Прилепин на Донбасе: "Ополченец Теймураз" (ч.2)
Оригинал взят у chervonec_001 в Прилепин на Донбасе: "Ополченец Теймураз" (ч.2)
- Моторола легко тебя вытащил из заключения, Теймураз. Он на тот момент обладал таким статусом, что мог элементарно позвонить и сказать: вот этого к себе забираю?
- Да, у него был именно такой статус. Чтобы вы понимали, Семёновка - это был такой край, который всё держал. На самом деле это даже смешно, и сейчас уже можно об этом говорить - но у нас не было ничего для того, чтобы сдерживать этот рубеж, кроме автоматов. Гранат было штук десять - это не преувеличение. Ничего тяжёлого, чтобы сдерживать танки. Только люди, вера и автоматы. В Семёновке было не больше трёхсот человек. С левой стороны были люди полевого командира Корсара, посредине стояли мотороловские, с правой стороны - люди командира Наиля, его потом ранили и командиром стал Викинг. И дальше ещё Поэт стоял. Может, я кого-то не упомянул, но на Семёновке было четыре или пять полевых командиров. Окопы вдоль Семёновки, болото, небольшое поле и всё. Через мост уже стояла армия ВСУ. К нам они могли просто подойти, но они не знали наше состояние. Или ничего не умели.
(Скорей, ничего не умели, - думаю я. Совсем недавно мне рассказывали ополченцы, что уже в Семёновке в ряды «сепаратистов» были внедрены два офицера СБУ, их потом вычислили. Если СБУ хоть какую-то работу выполняло, они должны были бы знать про «десять гранат». Правда, когда я спросил у Моторолы, слышал ли он про рассекреченных офицеров, он посмеялся и сказал: ничего такого не помню).
Теймураз справа
- Почему провалилось их первое наступление, - рассказывает Теймураз. - Они просто пошли через мост. И когда их стали обстреливать, они приняли решение просто сойти с моста. А там была болотистая местность. Они сошли и стали как на ладони в поле. По тебе стреляют, а ты в поле. Трава не защищает, как выясняется. Поэтому и потери у них были очень большие. А мы же в окопах. Уж лучше быть в окопе с автоматом, чем с РПГ в поле. Поэтому тот человек, который придумал выкопать окопы в Семёновке, хоть может быть на него смотрели как на дурака - был очень прав. Мы, моторовские, выкапывали окопы ещё глубже. Потому что украинская армия совершенствовалась. Сначала она просто накидывала. Дальше она накидывала специальными боеприпасами. Потом накидывала всё точней и точней. Но правильный окоп спасал. У нас были ранения у двоих или троих, но очень лёгкие. Да и это случилось, когда танк попал прямой наводкой. А всё остальное когда прилетало - а прилетало в минуту один раз - не принесло нам никакого вреда. Поначалу мы ещё считали, сколько раз упало по нам, но потом уставали и останавливались. Потому что цифра за 50 переваливала буквально за час. Стреляли очень много, и у нас не было потерь только благодаря окопам. Никакого чуда, никакой уличной магии. Только окопы.
- А страх? Ты же гражданский человек, и вдруг оказываешься под постоянным обстрелом и, более того, начинаешь под обстрелом жить… Чтобы понять, что окопы могут спасать, надо было немало там времени провести.
- Слава Богу, ощущения, что мне не страшно, у меня так и не появилось. Я всегда опасаюсь людей, которые говорят, что им не страшно. От них нужно подальше держаться. Конечно, мне было страшно, потому что я не собирался умирать. У меня есть для кого и ради кого жить. Когда к Мотору приходили новобранцы, он их отправлял на передний край и мы им смотрели в глаза и спрашивали: «Тебе страшно?» Когда человек говорил, что нет, всё нормально, - мы его сразу же отправляли обратно. А когда человек честно отвечал, что ему страшно, мы ему говорили, просто два дня побудь с нами. Тебе не надо будет никуда высовываться. Если ты скажешь - это не моё, - мы тебя отправляем назад. Страх естественен.
***
- А ты оружием-то умел пользоваться на тот момент?
- Только как парень, который вырос в Грузии. Пистолет, автомат, нож. Но никакой специальной подготовки у меня не было.
- А там кто-то был среди вас с опытом? Помимо Моторолы.
- Не сказал бы, что там были люди с боевым опытом... Были взрослые люди, но не на Семёновке, а в самом Славянске. Я не знаю, где они сейчас. Но они, к примеру, с идеальным знанием дела объяснили, как правильно построить из мешков нужные заграждения. У них был опыт, но никто из них не распространялся о нём. Да я ни у кого не хотел ничего спрашивать. Потому что если начинаешь спрашивать, то каждый второй - спецназовец, каждый первый гэрэушник и через одного какой-то спец. Поэтому уже ни у кого ничего не спрашиваешь, а когда возникает какая-то ситуация, ты видишь, как человек себя ведёт. Сразу становится всё понятно.
У нас были ребята, которые были очень любопытными. Вот наш ополченец видит с той стороны танк, и он тут же просит со Славянска привезти распечатку информации про этот танк. Он изучает: ага, сколько скорость перезарядки, какие боеприпасы, это так, а это вот так. Просто любопытствующий человек - тот же Боцман. И это любопытство было небезосновательным, потому что когда был бой, ввели танк украинский - мы в него семь раз попали. Один раз прилетело с ПТУРа, всё остальное прилетело с РПГ - но танк уехал своим ходом. У него только башню заклинило. И поле этого задумались - а как же так? Вот ракета, точно видели, что она попала - а он уехал. Оказывается, если попадаешь в одно место, то это танку не навредит, нужно бить в другое место. Мы всё это узнавали по ходу дела. Люди с военным опытом скажут, что это и так совершенно понятно. Но это вам понятно, тем, кто учился в военном училище. А мы познавали всё на практике.
Сначала, когда я попал в Семёновку, - у ВСУ были только миномёты. Потом появились «Грады», потом миномёты более крупного калибра, потом фосфор, потом зажигательные, потом еще более крупные миномёты. Танки следом появились. Я никогда не забуду тот случай, когда мы шли, шли всякими окольными путями, потому что первая линия была вся простреляна. Мы шли, и тут, представляете, сбоку по диагонали вы видите периферийным зрением дом метрах в тридцати от вас. И он безо всякого шума на ваших глазах рушится. Я остановился, потому что не понял, что произошло. И только через секунды две-три ты слышишь выстрел - бабах! Боцман меня толкает - ложись! Это танк стрелял. Я думал выстрел сразу слышен. На самом деле дом разрушился и только потом я услышал выстрел.
Все эти трансформации происходили с нами в Семёновке. И я могу смело заявить, что этот опыт был круче, чем у людей, которые были в Чечне. Разговаривал с уважаемыми людьми, с ветеранами, - они слушали и говорили: всё, что ты рассказываешь, - это делали мы, когда были федералами, а вы, ополченцы, оказались на месте «духов». И теперь, говорили мне ветераны Чечни, мы понимаем, как «духи» страдали.
Поэтому люди, которые вышли из Семёновки, имели сумасшедшую боевую практику и настоящий боевой опыт. Моторовские люди - мы везде закапываемся. Когда в Углегорск приехали, первым делом что я увидел? Что ополченцы без лопат. Просто поле. И я смотрю - ну это же жесть, где там прятаться? В итоге ребята за это сильно поплатились. Не важно, какой у тебя ангел-хранитель и какая у тебя степень защиты. Лучше выкопать окоп.
***
- Когда вам впервые задали вопрос: грузин, что ты здесь делаешь? Иным может показаться, что для тебя это чужая война.
- Сразу задали, - улыбнулся Теймураз. - И всякий раз задают. Единственный человек, который не задавал мне этого вопроса, был Мотор. Когда мы с ним познакомились, он спросил - ты кто по национальности? Говорю: грузин. Он: ну и отлично!
- А сами себе такой вопрос вы не задавали?
- «Что я делаю здесь, грузин?» Я не могу себе такой вопрос задавать, потому что у меня дети родились в России, они граждане России. Я же понимал, что то, что происходит здесь, - это может быть в Ростове, в Краснодаре, где угодно это может быть.
- С грузинами не приходилось тут сталкиваться?
- На другой стороне были и русские чистокровные. Нет, мы с грузинами не пересекались.
- Под Широкино грузинскому подразделению хорошо досталось.
- Вопрос был: видел или нет. Ответ: нет. Другое дело, что было бы, если б довелось бы. Но ведь тут ты не разделяешь: и с той стороны православные люди, и с этой стороны православные. Если мы уже не делим веру и стреляем друг в друга, то как я могу сказать - я вчера с вами стрелял, потому что там грузин не было, а сегодня - не могу.
- Вы воцерковленный человек?
- Я не афиширую этого и не ношу как предмет гордости. Но я осознал, как это всё важно именно на войне. Потому что все люди, которые так или иначе поплатились, - они грешили очень сильно. Очень примитивно, но очень сильно пренебрегая элементарными вещами.
- Есть такая прямая связь между грехом и наказанием, и она работает, да?
- Абсолютно. Она есть… Мы жили - ночевали и дневали - в окопах, а позади нас был посёлок Семёновка. Там стояли ухоженные дома. А что тебе нужно, когда ты живёшь в окопе? У тебя вода, еда и то примитивная, потому что тебе не до еды. И тебе не нужно больше никакой роскоши. Ну вот что ты там можешь в доме найти? Подушку, одеяло, игровую приставку?! Поэтому у нас не было желания заходить в дома, смотреть, проверять: нам ничего не было нужно. Но отдельные люди рассуждали так: я сейчас это возьму, потому что лучше это будет при мне, а потом, если что, выкину. Я видел таких, которые плеер старый притаскивали - «Смотрите, сейчас приедут ребята и я попрошу батареек!» Даже желания не возникало взять этот плеер послушать. Что за бред? Но такие люди попадались. Попадались и такие, которые думали, что я сейчас здесь перекантуюсь, потому что дома имелись какие-то проблемы. Кто-то хотел получить оружие в свободное пользование, а потом спрашивал, а можно ли в город съездить, привезти крупы, что-то ещё? Да, можно, оставляй оружие и езжай, зачем оно тебе в Славянске? Оружие здесь пригодится. Думаю, в любой естественной среде: в тюрьме, на войне всегда очень легко вычислить человека. Фальшь скрыть очень сложно. Мотор сразу в этом отношении строг: у нас не было никаких алкоголиков. У нас никто не употреблял. Все понимали, что просто за употребление может приехать Мотор и прострелить ногу. И никто ему за это ничего не сделает.
***
Теймураз, замечаю я, часто произносит слово «просто».
Но ничего простого в нём самом, конечно же, нет. Он сложно организованный и сложно думающий человек.
Всякий раз, когда я встречаю подобных ему среди ополченцев (а такой типаж имеет место быть), я со смехом вспоминаю расхожую в нашей «прогрессивной» среде идею о том, что со стороны Украины воюют лучшие люди страны - бизнесмены, журналисты и оперные певцы, а с этой - алкоголики и охлос.
Великая глупость - недооценивать противника. Наши «прогрессивные» блогеры эту ошибку совершают. Украинская публика покупается на эту дешёвку.
Люди любят, чтоб всё было просто.
Но, пожалуй, несколько проще жить тем, кто живёт сложно и думает сложно.
Преуспевающий московский бизнесмен, говорящий на нескольких языках - вот этот самый Теймураз - думает сложно, но любит формулировать так, чтоб смыслы казались прозрачными.
- Я живу по принципу, что всё хорошее притягивается к хорошему. Я оказался в той ситуации, когда я оказался там, где я хотел и где мне было комфортно, - говорит он тихо и оттого ещё более убедительно. Повторы в речи и тавтологию он использует осмысленно; и это придаёт его словам новую степень убедительности. Он говорит без кавказского акцента, но сама манера себя держать, строить речь - неизбежно выдаёт в нём кровь.
- Что было с вами, когда оставили Славянск?
- Получилось так, что мы разделились с группой. У нашей группы ещё до выхода из Славянска был Ямполь. Такое стратегическое место, перекрёсток, который вёл в Краматорск, Славянск, в Донецк и ещё куда-то. Там отличные леса, отличная почва, чтобы закопаться и охранять там всё. Мы приехали туда, когда уже первая атака состоялась. Было очень много потерь, как с нашей стороны, так и с их стороны. Пока мы пытались вникнуть, как тут обстоят дела, пошла вторая волна атаки. Мы стали заложниками этой ситуации, пришлось принимать бой. Вечером пришло понимание, что кроме нас, моторовских, никого больше тут нет. Ну мы остались и остались. Мы были люди, не привыкшие отступать - тем более что оружия там было очень много. На Ямполе - я могу дать этому оценку - было очень глупое командование, потому что имелось очень много оружия, очень много боеприпасов, но всё это не помогло, потому что состав не был на местах.
Там проходила дорога: когда началась атака, состав не был на своих местах, и вели бой кто как и откуда мог. Когда мы там оказались под вечер, мы поняли, что мы одни, и пешком отходить очень долго. К тому же мы все были не местные и даже не знали, куда идти. Телефонов у нас так и не было, раций тоже. Мы начали собирать БК, нашли там единственную возвышенность и попытались на ней закрепиться. Стали копать окопы по старой доброй памяти. Ближе к ночи пришёл человек, привел с собой семерых и сказал, что, кроме нас, больше вообще никого нет на всей территории, и Стрелков дал приказ отходить. А там квадрат ну километра четыре - такой огромный плацдарм. Мы говорим, что нам он такой приказ не давал и что у нас и связи-то с ним нету. Он тогда набирает его при нас, тот подтверждает, что дал всем команду отходить. Мы говорим: ладно, но нам Мотор ничего не говорил, давайте ему звонить. Позвонили Мотору, он сказал, что действительно все начали отходить, что завтра та сторона ещё не успеет мобилизоваться, но послезавтра они начнут наступать. Но отойти мы уже не сможем, потому что нам нужно будет пройти прямо через армию ВСУ.
Мы тогда ушли в лес и шли, три ночи провели в лесу и на четвёртый день вышли на связь. Мотор сказал, что нам нужно выбираться: дали нам человека из соседнего населённого пункта, и мы вышли с Боцманом и с нашей группой в Северск.
Когда мы пришли в Донецк, так получилось, что мы попали в личную охрану к премьер-министру Бородаю. У нас был достаточно серьёзный боевой шлейф и нам легко было попасть в охрану. Мы остались у него в охране до самого его выхода, который был в августе. Тогда мы вернулись в «Спарту».
***
- Самая стрёмная ситуация на этой войне где у тебя была?
- А вот в Ямполе была ситуация: когда мы приехали и случилась вторая атака. Ну, чтобы вы понимали, на весь Ямполь приехал камаз моторовцев - а там настолько большая территория, что это просто ни о чём. Я был в расчёте АГС - у меня было подчинённых два человека. Боцман был в расчёте РПГ. К нему подошёл местный житель и говорит: пойдёмте, я покажу вам танк. Боцман пошёл сжигать танк. А я выбирал позицию для АГС, чтобы встречать пехоту. И вот на каком-то уровне - а на войне всегда интуиция играет очень важную роль и к ней нужно просто прислушиваться, - вот в какой-то момент я понял, что мне здесь вообще не нужно находиться, никакой пехоты здесь не будет, и мне нужно идти искать Боцмана.
Я забрал свой расчёт вместе с орудием и мы пошли искать Боцмана. Я даже не знал, куда он направился. Мы просто двигались в какую-то сторону, интуитивно. Я шёл, шёл и в итоге смотрю - навстречу идёт Боцман с такими вот огромными глазами. «Там, - говорит, - не просто танк, там целый взвод стоит, и они готовы идти на нас наступать. Меня, - говорит, - этот придурок вывел, сказав, что там один танк. Я выхожу, а танк дулом на меня смотрит». А Боцман, чтобы вы понимали, он такой ярый, всегда готовый ко всему: сжечь танк - это же такое счастье…. И он, экипированный, в полном обмундировании вылезает на горку, карабкается, тащит с собой заряженный РПГ, встаёт в полный рост и замирает, потому что на него смотрит дулом танк, а сзади стоят ещё два БТРа, и ещё пехота, они там разговаривают между собой. И Боцман говорит мне: «Понимаю, что забивать сейчас танк, который на меня смотрит, - бессмысленно. Себя запалю - сто процентов. И не выстрелить тоже нельзя, - говорит, - я же уже вылез, и РПГ заряженное. И я понимаю, что уже и люди начали на меня смотреть с явным удивлением». Ну, то есть это всё на самом деле длится секунды, но вы в это мгновение как будто проживаете какой-то этап жизни определённый... И он в итоге выстрелил и давай быстро сваливать. Там переполох, начался кипеж. Я говорю: «Боцман, нам не нужно реально находиться на этом месте, потому что это ни к чему не приведёт». Он говорит: «Да я видел, сколько их там - никакой АГС их не размотает».
Всё это время мы стоим возле дороги, в зелёнке. И тут слышим приближающийся к нам гул. И видим: мчатся четыре БТРа. И они нас тоже увидели. И представьте: вы стоите, начинают пролетать БТРы мимо. А у тебя только автомат. То есть вообще ты ничего не можешь сделать. Ну что в такой ситуации сделаешь? Мы просто тупо падаем, каждый в какой позе успел, в такой и упал. И только мы упали, по нам начинают стрелять. И все эти БТРы, которые проезжают, они все стреляют в нашу сторону - беспрерывно…
Когда наступила тишина, мы встали и смотрим - живые. «Ты живой?» - «Да». «Ранен? - «Нет». Как это вообще возможно было?! А на самом деле чудо произошло, потому что там был перепад ландшафта и пушка ниже уже не могла наклониться. Они максимально низко поставили пушку, но угол был такой, что пули всё равно прошли мимо. Все пули всех БТРов, они же ехали друг за другом, шли под одним углом, и ни одна пуля в нас не попала. Но если в тебя стреляют четыре БТРа на ходу, ты слышишь, как пролетает каждая в отдельности... Когда мы встали - мы были просто в шоке. У нас была такая радость, что мы живы. Вот этот вот вдох... знаете, я сейчас вам это рассказываю и как будто сейчас там снова нахожусь... это непередаваемое ощущение. Это было, наверное, не самое стрёмное, но это было очень впечатляюще.
(Здесь стоит уточнить, что бойцы ВСУ в Ямполе элементарно не поняли, сколько против них идёт. Они просто сбежали. Боцман напугал их одним РПГ. И когда они мимо проезжали на БТРах - они отступали. Просто их некому и не на чем было нагонять. Ну и закрепиться было нельзя такими силами).
***
- Что ты можешь сказать о боевых качествах украинской армии?
- В донецком аэропорту единственные, кого я зауважал, - те ребята, что после штурма аэропорта остались на втором этаже. Жалко, конечно, что их в живых нету, в том плане, что они не смогут рассказать о том героизме, который там имел место. Потому что, во-первых, у них была возможность уйти, во-вторых, у них была возможность сдаться, и в третьих, они могли выбрать какой-то свой путь. Но они выбрали свой единственный путь - стояли до конца. Ребята, которые остались там, на самом деле - они должны быть настоящими героями для нынешней Украины. Мне было очень смешно - и это был циничный смех, когда я слышал, как украинские СМИ говорили: нет, аэропорт наш, никакого штурма не было. По украинским каналам рассказывали, что всё нормально, ребята там. А ребята на самом деле были уже не там. Они уже давно на небесах. И вместо того, чтобы увековечить их фамилии, их сделали никем. Совершенно никем.
Донецкий аэропорт. Фото Теймураза
Это единственный случай, который у меня вызвал уважение. А всё остальное… Вот в Дебальцево выходят из частного сектора их пленные, которым сказали, что они могут сдаться, что ничего им не будет. До последнего они отстреливались, и когда поняли, что кольцо зажимается и пули прилетают не только в стены и окна, а уже точно рядом с ними ложатся - они начали выкидывать автоматы из окон - «всё, мы сдаемся». И они выходят с рюкзаками какими-то баульными. Куркульство какое-то! Я думал, может вдруг сейчас один идейный с этим рюкзаком подорвётся там, где толпа наших стоит. Начинаем проверять, а там - постельное бельё. И оно не то что ветошь, которой можно оружие протирать, а, знаете, мятое такое бельё, которое даже не разглаживается. Почти как занавеска, такого качества. Зачем оно тебе? Ты сдаёшься - но ты сдаешься с вещами! Чужими! Вы представляете, что у человека должно быть внутри, насколько он должен быть духовно богат, чтобы такой поступок совершить?..
***
- Все эти годы, с 90-х, у вас так и оставалось грузинское гражданство?
- Да, я регулярно ездил и получал визу и возвращался обратно.
- А сейчас вы столкнулись с тем, что если поедете туда - вас посадят.
- В Грузии по просьбе Украины в отношении меня возбудили уголовное дело: я пособник террористов, способствую убийству мирных граждан. Сделали запрос в Грузию, выслали мою фотографию: это ваш гражданин? Пришли к моему отцу: а где сын? А у меня квартира и машина в Грузии есть. На меня оформлены. Отец говорит: он уехал уже давно в Россию, и я не знаю, где он. Они ушли. Через пару дней вернулись и сказали, что вот постановление: «...Машина арестована, на ней ездить нельзя. И квартира тоже арестована. С ней тоже делать ничего нельзя. Пускай приедет. У нас есть к нему вопросы».
(Вопросов у них нет только к тем грузинским военнослужащим, что воюют на стороне ВСУ).
- Вы сейчас уже не в армии ДНР?
- Армия - это не моё. Воевать - это одно, армия - это совершенно другое. Для профессионального военного армия - это как экзамен, к которому его готовили, и затем он применяет свои знания. А я человек не военный. И в 37 лет идти в армию странно: я не вижу никаких перспектив для карьеры.
- Но могут сложиться какие-то обстоятельства, что вы возьмёте в руки оружие?
- Да, конечно. Более того, в другой стране я вряд ли возьму в руки оружие, только здесь. Потому что этот этнос мне знаком. Да, я грузин и этого не отрицаю. Но мне не чужды русский язык, русский мир, русская культура. Я вырос в стране, которая была многонациональна. Никто не говорил, что Грузия должна быть для грузин. Я это всё видел - и это приводит к очень плохим последствиям.
- Как вы смотрите на российско-грузинские отношения?
- Они преодолимы. Когда в Грузии придёт один человек и скажет, что пора снять розовые очки и понять, что мы не вернём Осетию, мы не вернём Абхазию. Нужно к этому реально подойти и признать. Так же как и Украина должна признать, что она потеряла Донбасс. Хотят жители вернуться или нет - это уже будет их решение. Но сегодня никто не горит желанием. Их куда больше устраивает даже ДНР, лишь бы не быть в составе Украины.
- Мне кажется, что элементарное нежелание быть в составе страны, которая ведёт себя как не родная,и желание сохранить свою идентичность - вот что было причиной войны. А не «фашизм на Украине», про который надо говорить крайне аккуратно. То, что в стране есть пять процентов зигующих маргиналов, не делает всю страну фашистской.
- Когда начинают рассказывать, - говорит Теймураз, - что они воюют с фашизмом, у меня лично это взывает улыбку. Хорошо, с каким фашизмом ты воюешь? Где ты его встречал за столько времени? Если ты его не встречал, то как ты с ним воюешь? Либо его нет, либо ты не с теми и не там воюешь.
***
Я допиваю своё пиво, Теймураз спокойно ждёт: если есть ещё вопросы, он готов отвечать; если нет - и не надо.
Он явно не испытывает ни удовольствия, ни раздражения от своей роли. Ну, задали вопросы, ну, ответил.
Его жизнь - где-то в другом месте. Точно не в воспоминаниях о том, какой он славный воин.
Он восстановил свой бизнес в Москве.
Со странным чувством представляю, как он сидит, безупречный джентльмен, на каких-нибудь переговорах, и напротив его коллеги - наподобие его или чуть похуже джентльмены. И даже не подозревают, что перед ними «международный преступник» с гражданством «непризнанной террористической страны», отсидевший на подвале с неплохой перспективой остаться там навсегда, участвовавший в боях под Семёновкой, в боях в Ямполе, в боях под Дебальцево и в жуткой одиссее в донецком аэропорту. И все эти джентльмены - они думают о себе, что они - люди одного порядка, одного опыта. А они - сплошь и рядом сытые, взрослые дети, с ни чем не подтверждёнными понтами.
Но это я так вижу. Теймураз наверняка ничего такого даже не думает.
Зато подросший сын его, наконец, увидел отца воочию и смог его обнять. (Семён Пегов очень смешно рассказывал, как Теймураз при любых обстоятельствах вытребовал у военкоров скайп, чтоб поговорить с сыном. Он говорил с ребёнком при первой же возможности. Правда, у Пегова возникло ощущение, что сын этот у Теймураза не единственный. Но мало ли что там может показаться военкорам).
Новую жену Теймураз нашёл здесь, в Донецке.
У новой жены уже имелась дочка на тот момент.
- Теперь у тебя есть приёмная дочь? - переспросил я.
- Это моя дочь, - ответил Теймураз очень мягко, но с таким убедительным ударением на слово «моя», что я даже если б хотел, не стал бы эту тему продолжать.
И я спросил про другое.
Указав на кафе, где сидели вполне себе сытые и довольные молодые люди, скорей всего, никогда не бывшие на передовой, я поинтересовался:
- А тебе не кажется обидным, что все эти жертвы и все эти смерти были… вот ради них? - я кивнул в сторону людей, - Они ведь ни за что и никому не благодарны.
- Это не ради них, - ответил Теймураз. - Вот смотри, у меня есть видео…
Он взял свой телефон и нашёл какой-то ролик.
Там ополченец Теймураз - высокий, такой же, как и сейчас, спокойный, в идеально сидящей на нём форме, - из подвальных помещений побитой хрущёвки выпускает женщину и её дочку - они там прятались четыре дня, пока из города не выбили украинских силовиков.
И вот мать и дочь выходят на свет, почти на ощупь, жмурятся, они очень удивлёны и, кажется, счастливы.
Насколько возможно быть счастливыми в таких обстоятельствах.
Теймураз говорит им:
- Больше не бойтесь.
Честно говоря, я не слышу, что он там говорит, но, кажется, именно эти слова.
[Тынц]https://russian.rt.com/article/311897-pismo-trete-teimuraz
Вместо П.С.
Прочитаешь и подумаешь, вот ведь совсем недавно всё мы были одним целым, все республики были вместе ,роднились с абхазами, с грузинами, молдаванами, украинцами. Все народы в Союзе жили в мире и в дружбе. А потом пришел Меченный, началась "перестройка" и пошел целенаправленный развал Союза, подогреваемый фалшивыми улыбками и похлопыванием по плечу со стороны Запада...
- Моторола легко тебя вытащил из заключения, Теймураз. Он на тот момент обладал таким статусом, что мог элементарно позвонить и сказать: вот этого к себе забираю?
- Да, у него был именно такой статус. Чтобы вы понимали, Семёновка - это был такой край, который всё держал. На самом деле это даже смешно, и сейчас уже можно об этом говорить - но у нас не было ничего для того, чтобы сдерживать этот рубеж, кроме автоматов. Гранат было штук десять - это не преувеличение. Ничего тяжёлого, чтобы сдерживать танки. Только люди, вера и автоматы. В Семёновке было не больше трёхсот человек. С левой стороны были люди полевого командира Корсара, посредине стояли мотороловские, с правой стороны - люди командира Наиля, его потом ранили и командиром стал Викинг. И дальше ещё Поэт стоял. Может, я кого-то не упомянул, но на Семёновке было четыре или пять полевых командиров. Окопы вдоль Семёновки, болото, небольшое поле и всё. Через мост уже стояла армия ВСУ. К нам они могли просто подойти, но они не знали наше состояние. Или ничего не умели.
(Скорей, ничего не умели, - думаю я. Совсем недавно мне рассказывали ополченцы, что уже в Семёновке в ряды «сепаратистов» были внедрены два офицера СБУ, их потом вычислили. Если СБУ хоть какую-то работу выполняло, они должны были бы знать про «десять гранат». Правда, когда я спросил у Моторолы, слышал ли он про рассекреченных офицеров, он посмеялся и сказал: ничего такого не помню).
Теймураз справа
- Почему провалилось их первое наступление, - рассказывает Теймураз. - Они просто пошли через мост. И когда их стали обстреливать, они приняли решение просто сойти с моста. А там была болотистая местность. Они сошли и стали как на ладони в поле. По тебе стреляют, а ты в поле. Трава не защищает, как выясняется. Поэтому и потери у них были очень большие. А мы же в окопах. Уж лучше быть в окопе с автоматом, чем с РПГ в поле. Поэтому тот человек, который придумал выкопать окопы в Семёновке, хоть может быть на него смотрели как на дурака - был очень прав. Мы, моторовские, выкапывали окопы ещё глубже. Потому что украинская армия совершенствовалась. Сначала она просто накидывала. Дальше она накидывала специальными боеприпасами. Потом накидывала всё точней и точней. Но правильный окоп спасал. У нас были ранения у двоих или троих, но очень лёгкие. Да и это случилось, когда танк попал прямой наводкой. А всё остальное когда прилетало - а прилетало в минуту один раз - не принесло нам никакого вреда. Поначалу мы ещё считали, сколько раз упало по нам, но потом уставали и останавливались. Потому что цифра за 50 переваливала буквально за час. Стреляли очень много, и у нас не было потерь только благодаря окопам. Никакого чуда, никакой уличной магии. Только окопы.
- А страх? Ты же гражданский человек, и вдруг оказываешься под постоянным обстрелом и, более того, начинаешь под обстрелом жить… Чтобы понять, что окопы могут спасать, надо было немало там времени провести.
- Слава Богу, ощущения, что мне не страшно, у меня так и не появилось. Я всегда опасаюсь людей, которые говорят, что им не страшно. От них нужно подальше держаться. Конечно, мне было страшно, потому что я не собирался умирать. У меня есть для кого и ради кого жить. Когда к Мотору приходили новобранцы, он их отправлял на передний край и мы им смотрели в глаза и спрашивали: «Тебе страшно?» Когда человек говорил, что нет, всё нормально, - мы его сразу же отправляли обратно. А когда человек честно отвечал, что ему страшно, мы ему говорили, просто два дня побудь с нами. Тебе не надо будет никуда высовываться. Если ты скажешь - это не моё, - мы тебя отправляем назад. Страх естественен.
***
- А ты оружием-то умел пользоваться на тот момент?
- Только как парень, который вырос в Грузии. Пистолет, автомат, нож. Но никакой специальной подготовки у меня не было.
- А там кто-то был среди вас с опытом? Помимо Моторолы.
- Не сказал бы, что там были люди с боевым опытом... Были взрослые люди, но не на Семёновке, а в самом Славянске. Я не знаю, где они сейчас. Но они, к примеру, с идеальным знанием дела объяснили, как правильно построить из мешков нужные заграждения. У них был опыт, но никто из них не распространялся о нём. Да я ни у кого не хотел ничего спрашивать. Потому что если начинаешь спрашивать, то каждый второй - спецназовец, каждый первый гэрэушник и через одного какой-то спец. Поэтому уже ни у кого ничего не спрашиваешь, а когда возникает какая-то ситуация, ты видишь, как человек себя ведёт. Сразу становится всё понятно.
У нас были ребята, которые были очень любопытными. Вот наш ополченец видит с той стороны танк, и он тут же просит со Славянска привезти распечатку информации про этот танк. Он изучает: ага, сколько скорость перезарядки, какие боеприпасы, это так, а это вот так. Просто любопытствующий человек - тот же Боцман. И это любопытство было небезосновательным, потому что когда был бой, ввели танк украинский - мы в него семь раз попали. Один раз прилетело с ПТУРа, всё остальное прилетело с РПГ - но танк уехал своим ходом. У него только башню заклинило. И поле этого задумались - а как же так? Вот ракета, точно видели, что она попала - а он уехал. Оказывается, если попадаешь в одно место, то это танку не навредит, нужно бить в другое место. Мы всё это узнавали по ходу дела. Люди с военным опытом скажут, что это и так совершенно понятно. Но это вам понятно, тем, кто учился в военном училище. А мы познавали всё на практике.
Сначала, когда я попал в Семёновку, - у ВСУ были только миномёты. Потом появились «Грады», потом миномёты более крупного калибра, потом фосфор, потом зажигательные, потом еще более крупные миномёты. Танки следом появились. Я никогда не забуду тот случай, когда мы шли, шли всякими окольными путями, потому что первая линия была вся простреляна. Мы шли, и тут, представляете, сбоку по диагонали вы видите периферийным зрением дом метрах в тридцати от вас. И он безо всякого шума на ваших глазах рушится. Я остановился, потому что не понял, что произошло. И только через секунды две-три ты слышишь выстрел - бабах! Боцман меня толкает - ложись! Это танк стрелял. Я думал выстрел сразу слышен. На самом деле дом разрушился и только потом я услышал выстрел.
Все эти трансформации происходили с нами в Семёновке. И я могу смело заявить, что этот опыт был круче, чем у людей, которые были в Чечне. Разговаривал с уважаемыми людьми, с ветеранами, - они слушали и говорили: всё, что ты рассказываешь, - это делали мы, когда были федералами, а вы, ополченцы, оказались на месте «духов». И теперь, говорили мне ветераны Чечни, мы понимаем, как «духи» страдали.
Поэтому люди, которые вышли из Семёновки, имели сумасшедшую боевую практику и настоящий боевой опыт. Моторовские люди - мы везде закапываемся. Когда в Углегорск приехали, первым делом что я увидел? Что ополченцы без лопат. Просто поле. И я смотрю - ну это же жесть, где там прятаться? В итоге ребята за это сильно поплатились. Не важно, какой у тебя ангел-хранитель и какая у тебя степень защиты. Лучше выкопать окоп.
***
- Когда вам впервые задали вопрос: грузин, что ты здесь делаешь? Иным может показаться, что для тебя это чужая война.
- Сразу задали, - улыбнулся Теймураз. - И всякий раз задают. Единственный человек, который не задавал мне этого вопроса, был Мотор. Когда мы с ним познакомились, он спросил - ты кто по национальности? Говорю: грузин. Он: ну и отлично!
- А сами себе такой вопрос вы не задавали?
- «Что я делаю здесь, грузин?» Я не могу себе такой вопрос задавать, потому что у меня дети родились в России, они граждане России. Я же понимал, что то, что происходит здесь, - это может быть в Ростове, в Краснодаре, где угодно это может быть.
- С грузинами не приходилось тут сталкиваться?
- На другой стороне были и русские чистокровные. Нет, мы с грузинами не пересекались.
- Под Широкино грузинскому подразделению хорошо досталось.
- Вопрос был: видел или нет. Ответ: нет. Другое дело, что было бы, если б довелось бы. Но ведь тут ты не разделяешь: и с той стороны православные люди, и с этой стороны православные. Если мы уже не делим веру и стреляем друг в друга, то как я могу сказать - я вчера с вами стрелял, потому что там грузин не было, а сегодня - не могу.
- Вы воцерковленный человек?
- Я не афиширую этого и не ношу как предмет гордости. Но я осознал, как это всё важно именно на войне. Потому что все люди, которые так или иначе поплатились, - они грешили очень сильно. Очень примитивно, но очень сильно пренебрегая элементарными вещами.
- Есть такая прямая связь между грехом и наказанием, и она работает, да?
- Абсолютно. Она есть… Мы жили - ночевали и дневали - в окопах, а позади нас был посёлок Семёновка. Там стояли ухоженные дома. А что тебе нужно, когда ты живёшь в окопе? У тебя вода, еда и то примитивная, потому что тебе не до еды. И тебе не нужно больше никакой роскоши. Ну вот что ты там можешь в доме найти? Подушку, одеяло, игровую приставку?! Поэтому у нас не было желания заходить в дома, смотреть, проверять: нам ничего не было нужно. Но отдельные люди рассуждали так: я сейчас это возьму, потому что лучше это будет при мне, а потом, если что, выкину. Я видел таких, которые плеер старый притаскивали - «Смотрите, сейчас приедут ребята и я попрошу батареек!» Даже желания не возникало взять этот плеер послушать. Что за бред? Но такие люди попадались. Попадались и такие, которые думали, что я сейчас здесь перекантуюсь, потому что дома имелись какие-то проблемы. Кто-то хотел получить оружие в свободное пользование, а потом спрашивал, а можно ли в город съездить, привезти крупы, что-то ещё? Да, можно, оставляй оружие и езжай, зачем оно тебе в Славянске? Оружие здесь пригодится. Думаю, в любой естественной среде: в тюрьме, на войне всегда очень легко вычислить человека. Фальшь скрыть очень сложно. Мотор сразу в этом отношении строг: у нас не было никаких алкоголиков. У нас никто не употреблял. Все понимали, что просто за употребление может приехать Мотор и прострелить ногу. И никто ему за это ничего не сделает.
***
Теймураз, замечаю я, часто произносит слово «просто».
Но ничего простого в нём самом, конечно же, нет. Он сложно организованный и сложно думающий человек.
Всякий раз, когда я встречаю подобных ему среди ополченцев (а такой типаж имеет место быть), я со смехом вспоминаю расхожую в нашей «прогрессивной» среде идею о том, что со стороны Украины воюют лучшие люди страны - бизнесмены, журналисты и оперные певцы, а с этой - алкоголики и охлос.
Великая глупость - недооценивать противника. Наши «прогрессивные» блогеры эту ошибку совершают. Украинская публика покупается на эту дешёвку.
Люди любят, чтоб всё было просто.
Но, пожалуй, несколько проще жить тем, кто живёт сложно и думает сложно.
Преуспевающий московский бизнесмен, говорящий на нескольких языках - вот этот самый Теймураз - думает сложно, но любит формулировать так, чтоб смыслы казались прозрачными.
- Я живу по принципу, что всё хорошее притягивается к хорошему. Я оказался в той ситуации, когда я оказался там, где я хотел и где мне было комфортно, - говорит он тихо и оттого ещё более убедительно. Повторы в речи и тавтологию он использует осмысленно; и это придаёт его словам новую степень убедительности. Он говорит без кавказского акцента, но сама манера себя держать, строить речь - неизбежно выдаёт в нём кровь.
- Что было с вами, когда оставили Славянск?
- Получилось так, что мы разделились с группой. У нашей группы ещё до выхода из Славянска был Ямполь. Такое стратегическое место, перекрёсток, который вёл в Краматорск, Славянск, в Донецк и ещё куда-то. Там отличные леса, отличная почва, чтобы закопаться и охранять там всё. Мы приехали туда, когда уже первая атака состоялась. Было очень много потерь, как с нашей стороны, так и с их стороны. Пока мы пытались вникнуть, как тут обстоят дела, пошла вторая волна атаки. Мы стали заложниками этой ситуации, пришлось принимать бой. Вечером пришло понимание, что кроме нас, моторовских, никого больше тут нет. Ну мы остались и остались. Мы были люди, не привыкшие отступать - тем более что оружия там было очень много. На Ямполе - я могу дать этому оценку - было очень глупое командование, потому что имелось очень много оружия, очень много боеприпасов, но всё это не помогло, потому что состав не был на местах.
Там проходила дорога: когда началась атака, состав не был на своих местах, и вели бой кто как и откуда мог. Когда мы там оказались под вечер, мы поняли, что мы одни, и пешком отходить очень долго. К тому же мы все были не местные и даже не знали, куда идти. Телефонов у нас так и не было, раций тоже. Мы начали собирать БК, нашли там единственную возвышенность и попытались на ней закрепиться. Стали копать окопы по старой доброй памяти. Ближе к ночи пришёл человек, привел с собой семерых и сказал, что, кроме нас, больше вообще никого нет на всей территории, и Стрелков дал приказ отходить. А там квадрат ну километра четыре - такой огромный плацдарм. Мы говорим, что нам он такой приказ не давал и что у нас и связи-то с ним нету. Он тогда набирает его при нас, тот подтверждает, что дал всем команду отходить. Мы говорим: ладно, но нам Мотор ничего не говорил, давайте ему звонить. Позвонили Мотору, он сказал, что действительно все начали отходить, что завтра та сторона ещё не успеет мобилизоваться, но послезавтра они начнут наступать. Но отойти мы уже не сможем, потому что нам нужно будет пройти прямо через армию ВСУ.
Мы тогда ушли в лес и шли, три ночи провели в лесу и на четвёртый день вышли на связь. Мотор сказал, что нам нужно выбираться: дали нам человека из соседнего населённого пункта, и мы вышли с Боцманом и с нашей группой в Северск.
Когда мы пришли в Донецк, так получилось, что мы попали в личную охрану к премьер-министру Бородаю. У нас был достаточно серьёзный боевой шлейф и нам легко было попасть в охрану. Мы остались у него в охране до самого его выхода, который был в августе. Тогда мы вернулись в «Спарту».
***
- Самая стрёмная ситуация на этой войне где у тебя была?
- А вот в Ямполе была ситуация: когда мы приехали и случилась вторая атака. Ну, чтобы вы понимали, на весь Ямполь приехал камаз моторовцев - а там настолько большая территория, что это просто ни о чём. Я был в расчёте АГС - у меня было подчинённых два человека. Боцман был в расчёте РПГ. К нему подошёл местный житель и говорит: пойдёмте, я покажу вам танк. Боцман пошёл сжигать танк. А я выбирал позицию для АГС, чтобы встречать пехоту. И вот на каком-то уровне - а на войне всегда интуиция играет очень важную роль и к ней нужно просто прислушиваться, - вот в какой-то момент я понял, что мне здесь вообще не нужно находиться, никакой пехоты здесь не будет, и мне нужно идти искать Боцмана.
Я забрал свой расчёт вместе с орудием и мы пошли искать Боцмана. Я даже не знал, куда он направился. Мы просто двигались в какую-то сторону, интуитивно. Я шёл, шёл и в итоге смотрю - навстречу идёт Боцман с такими вот огромными глазами. «Там, - говорит, - не просто танк, там целый взвод стоит, и они готовы идти на нас наступать. Меня, - говорит, - этот придурок вывел, сказав, что там один танк. Я выхожу, а танк дулом на меня смотрит». А Боцман, чтобы вы понимали, он такой ярый, всегда готовый ко всему: сжечь танк - это же такое счастье…. И он, экипированный, в полном обмундировании вылезает на горку, карабкается, тащит с собой заряженный РПГ, встаёт в полный рост и замирает, потому что на него смотрит дулом танк, а сзади стоят ещё два БТРа, и ещё пехота, они там разговаривают между собой. И Боцман говорит мне: «Понимаю, что забивать сейчас танк, который на меня смотрит, - бессмысленно. Себя запалю - сто процентов. И не выстрелить тоже нельзя, - говорит, - я же уже вылез, и РПГ заряженное. И я понимаю, что уже и люди начали на меня смотреть с явным удивлением». Ну, то есть это всё на самом деле длится секунды, но вы в это мгновение как будто проживаете какой-то этап жизни определённый... И он в итоге выстрелил и давай быстро сваливать. Там переполох, начался кипеж. Я говорю: «Боцман, нам не нужно реально находиться на этом месте, потому что это ни к чему не приведёт». Он говорит: «Да я видел, сколько их там - никакой АГС их не размотает».
Всё это время мы стоим возле дороги, в зелёнке. И тут слышим приближающийся к нам гул. И видим: мчатся четыре БТРа. И они нас тоже увидели. И представьте: вы стоите, начинают пролетать БТРы мимо. А у тебя только автомат. То есть вообще ты ничего не можешь сделать. Ну что в такой ситуации сделаешь? Мы просто тупо падаем, каждый в какой позе успел, в такой и упал. И только мы упали, по нам начинают стрелять. И все эти БТРы, которые проезжают, они все стреляют в нашу сторону - беспрерывно…
Когда наступила тишина, мы встали и смотрим - живые. «Ты живой?» - «Да». «Ранен? - «Нет». Как это вообще возможно было?! А на самом деле чудо произошло, потому что там был перепад ландшафта и пушка ниже уже не могла наклониться. Они максимально низко поставили пушку, но угол был такой, что пули всё равно прошли мимо. Все пули всех БТРов, они же ехали друг за другом, шли под одним углом, и ни одна пуля в нас не попала. Но если в тебя стреляют четыре БТРа на ходу, ты слышишь, как пролетает каждая в отдельности... Когда мы встали - мы были просто в шоке. У нас была такая радость, что мы живы. Вот этот вот вдох... знаете, я сейчас вам это рассказываю и как будто сейчас там снова нахожусь... это непередаваемое ощущение. Это было, наверное, не самое стрёмное, но это было очень впечатляюще.
(Здесь стоит уточнить, что бойцы ВСУ в Ямполе элементарно не поняли, сколько против них идёт. Они просто сбежали. Боцман напугал их одним РПГ. И когда они мимо проезжали на БТРах - они отступали. Просто их некому и не на чем было нагонять. Ну и закрепиться было нельзя такими силами).
***
- Что ты можешь сказать о боевых качествах украинской армии?
- В донецком аэропорту единственные, кого я зауважал, - те ребята, что после штурма аэропорта остались на втором этаже. Жалко, конечно, что их в живых нету, в том плане, что они не смогут рассказать о том героизме, который там имел место. Потому что, во-первых, у них была возможность уйти, во-вторых, у них была возможность сдаться, и в третьих, они могли выбрать какой-то свой путь. Но они выбрали свой единственный путь - стояли до конца. Ребята, которые остались там, на самом деле - они должны быть настоящими героями для нынешней Украины. Мне было очень смешно - и это был циничный смех, когда я слышал, как украинские СМИ говорили: нет, аэропорт наш, никакого штурма не было. По украинским каналам рассказывали, что всё нормально, ребята там. А ребята на самом деле были уже не там. Они уже давно на небесах. И вместо того, чтобы увековечить их фамилии, их сделали никем. Совершенно никем.
Донецкий аэропорт. Фото Теймураза
Это единственный случай, который у меня вызвал уважение. А всё остальное… Вот в Дебальцево выходят из частного сектора их пленные, которым сказали, что они могут сдаться, что ничего им не будет. До последнего они отстреливались, и когда поняли, что кольцо зажимается и пули прилетают не только в стены и окна, а уже точно рядом с ними ложатся - они начали выкидывать автоматы из окон - «всё, мы сдаемся». И они выходят с рюкзаками какими-то баульными. Куркульство какое-то! Я думал, может вдруг сейчас один идейный с этим рюкзаком подорвётся там, где толпа наших стоит. Начинаем проверять, а там - постельное бельё. И оно не то что ветошь, которой можно оружие протирать, а, знаете, мятое такое бельё, которое даже не разглаживается. Почти как занавеска, такого качества. Зачем оно тебе? Ты сдаёшься - но ты сдаешься с вещами! Чужими! Вы представляете, что у человека должно быть внутри, насколько он должен быть духовно богат, чтобы такой поступок совершить?..
***
- Все эти годы, с 90-х, у вас так и оставалось грузинское гражданство?
- Да, я регулярно ездил и получал визу и возвращался обратно.
- А сейчас вы столкнулись с тем, что если поедете туда - вас посадят.
- В Грузии по просьбе Украины в отношении меня возбудили уголовное дело: я пособник террористов, способствую убийству мирных граждан. Сделали запрос в Грузию, выслали мою фотографию: это ваш гражданин? Пришли к моему отцу: а где сын? А у меня квартира и машина в Грузии есть. На меня оформлены. Отец говорит: он уехал уже давно в Россию, и я не знаю, где он. Они ушли. Через пару дней вернулись и сказали, что вот постановление: «...Машина арестована, на ней ездить нельзя. И квартира тоже арестована. С ней тоже делать ничего нельзя. Пускай приедет. У нас есть к нему вопросы».
(Вопросов у них нет только к тем грузинским военнослужащим, что воюют на стороне ВСУ).
- Вы сейчас уже не в армии ДНР?
- Армия - это не моё. Воевать - это одно, армия - это совершенно другое. Для профессионального военного армия - это как экзамен, к которому его готовили, и затем он применяет свои знания. А я человек не военный. И в 37 лет идти в армию странно: я не вижу никаких перспектив для карьеры.
- Но могут сложиться какие-то обстоятельства, что вы возьмёте в руки оружие?
- Да, конечно. Более того, в другой стране я вряд ли возьму в руки оружие, только здесь. Потому что этот этнос мне знаком. Да, я грузин и этого не отрицаю. Но мне не чужды русский язык, русский мир, русская культура. Я вырос в стране, которая была многонациональна. Никто не говорил, что Грузия должна быть для грузин. Я это всё видел - и это приводит к очень плохим последствиям.
- Как вы смотрите на российско-грузинские отношения?
- Они преодолимы. Когда в Грузии придёт один человек и скажет, что пора снять розовые очки и понять, что мы не вернём Осетию, мы не вернём Абхазию. Нужно к этому реально подойти и признать. Так же как и Украина должна признать, что она потеряла Донбасс. Хотят жители вернуться или нет - это уже будет их решение. Но сегодня никто не горит желанием. Их куда больше устраивает даже ДНР, лишь бы не быть в составе Украины.
- Мне кажется, что элементарное нежелание быть в составе страны, которая ведёт себя как не родная,и желание сохранить свою идентичность - вот что было причиной войны. А не «фашизм на Украине», про который надо говорить крайне аккуратно. То, что в стране есть пять процентов зигующих маргиналов, не делает всю страну фашистской.
- Когда начинают рассказывать, - говорит Теймураз, - что они воюют с фашизмом, у меня лично это взывает улыбку. Хорошо, с каким фашизмом ты воюешь? Где ты его встречал за столько времени? Если ты его не встречал, то как ты с ним воюешь? Либо его нет, либо ты не с теми и не там воюешь.
***
Я допиваю своё пиво, Теймураз спокойно ждёт: если есть ещё вопросы, он готов отвечать; если нет - и не надо.
Он явно не испытывает ни удовольствия, ни раздражения от своей роли. Ну, задали вопросы, ну, ответил.
Его жизнь - где-то в другом месте. Точно не в воспоминаниях о том, какой он славный воин.
Он восстановил свой бизнес в Москве.
Со странным чувством представляю, как он сидит, безупречный джентльмен, на каких-нибудь переговорах, и напротив его коллеги - наподобие его или чуть похуже джентльмены. И даже не подозревают, что перед ними «международный преступник» с гражданством «непризнанной террористической страны», отсидевший на подвале с неплохой перспективой остаться там навсегда, участвовавший в боях под Семёновкой, в боях в Ямполе, в боях под Дебальцево и в жуткой одиссее в донецком аэропорту. И все эти джентльмены - они думают о себе, что они - люди одного порядка, одного опыта. А они - сплошь и рядом сытые, взрослые дети, с ни чем не подтверждёнными понтами.
Но это я так вижу. Теймураз наверняка ничего такого даже не думает.
Зато подросший сын его, наконец, увидел отца воочию и смог его обнять. (Семён Пегов очень смешно рассказывал, как Теймураз при любых обстоятельствах вытребовал у военкоров скайп, чтоб поговорить с сыном. Он говорил с ребёнком при первой же возможности. Правда, у Пегова возникло ощущение, что сын этот у Теймураза не единственный. Но мало ли что там может показаться военкорам).
Новую жену Теймураз нашёл здесь, в Донецке.
У новой жены уже имелась дочка на тот момент.
- Теперь у тебя есть приёмная дочь? - переспросил я.
- Это моя дочь, - ответил Теймураз очень мягко, но с таким убедительным ударением на слово «моя», что я даже если б хотел, не стал бы эту тему продолжать.
И я спросил про другое.
Указав на кафе, где сидели вполне себе сытые и довольные молодые люди, скорей всего, никогда не бывшие на передовой, я поинтересовался:
- А тебе не кажется обидным, что все эти жертвы и все эти смерти были… вот ради них? - я кивнул в сторону людей, - Они ведь ни за что и никому не благодарны.
- Это не ради них, - ответил Теймураз. - Вот смотри, у меня есть видео…
Он взял свой телефон и нашёл какой-то ролик.
Там ополченец Теймураз - высокий, такой же, как и сейчас, спокойный, в идеально сидящей на нём форме, - из подвальных помещений побитой хрущёвки выпускает женщину и её дочку - они там прятались четыре дня, пока из города не выбили украинских силовиков.
И вот мать и дочь выходят на свет, почти на ощупь, жмурятся, они очень удивлёны и, кажется, счастливы.
Насколько возможно быть счастливыми в таких обстоятельствах.
Теймураз говорит им:
- Больше не бойтесь.
Честно говоря, я не слышу, что он там говорит, но, кажется, именно эти слова.
[Тынц]https://russian.rt.com/article/311897-pismo-trete-teimuraz
Вместо П.С.
Прочитаешь и подумаешь, вот ведь совсем недавно всё мы были одним целым, все республики были вместе ,роднились с абхазами, с грузинами, молдаванами, украинцами. Все народы в Союзе жили в мире и в дружбе. А потом пришел Меченный, началась "перестройка" и пошел целенаправленный развал Союза, подогреваемый фалшивыми улыбками и похлопыванием по плечу со стороны Запада...