Редкая птица с нашего конца улицы долетала до ее середины. Улицы на Слободке были длинные. Мне же для моего детского счастья хватало и 5-7 дворов по обе стороны нашей улицы - в то время Слободка была полна жизни, в каждом дворе жило по двое-трое ребятишек. Когда я, уже будучи семейной взрослой женщиной, приезжала туда, она произвела на меня угнетающее впечатление. Старые дома, многие заброшенные. Жители весьма маргинального вида. Разруха. Старое поколение, которое поддерживало жизнь там, почти ушло. Молодёжь, кто поактивнее и целеустремлённее, видимо, разъехалась в более комфортабельные для жизни места. В общем, зрелище для меня было весьма печальным.
А тогда, в детстве, в палисадниках во дворах росли цветы и хаты у хороших хозяев ежегодно белились, а фундамент промазывался гудроном от сырости - рядом было море. Правило это бабушкой соблюдалось неукоснительно и каждый год хата становилась как новая.
Во время наших игр мы обходились территориями вокруг своих дворов. Когда мы заезжали на велосипеде или забегали подальше вглубь улицы, то у меня было чувство, что наша планета заканчивалась и началась другая. Всё было чужое - дворы, цветы и даже дорога. Как будто попадал в другую деревню. Конечно же, жизнь за нашим МКАДом была, но она была какая-то абстрактная, не имеющая ко мне отношения. Было ещё таинственное слово «Котовского», которое звучало часто. Оно, это «Котовского», оказалось тоже улицей, совершенно чужой и непонятной. Сейчас Котовского называется улица Первая Слободка.
А ещё однажды мы с бабушкой оказались на другой стороне улицы Донецкая, напротив через автодорогу к ж/д вокзалу. Скорее всего, там жили хорошие знакомые бабушки, и она взяла меня с собой им показать. А есть у меня с детства такая черта характера - если меня принуждали к чему-то (показать, какая я веселая, умная, сообразительная, музыкальная, общительная, поиграть на фортепиано…), я тут же начинала упрямиться и ни за что не показывала. Бабушке с этим пришлось столкнуться еще в раннем моём детстве. С ее рассказов моей маме, однажды она везла меня в ясли-сад в троллейбусе. Я вообще-то была милашка и вполне жизнерадостная девочка. И очень я понравилась одной женщине, сидящей рядом с нами. «Ой, какая девочка! Какая хорошенькая и розовенькая! Ну скажи, как же такую девочку зовут?» - сказала та неосторожная женщина. Я же, вместо радостных улыбок и бодрого ответа «Я Леночка» стала в эту добрую женщину плевать. Как рассказывала бабушка, неожиданный такой поворот очень вывел из себя даму и она со всем южным темпераментом стала высказывать бабушке всё, что думала о моём воспитании и таких людях, как бабушка, вообще. Я же продолжала плеваться. Бабушке пришлось применить все познания в дипломатии и сойти на ближайшей остановке. Как только мы вышли, я снова стала милейшим ребёнком, как ничего и не было. Черта эта моя никуда не делась, но, став старше, я, конечно, в добрых людей уже не плевала. Но если у меня не было настроения плясать под дудку взрослых и делать, что они от меня хотели - упрямилась и не делала. Вот и тогда, в гостях, что-то попросили меня сделать, не помню что. Я вообще-то веселая характером. Но там, в чужой обстановке, перед незнакомыми людьми, «давать концерт на заказ» не захотела. И не дала, «подставив» бабушку. Видимо, именно для этого мы туда ходили. Меня оставили в покое, взрослые пообщались и скоро мы ушли. Больше меня никогда туда не водили.
Конечно, со временем мне становилось интересным, что за пределами нашей улицы. Однажды очень захотелось увидеть школу №37, в которой учились мои отец и дядя, все мои друзья со Слободки. Дорогу я туда не знала и уговорила подружку Ирку отвести меня к школе. Не очень-то ей хотелось в каникулы туда идти, но я умела уговаривать. Поскольку было лето, внутрь, конечно, мы не попали. Снаружи это было прямоугольное здание в несколько этажей. Здание старой постройки, оно отличалось от большой типовой школы №18, в которой училась я. Вот, собственно, и все впечатления. А что было действительно волшебным в том походе к школе - это шелковица, которой было много на той (или соседней, не помню) улице. Белая и чёрная, много. Мы наелись и перепачкались вволю. Особая прелесть южных городов, чего мне так не хватало везде, где довелось потом жить - это плодовые деревья, растущие прямо на улице. Шелковица, грецкий орех, жердели, черешни - все это было в доступности у детворы, все это мы ели прямо на улице, не отрываясь от игр и беготни. На ждановских улицах летом всегда было что сорвать с ветки и съесть. Вот и тогда мы наелись шелковицы. С того дня я очень люблю эту ягоду. И никогда ее не ела больше с того времени, как уехала из Жданова.
В той же стороне, как идти к школе, начиналась лестница вверх по склону, которая вела в Город. В другой стороне, внизу, у моря, был железнодорожный вокзал. Но о нём и той стороне в следующий раз. Вокзал - это был для детей как райцентр для сельских жителей, большой и сверкающий мир. И он заслуживает отдельного рассказа.