Jan 06, 2010 02:06
Дело обстояло иначе.
Его корабль упал на Солнце.
Солнце -
огромное, пламенное, беспощадное,
которое каждый день светит с неба
и от которого никуда не уйдёшь.
Потом мы ещё долго
выходили гулять только
в дождливые дни, когда не было солнца.*
Я вам короткую байку могу рассказать про этот стишок. В том доме, где живёт моя отрада в высоком терему, в Киеве… Есть такой мальчик, на которого я езжу смотреть, раз в месяца четыре. Попить с ним чаю пятнадцать минут и уехать домой. Вот, в том доме, в котором он живёт, с другой стороны, я как-то вышла, а мы… Как-то я приехала, а он мне рассказал о том, что он влюблён и что у него всё очень хорошо. И… мы договорились, что я, наверно, больше н-не приеду н-никогда в Киев… По крайней мере, к нему. Вот, и я…
И катись бутылкой по автостраде,
Оглушённой, пластиковой, простой…
Посидели час, разошлись не глядя,
Никаких «останься» или «постой».
У меня ночной, 56-й,
Подвези меня до вокзала, дядя,
Ты же едешь совсем пустой.
То, к чему труднее всего привыкнуть, -
Я одна, как смертник или рыбак,
Я однее тех, кто лежит застигнут
Холодом на улице, я слабак,
Я однее всех пьяниц и всех собак.
…Ты умеешь так безнадёжно хмыкнуть,
Что, похоже, дело моё табак…
Я бы не уходила, я бы сидела, тёрла
Ободок стакана или кольцо
И глядела в шею, ключицу, горло,
В ворот майки, но не в лицо.
Вот бы разом выдохнуть эти свёрла,
Сто одно проклятое сверлецо -
С карандашный грифель. Язык кинжала,
Желобок на лезвии - как игла.
Чтобы я счастливая побежала,
Как он довезёт меня до угла -
А не глухота, тошнота и мгла.
Страшно хочется, чтоб она тебя обожала,
Баловала и берегла.
И напомни мне, чтоб я больше не приезжала.
Чтобы я действительно не смогла.**
Несколько часов спустя я завёл разговор с мамой, мне хотелось кое-что выяснить.
- Отец говорит, ты иногда ведёшь себя так, словно не видишь и не слышишь его, - сказал я.
Она всё мне объяснила:
- Десять лет назад, когда он впервые улетел в космос, я сказала себе: «Он мёртв. Или всё равно что мёртв. Думай о нём как о мёртвом». И когда он три или четыре раза в год возвращается домой, то это и не он вовсе, а просто приятное воспоминание или сон. Если воспоминание или сон прекратятся, это совсем не так больно. Поэтому я большую часть времени я думаю о нём как о мёртвом…
- Но ведь бывает…
- Бывает, что я ничего не могу с собой поделать. Я пеку пироги и обращаюсь с ним как с живым, и мне больно. Нет, лучше считать, что он ушёл десять лет назад и я никогда его не увижу. Тогда не так больно.
- Он разве тебе не сказал, что в следующий раз останется насовсем?
Она медленно покачала головой.
- Нет, он умер. Я в этом уверена.
- Он вернётся живой, - сказал я .
- Десять лет назад, - продолжала мать, - я думала: что если он погибнет на Венере? Тогда мы больше не сможем смотреть на Венеру. А если на Марсе? Мы не сможем видеть Марс. Только он вспыхнет в небе красной звездой, тотчас захочется уйти в дом и закрыть дверь. А если он погибнет на Юпитере, на Сатурне, Нептуне? В те ночи, когда выходят эти планеты, мы будем ненавидеть звёздное небо.
- Ещё бы, - сказал я.***
До нескорого!..
За тобой уже не угнаться.
Я гляжу тебе вслед,
И кружится голова.****
* Рэй Брэдбери, «Космонавт» (пер. Льва Жданова)
** Вера Полозкова, «Фотосинтез», 14
*** Рэй Брэдбери, «Космонавт» (пер. Льва Жданова)
**** Вера Полозкова, «Фотосинтез», 04
Гулькин,
Полозкова,
quote,
личное,
Брэдбери