имени М.А. Врубеля хранятся предметы из петербургских квартир княгини Софьи Алексеевны Волконской... На выставке планируем впервые показать отреставрированный большой интерьерный жардиньер на две чаши Императорского фарфорового завода 1850-х годов, происходящий из квартиры по адресу Английская набережная, д. 70 / Галерная, д. 73.
Волконская С. А. Горе побеждённым. VAE VICTIS (Воспоминания).
Париж: Oreste Zeluk, Editeur, 1938. 160 с.
с. 66-68
На мою квартиру на Англійской набережной я рѣшилась пойти не сразу: парадная дверь, очевидно, заперта, надо будетъ пройти съ Галерной. Въ тѣ дни весь Петроградъ ходилъ «съ чернаго хода». Но въ томъ концѣ Галерной, гдѣ и домъ моего отца, и домъ перваго мужа, меня, не то что каждый дворникъ, a каждая кошка дворника въ лицо знаетъ. Въ настоящихъ условіяхъ это можетъ оказаться опаснымъ. Когда въ ноябрѣ 1918 года я вышла вторично замужъ и переѣхала на Фурштадтскую, въ моей квартирѣ поселился Эсъ-эсъ. Его дипломатическій (или полу-дипломатическій) авторитетъ охранялъ квартиру отъ «уплотненій». Потомъ Эсъ-эсъ уѣхалъ въ Парижъ, a на квартирѣ осталась лишь горничная Наташа съ мужемъ, подъ хрупкой охраной бумажки, которую Эсъ-эсъ уѣзжая прибилъ къ дверямъ; сила бумаги заключалась въ томъ, что неприкосновенность квартиры гарантировалась подписью самого Ленина. Я уѣхала заграницу ровно полгода тому назадъ. Сохранилась - ли квартира? Что дѣлаетъ мой вѣрный другъ Наташа? Окольнымъ путемъ навела справки. И узнала: квартира пустуетъ, a Наташа вскорѣ послѣ моего отъѣзда повѣсилась. Наташа? Повѣсилась?... Забывъ всѣ предосторожности, побѣжала я къ жившей этажемъ ниже меня собственницѣ дома, генеральшѣ Бѣловой; отъ нея узнала подробности. Да, Наташа повѣсилась, ночью въ своей комнатѣ, на небольшомъ гвоздикѣ, вбитомъ въ стѣну чуть-чуть повыше человѣческаго роста; чтобы удушить себя ей пришлось подогнуть ноги. Почему? Что заставило ее? - этого никто точно не знаетъ. Такъ... Бѣдная, бѣдная Наташа. Смутнымъ укоромъ встаетъ передо мною ея блѣдное лицо, съ большими, темными, выразительными глазами. Помню, какъ приходила она ко мнѣ незадолго до моего отъѣзда, жаловалась на невыносимую тоску. Вѣроятно, я не достаточно внимательно отнеслась тогда къ ея словамъ: кто - же изъ насъ не тосковалъ въ тѣ дни? Кто изъ насъ и сейчасъ не тоскуетъ? Быть можетъ, она избрала лучшій удѣлъ? Какъ хорошо, какъ тихо на моей квартирѣ. Перебираю свои книги, бумаги, старыя письма. «Прошедшее встаетъ передо мною»... Выплываюгъ давно забытыя лица... Тѣ, кого я любила, и тѣ, кто меня любили... «И все такое», какъ поеть Вертинскій... Съ трудомъ отрываюсь. Какъ я потомъ жалѣла, что не осталась подольше въ Петроградѣ, не позаботилась о своей квартирѣ, не нашла для охраны ея вѣрныхъ людей. Еще можно было все спасти. A я - то не нашла ничего лучшаго, какъ положиться на подпись Ленина! Что-же, подѣломъ. Впрочемъ, въ тѣ дни всѣ сокровища міра не соблазнили бы меня, не то что на нѣсколько дней, a и на нѣсколько часовъ отложить мою поѣэдку въ Москву. Поѣздку въ Москву - свиданіе съ П. П.
с. 103-104.
Ko всѣмъ прочимъ невзгодамъ прибавлялся теперь еще и вопросъ матеріальный. Вскорѣ послѣ переѣзда въ Москву я получила отъ одного знакомаго лица изъ Петрограда извѣщеніе о томъ, что мою квартиру заняли матросы. Книги, бѣлье, вещи - все пропало. Вотъ вамъ и охранная грамота за подписью самого Ленина. Можно бы кажется знать, что такой подписи грошъ цѣна. A я-то положилась. Вотъ теперь и наказана. He стоило терзать себя поздними упреками, зачѣмъ вовремя не позаботилась о квартирѣ. Но мучительно было думать, что продавая понемногу вещи я могла бы еще долгое время прокормить и П. П., и мать его, и себя. A теперь? Средства мои приходили къ концу, на скорое освобожденіе П. П. надеждъ было все меньше. Что-же дѣлать?
с. 113-114
Куда дѣваться въ Петроградѣ? Такъ странно въ своемъ родномъ городѣ не имѣть пристанища. Но домъ на Фурштадтской, гдѣ мы прожилисъ П. П. прошлую зиму, теперь занятъ башкирами; моя квартира захвачена матросами; домъ моего отца на Галерной обращенъ въ музей; квартира моей матери разграблена и кто тамъ сейчасъ хозяйничаетъ, неизвѣстно. A наше положеніе такъ ненадежно, такъ легко можетъ случиться, что при малѣйшемъ невѣрномъ шагѣ мы попадемъ подъ арестъ или въ тюрьму; всѣ наши помыслы, всѣ наши усилія должны быть направлены на то, чтобы ничѣмъ не привлекать къ себѣ вниманія властей. Всякое выступленіе съ нашей стороны съ требованіемъ о предоставленіи намъ комнаты было бы и безполезно, и рисковано. Спасла насъ изъ затрудненія одна извѣстная писательница. Долгъ платежемъ красенъ. Когда-то, въ добрыя старыя времена, она жила y меня на Англійской набережной; теперь, когда мы очутились безъ крыши, она уступила намъ комнату, которую ей предоставили въ Домѣ Искусствъ, и которая ей самой была не нужна. Домъ Искусствъ на Мойкѣ, это бывшій домъ Елисѣева. Теперь въ немъ жили литераторы и поэты: Корнѣй Чуковскій, Андрей Бѣлый, Акимъ Львовичъ Волынскій, г-жа Султанова, Пястъ... Намъ дали комнату наверху, въ третьемъ этажѣ - бывшій рабочій кабинетъ хозяина дома, гдѣ на стѣнахъ висѣли улыбающіяся, вражеской рукой еще не сорванныя, фотографіи былыхъ хозяевъ и всего многочисленнаго семейства Елисѣевыхъ. Рядомъ съ кабинетомъ помѣщалась большая туалетная комната, со всевозможными (иными довольно неожиданными) гигіеническими и гимнастическими приспособленіями. Для насъ лучшаго убѣжища нельзя было-бы придумать. Подъ крылышкомъ совѣтскаго учрежденія мы чувствовали себя въ сравнительной безопасности.
с. 116-118.
Деньги наши улетучивались съ быстротой, которая легко побила бы всѣ міровые рекорды на скорость. Черезъ короткое время и простыни стали подходить къ концу, и будущее ничего кромѣ голодной смерти намъ не сулило. Выручила опять Анюта Оболенская: она какъ-то развѣдала, что въ библіотечной комиссіи сидятъ очень милые люди. Если къ нимъ обратиться, то они готовы фиктивно реквизировать вашу библіотеку и помогутъ вамъ вывезти книги изъ конфискованнаго дома. Затѣмъ можно эти книги понемногу продавать, ибо по какому-то капризу судьбы нѣкоторыя книжныя лавки все еще торговали. He стоило искать логики въ дѣйствіяхъ нашихъ властителей, но можно было этимъ воспользоваться. Свѣдѣнія Анюты оказались правильными. Было и нелѣпо и безконечно грустно, когда мы съ П. П., въ качествѣ помощниковъ юркаго посланца изъ библіотечной комиссіи, отправились на Англійскую набережную реквизировать мою библіотеку. Во мнѣ мало сантиментальности. Но видѣть, какъ y меня, въ моихъ комнатахъ, хозяйничаютъ чужіе люди, распоряжаются моими вещами, бьютъ мою посуду, спятъ на моей кровати, - все это задѣвало за живое. Чувство собственности выраіцивалось въ насъ поколѣніями, и обратный процессъ потребуетъ, надо полагать, приблизительно столько же времени. Если не больше. Квартиру мою «краса и гордость революціи» содержала хорошо: всюду чисто, всюду прибрано, на столахъ разставлены фотографіи моей дочери. Къ нашему появленію они отнеслись недружелюбно (кто мы на самомъ дѣлѣ, было имъ конечно неизвѣстно). Но ордеръ былъ y насъ въ порядкѣ и помѣшать намъ реквизировать и увезти книги они не могли. Только когда я попыталась пробраться къ письменному столу, гдѣ хранились всѣ наиболѣе дорогія моему сердцу письма и воспоминанія, они воспротивились: бумаги-де всѣ сожжены, a столъ запертъ; ключъ же унесъ съ собою одинъ изъ товарищей. Настаивать я, конечно, не рѣшилась. Въ горлѣ щекотало и глаза застилало туманомъ, когда, окончивъ работу, я въ послѣдній разъ спускалась по знакомой лѣстницѣ. Увижу ли я когда-нибудь опять Англійскую набережную, комнаты мои съ окнами на Неву, гдѣ такъ часто сидѣли мы въ сумеркахъ, глядя на зажигавшіеся одинъ за другимъ огоньки на Васильевскомъ Островѣ, на ярко выдѣлявшіяся на фонѣ темнаго неба стройныя очертанія императорскихъ яхтъ и на медленно скользившія внизъ по рѣкѣ черныя тѣни тяжелыхъ дровяныхъ баржъ? Или такъ и помру въ маленькомъ домѣ на грязной уличкѣ одного изъ Парижскихъ предмѣстій, съ вѣчно пьянымъ старикомъ уголыцикомъ напротивъ, да рабочими, пьющими аперитивы въ бистро на углу?
«И, легкимъ облакомъ скользя,
Встаетъ все то въ душѣ тревожной
Чего вернуть, увы, нельэя,
И позабыть что невозможно».
На книги прожили мы, само собой, не долго. Въ разгаръ революціи книга не въ цѣнѣ; всѣ мои прекрасныя медицинскія изданія пошли за гроши.
Оригинал взят у schloenski в Горе побеждённым по-русски
С полгода назад я представлял вашему вниманию книгу княгини Софьи Волконской по-английски. Теперь хочу предложить вам русский вариант:
Кн. С.А.Волконская, Горе побеждённым
Oreste Zeluk, Paris, c1934
pdf (7.5Mb) ifolder, mediafire
djvu (7.7Mb) ifolder, mediafire
(Mediafire пытается показывать пдф и делает это довольно глупо -- текстовый слой просвечивает из-под картинки. Когда вы скачаете и у себя откроете файл, должно быть видно нормально.)
Огромная благодарность юзеру vanessaiv.
Довольно трудно понять, русский или английский текст является оригиналом. Похоже, что английский был напечатан раньше русского (1931 и 1934 годы, соответственно), но отсюда, конечно, ничего не следует. Наверное, об оригинале и переводе тут нельзя говорить.
Интересно отслеживать разночтения. Для английского читателя переводятся французские фразы, а для русского нет (издавали для эмигрантов в Париже), поэтому я, читая русский вариант, лез в английский за переводом. В русском княгиня часто цитирует стихи -- Георгия Иванова, знаменитые строки Зоргенфрея про душу и керосин и разное неизвестное мне (Тодането это персонаж бреда Андрея Белого; не знаю, чей это псевдоним).
Характеризуя жениха Лизетт (как мне удалось выяснить, это совпис Олькеницкий), княгиня пишет
<...> a Лизетъ, красавица Лизетъ, порвала съ семьей и вышла замужъ (по большевицки) за коммуниста.
«Ахъ, Монна Лиза, васъ изъ рамки
Теперь ужъ некому украсть.
Вы промѣняли родъ и замки
На вулканическую страсть».
Такъ писалъ онъ ей.
Хорошо в английском языке, но вот стихов русских нету.
Также позабавила меня следующая замена. Там, где в английском тексте фигурировал джентльмен-грабитель Раффлз, в русском упоминается Арсен Люпен.
И наконец следующий абзац не нашёл себе места в английском варианте:
Какое разочарованіе. Оказывается, даже англійская полиція беретъ взятки. Величавая фигура въ темно-синемъ мундирѣ, олицетвореніе на землѣ идеи права и справедливости, - и тутъ - же скомканная фунтовая бумажка, поспѣшно сунутая въ руку и способствующая скорѣйшему полученію разрѣшенія на право жительства въ Англіи. Еще одна погибшая иллюзія.
Волконская С. А. Горе побеждённым. VAE VICTIS (Воспоминания).
Париж: Oreste Zeluk, Editeur, 1938. 160 с.
с. 66-68
На мою квартиру на Англійской набережной я рѣшилась пойти не сразу: парадная дверь, очевидно, заперта, надо будетъ пройти съ Галерной. Въ тѣ дни весь Петроградъ ходилъ «съ чернаго хода». Но въ томъ концѣ Галерной, гдѣ и домъ моего отца, и домъ перваго мужа, меня, не то что каждый дворникъ, a каждая кошка дворника въ лицо знаетъ. Въ настоящихъ условіяхъ это можетъ оказаться опаснымъ. Когда въ ноябрѣ 1918 года я вышла вторично замужъ и переѣхала на Фурштадтскую, въ моей квартирѣ поселился Эсъ-эсъ. Его дипломатическій (или полу-дипломатическій) авторитетъ охранялъ квартиру отъ «уплотненій». Потомъ Эсъ-эсъ уѣхалъ въ Парижъ, a на квартирѣ осталась лишь горничная Наташа съ мужемъ, подъ хрупкой охраной бумажки, которую Эсъ-эсъ уѣзжая прибилъ къ дверямъ; сила бумаги заключалась въ томъ, что неприкосновенность квартиры гарантировалась подписью самого Ленина. Я уѣхала заграницу ровно полгода тому назадъ. Сохранилась - ли квартира? Что дѣлаетъ мой вѣрный другъ Наташа? Окольнымъ путемъ навела справки. И узнала: квартира пустуетъ, a Наташа вскорѣ послѣ моего отъѣзда повѣсилась. Наташа? Повѣсилась?... Забывъ всѣ предосторожности, побѣжала я къ жившей этажемъ ниже меня собственницѣ дома, генеральшѣ Бѣловой; отъ нея узнала подробности. Да, Наташа повѣсилась, ночью въ своей комнатѣ, на небольшомъ гвоздикѣ, вбитомъ въ стѣну чуть-чуть повыше человѣческаго роста; чтобы удушить себя ей пришлось подогнуть ноги. Почему? Что заставило ее? - этого никто точно не знаетъ. Такъ... Бѣдная, бѣдная Наташа. Смутнымъ укоромъ встаетъ передо мною ея блѣдное лицо, съ большими, темными, выразительными глазами. Помню, какъ приходила она ко мнѣ незадолго до моего отъѣзда, жаловалась на невыносимую тоску. Вѣроятно, я не достаточно внимательно отнеслась тогда къ ея словамъ: кто - же изъ насъ не тосковалъ въ тѣ дни? Кто изъ насъ и сейчасъ не тоскуетъ? Быть можетъ, она избрала лучшій удѣлъ? Какъ хорошо, какъ тихо на моей квартирѣ. Перебираю свои книги, бумаги, старыя письма. «Прошедшее встаетъ передо мною»... Выплываюгъ давно забытыя лица... Тѣ, кого я любила, и тѣ, кто меня любили... «И все такое», какъ поеть Вертинскій... Съ трудомъ отрываюсь. Какъ я потомъ жалѣла, что не осталась подольше въ Петроградѣ, не позаботилась о своей квартирѣ, не нашла для охраны ея вѣрныхъ людей. Еще можно было все спасти. A я - то не нашла ничего лучшаго, какъ положиться на подпись Ленина! Что-же, подѣломъ. Впрочемъ, въ тѣ дни всѣ сокровища міра не соблазнили бы меня, не то что на нѣсколько дней, a и на нѣсколько часовъ отложить мою поѣэдку въ Москву. Поѣздку въ Москву - свиданіе съ П. П.
с. 103-104.
Ko всѣмъ прочимъ невзгодамъ прибавлялся теперь еще и вопросъ матеріальный. Вскорѣ послѣ переѣзда въ Москву я получила отъ одного знакомаго лица изъ Петрограда извѣщеніе о томъ, что мою квартиру заняли матросы. Книги, бѣлье, вещи - все пропало. Вотъ вамъ и охранная грамота за подписью самого Ленина. Можно бы кажется знать, что такой подписи грошъ цѣна. A я-то положилась. Вотъ теперь и наказана. He стоило терзать себя поздними упреками, зачѣмъ вовремя не позаботилась о квартирѣ. Но мучительно было думать, что продавая понемногу вещи я могла бы еще долгое время прокормить и П. П., и мать его, и себя. A теперь? Средства мои приходили къ концу, на скорое освобожденіе П. П. надеждъ было все меньше. Что-же дѣлать?
с. 113-114
Куда дѣваться въ Петроградѣ? Такъ странно въ своемъ родномъ городѣ не имѣть пристанища. Но домъ на Фурштадтской, гдѣ мы прожилисъ П. П. прошлую зиму, теперь занятъ башкирами; моя квартира захвачена матросами; домъ моего отца на Галерной обращенъ въ музей; квартира моей матери разграблена и кто тамъ сейчасъ хозяйничаетъ, неизвѣстно. A наше положеніе такъ ненадежно, такъ легко можетъ случиться, что при малѣйшемъ невѣрномъ шагѣ мы попадемъ подъ арестъ или въ тюрьму; всѣ наши помыслы, всѣ наши усилія должны быть направлены на то, чтобы ничѣмъ не привлекать къ себѣ вниманія властей. Всякое выступленіе съ нашей стороны съ требованіемъ о предоставленіи намъ комнаты было бы и безполезно, и рисковано. Спасла насъ изъ затрудненія одна извѣстная писательница. Долгъ платежемъ красенъ. Когда-то, въ добрыя старыя времена, она жила y меня на Англійской набережной; теперь, когда мы очутились безъ крыши, она уступила намъ комнату, которую ей предоставили въ Домѣ Искусствъ, и которая ей самой была не нужна. Домъ Искусствъ на Мойкѣ, это бывшій домъ Елисѣева. Теперь въ немъ жили литераторы и поэты: Корнѣй Чуковскій, Андрей Бѣлый, Акимъ Львовичъ Волынскій, г-жа Султанова, Пястъ... Намъ дали комнату наверху, въ третьемъ этажѣ - бывшій рабочій кабинетъ хозяина дома, гдѣ на стѣнахъ висѣли улыбающіяся, вражеской рукой еще не сорванныя, фотографіи былыхъ хозяевъ и всего многочисленнаго семейства Елисѣевыхъ. Рядомъ съ кабинетомъ помѣщалась большая туалетная комната, со всевозможными (иными довольно неожиданными) гигіеническими и гимнастическими приспособленіями. Для насъ лучшаго убѣжища нельзя было-бы придумать. Подъ крылышкомъ совѣтскаго учрежденія мы чувствовали себя въ сравнительной безопасности.
с. 116-118.
Деньги наши улетучивались съ быстротой, которая легко побила бы всѣ міровые рекорды на скорость. Черезъ короткое время и простыни стали подходить къ концу, и будущее ничего кромѣ голодной смерти намъ не сулило. Выручила опять Анюта Оболенская: она какъ-то развѣдала, что въ библіотечной комиссіи сидятъ очень милые люди. Если къ нимъ обратиться, то они готовы фиктивно реквизировать вашу библіотеку и помогутъ вамъ вывезти книги изъ конфискованнаго дома. Затѣмъ можно эти книги понемногу продавать, ибо по какому-то капризу судьбы нѣкоторыя книжныя лавки все еще торговали. He стоило искать логики въ дѣйствіяхъ нашихъ властителей, но можно было этимъ воспользоваться. Свѣдѣнія Анюты оказались правильными. Было и нелѣпо и безконечно грустно, когда мы съ П. П., въ качествѣ помощниковъ юркаго посланца изъ библіотечной комиссіи, отправились на Англійскую набережную реквизировать мою библіотеку. Во мнѣ мало сантиментальности. Но видѣть, какъ y меня, въ моихъ комнатахъ, хозяйничаютъ чужіе люди, распоряжаются моими вещами, бьютъ мою посуду, спятъ на моей кровати, - все это задѣвало за живое. Чувство собственности выраіцивалось въ насъ поколѣніями, и обратный процессъ потребуетъ, надо полагать, приблизительно столько же времени. Если не больше. Квартиру мою «краса и гордость революціи» содержала хорошо: всюду чисто, всюду прибрано, на столахъ разставлены фотографіи моей дочери. Къ нашему появленію они отнеслись недружелюбно (кто мы на самомъ дѣлѣ, было имъ конечно неизвѣстно). Но ордеръ былъ y насъ въ порядкѣ и помѣшать намъ реквизировать и увезти книги они не могли. Только когда я попыталась пробраться къ письменному столу, гдѣ хранились всѣ наиболѣе дорогія моему сердцу письма и воспоминанія, они воспротивились: бумаги-де всѣ сожжены, a столъ запертъ; ключъ же унесъ съ собою одинъ изъ товарищей. Настаивать я, конечно, не рѣшилась. Въ горлѣ щекотало и глаза застилало туманомъ, когда, окончивъ работу, я въ послѣдній разъ спускалась по знакомой лѣстницѣ. Увижу ли я когда-нибудь опять Англійскую набережную, комнаты мои съ окнами на Неву, гдѣ такъ часто сидѣли мы въ сумеркахъ, глядя на зажигавшіеся одинъ за другимъ огоньки на Васильевскомъ Островѣ, на ярко выдѣлявшіяся на фонѣ темнаго неба стройныя очертанія императорскихъ яхтъ и на медленно скользившія внизъ по рѣкѣ черныя тѣни тяжелыхъ дровяныхъ баржъ? Или такъ и помру въ маленькомъ домѣ на грязной уличкѣ одного изъ Парижскихъ предмѣстій, съ вѣчно пьянымъ старикомъ уголыцикомъ напротивъ, да рабочими, пьющими аперитивы въ бистро на углу?
«И, легкимъ облакомъ скользя,
Встаетъ все то въ душѣ тревожной
Чего вернуть, увы, нельэя,
И позабыть что невозможно».
На книги прожили мы, само собой, не долго. Въ разгаръ революціи книга не въ цѣнѣ; всѣ мои прекрасныя медицинскія изданія пошли за гроши.
Оригинал взят у schloenski в Горе побеждённым по-русски
С полгода назад я представлял вашему вниманию книгу княгини Софьи Волконской по-английски. Теперь хочу предложить вам русский вариант:
Кн. С.А.Волконская, Горе побеждённым
Oreste Zeluk, Paris, c1934
pdf (7.5Mb) ifolder, mediafire
djvu (7.7Mb) ifolder, mediafire
(Mediafire пытается показывать пдф и делает это довольно глупо -- текстовый слой просвечивает из-под картинки. Когда вы скачаете и у себя откроете файл, должно быть видно нормально.)
Огромная благодарность юзеру vanessaiv.
Довольно трудно понять, русский или английский текст является оригиналом. Похоже, что английский был напечатан раньше русского (1931 и 1934 годы, соответственно), но отсюда, конечно, ничего не следует. Наверное, об оригинале и переводе тут нельзя говорить.
Интересно отслеживать разночтения. Для английского читателя переводятся французские фразы, а для русского нет (издавали для эмигрантов в Париже), поэтому я, читая русский вариант, лез в английский за переводом. В русском княгиня часто цитирует стихи -- Георгия Иванова, знаменитые строки Зоргенфрея про душу и керосин и разное неизвестное мне (Тодането это персонаж бреда Андрея Белого; не знаю, чей это псевдоним).
Характеризуя жениха Лизетт (как мне удалось выяснить, это совпис Олькеницкий), княгиня пишет
<...> a Лизетъ, красавица Лизетъ, порвала съ семьей и вышла замужъ (по большевицки) за коммуниста.
«Ахъ, Монна Лиза, васъ изъ рамки
Теперь ужъ некому украсть.
Вы промѣняли родъ и замки
На вулканическую страсть».
Такъ писалъ онъ ей.
Хорошо в английском языке, но вот стихов русских нету.
Также позабавила меня следующая замена. Там, где в английском тексте фигурировал джентльмен-грабитель Раффлз, в русском упоминается Арсен Люпен.
И наконец следующий абзац не нашёл себе места в английском варианте:
Какое разочарованіе. Оказывается, даже англійская полиція беретъ взятки. Величавая фигура въ темно-синемъ мундирѣ, олицетвореніе на землѣ идеи права и справедливости, - и тутъ - же скомканная фунтовая бумажка, поспѣшно сунутая въ руку и способствующая скорѣйшему полученію разрѣшенія на право жительства въ Англіи. Еще одна погибшая иллюзія.