Выборы в Москве: 1996-2012. О преемственности и причинности - 2/5
Оригинал взят у nonenoun в Выборы в Москве: 1996-2012. О преемственности и причинности - 2/5
1.2. Социология
Результаты выборов 2011 года в Москве (в особенности - появление второго кластера) должны были привести к масштабной дискуссии среди социологов и ко множественным статьям по этой теме. Однако социологи прореагировали скептически - и вправду, зачем им исследовать сфальсифицированные результаты? Это, скорее, тема для политологов. Результаты декабря 2011, будь они настоящими, могли разрушить сформировавшиеся представления о социологии, однако результаты марта 2012, которые почти полностью повторили результаты 2000 года, лишь укрепили позиции социологии (но не российских социологов). Если бы результаты 2011 года социологи воспринимали как настоящие, то они столкнулись бы со следующими проблемами: 1) в Москве есть социальные срезы, где за ЕР 70% и более, а есть, где за ЕР 25% и менее, причём социологи об этом ничего ранее не писали; 2) резкое отличие результата ЕР на соседних крупных участках с близким социальным срезом ставит под сомнение фундаментальное понятие социологии - репрезентативность (было множество крупных участков, т.е. на 2000 избирателей и более, где разница достигала 60%); 3) нет никакой связи между результатом ЕР и социально-экономическими факторами; 4) результаты ЕР на участках с КОИБ гораздо более объяснимы, чем на обычных участках, где бюллетени считались вручную. И это лишь часть вопросов - продолжать можно долго. Причём здесь не затрагиваются результаты 2012 года, которые кардинально увеличивают число вопросов.
В авторитарных системах социологи не только изучают общественное мнение, но и формируют его. Происходит это благодаря тому, что основные СМИ находятся под контролем властей, а социологи, как представители научного сообщества, пользуются определённым доверием ("ВЦИОМ: Россияне верят ученым и педагогам"). В российском информационном пространстве доминируют опросы и исследования трёх социологических компаний: ВЦИОМа, ФОМа и Левада-центра. ВЦИОМ полностью принадлежит государству, поэтому рассматривать его деятельность не имеет особого смысла - эта компания встроена в вертикаль власти и обслуживает её интересы. Хотя даже от ВЦИОМ можно услышать нотки здравого смысла. Например, за полгода до парламентских выборов 2011 года, руководитель исследовательских проектов ВЦИОМ Юлия Баскакова в статье "Экзит-полл и его задачи" написала, что бессмысленно использовать экзит-поллы для проверки честности выборов: "В ситуации высокого доверия институту выборов вопрос использования экзит-полла для контроля результатов просто не возникает, а в ситуации отсутствия доверия такой вопрос теряет смысл, ведь если власть имеет достаточный ресурс для массовой фальсификации бюллетеней, логично предположить, что она имеет достаточный ресурс для имитации экзит-полла. Расхождение данных так называемых «независимых экзит-поллов» с официальными результатами не делает данные этих опросов достоверными, не гарантирует правильность и соблюдение методики. Проблема сводится к вопросу доверия политической системе, тогда как широкая артикуляция контрольной функции экзит-полла в СМИ сама по себе является индикатором отсутствия такого доверия. В.Паниотто охарактеризовал ситуацию, когда экзит-полл используется для контроля выборов, как «ненормальную», но допустил такую возможность при условии недостаточного количества других механизмов контроля: «Что делать, если мы живём в ненормальном обществе? Слепо верить ЦИК и считать всё, что отклоняется от данных ЦИК, ошибкой социологов?»"
Исследуем более детально реакцию ФОМа и Левада-центра на выборы 2011 года. Сразу после окончания выборов (т.е. вечером 4 декабря) ФОМ опубликовал экзит-полл, согласно которому ЕР набрала в Москве 23.6% (27.5% - предварительный результат), а в России - 43.1% (45.5% - предварительный результат). При этом официальный результат ЕР по Москве - 46.6%, а по России - 49.3%. Однако почти сразу ФОМ дезавуировал результаты своих экзит-поллов по регионам, а вместо окончательного результата (на 20:30) на сайте так и остался висеть предварительный (на 20:00), где учтено 80% выборки. Спустя два дня, президент ФОМ Александр Ослон попытался объяснить, почему он убрал данные по Москве, но вышло крайне неубедительно - дошло до того, что выборка в 47 участков была названа недостаточно большой (хотя это большая выборка).
Директор Левада-центра Лев Гудков поступил дальновиднее, заявив, что: "Уровень фальсификаций был обычным - в пределах 5-8%. Но если говорить о тех зонах, где фальсификации, на мой взгляд, были очень большими (оставим в стороне Чечню, Татарстан, Башкирию и другие республики, управляемые традиционно), то очень заметные расхождения между нашими и официальными данными наблюдается в крупных городах. По нашим оценкам, ЕР вряд ли могла набрать в Москве больше 30%. Примерно такая же картина и в Петербурге."
Здесь занижен уровень фальсификаций по стране (он не меньше 10%), но Москва оценена верно. Однако дальнейшие заявления Левада-центра были совсем в ином ключе. 22 декабря 2011 года Левада публикует послевыборный опрос, согласно которому за ЕР проголосовало 48% опрошенных. Данный опрос сразу был растиражирован прокремлёвскими СМИ и блоггерами, ведь он легитимизировал победу ЕР. А как же - "независимый" Левада-центр подтвердил официальные цифры. Как раз с декабря 2011 социологов начали массово критиковать за содействие фальсификациям. В апреле 2012 Лев Гудков публикует ответ на эти обвинения, позволяющий понять, как социологам удаётся при внешнем соблюдении социологических правил выдавать прокремлёвскую социологию. Итак, проведение опроса и извлечение из него адекватной информации сопряжено с такими проблемами, как:
1) Недобросовестность интервьюеров, отклоняющихся от заданной технологии опроса или даже фальсифицирующих опросные анкеты;
2) Доступность респондентов (людей из нужной социальной группы не всегда можно застать дома или на улице);
3) Растущее число отказов (всё меньше людей хотят разговаривать с социологами);
4) Репрезентативность (получив результат в малой выборке, надо корректно экстраполировать его на всё население, для этого надо иметь точные данные переписи);
5) Сдвиг, связанный с социально одобряемым ответом (часть респондентов врёт при ответе и это надо учитывать).
"Социально одобряемый ответ" (social desirability bias) - это социологический феномен, когда респондент склонен называть наиболее популярный ответ (принятый в социуме), даже если в реальности он считает иначе. Это приводит к тому, что опросный рейтинг партии власти оказывается выше реального рейтинга. Высокий процент отказов и сдвиг из-за социально одобряемого ответа - это главные факторы, искажающие результаты опроса. Около 30% респондентов отказывается отвечать на вопросы, при этом в числе отказавшихся больше оппозиционно настроенного электората. А среди согласившихся отвечать некоторые скрывают свою оппозиционность и либо уклоняются от острых вопросов, либо врут, отвечая на них.
Феномен "социально одобряемого ответа" может приводить к удивительным последствиям: "В политологии существует термин stunning elections (опрокидывающие, ошеломляющие выборы), которым обозначается явление, когда совершенно неожиданно выборы в стране, где вроде бы все находится под полным контролем властей, вдруг заканчиваются успехом оппозиции, и это затем приводит к краху всего политического режима в стране. И дело не в том, что оппозиция завоевывает большинство (таких случаев как раз очень немного), а всего лишь в том, что оппозиция получает гораздо больше голосов, чем это всеми (включая оппозицию) ожидалось. С чем связана непредсказуемость исхода выборов? Дело в том, что метод измерения общественного мнения путем репрезентативных опросов - технология демократического общества. В условиях авторитарного режима она может давать сбои. В условиях демократии любой (или почти любой) политический выбор избирателя является социально приемлемым. Поэтому граждане демократических стран охотно, а главное, правдиво отвечают на вопросы интервьюеров. Но в авторитарных странах социально одобряемым является только один вариант политического поведения - поддержка правящей партии. Прочие варианты в той или иной степени порицаются. Поэтому жители стран с авторитарным режимом зачастую уклоняются от участия в опросах. Но и те, кто соглашается отвечать интервьюерам, нередко лгут, когда речь заходит о политических предпочтениях. Поэтому время от времени в той или иной стране возникает ситуация, когда реальные политические предпочтения масс оказываются совершенно неведомы ни социологам, ни властям, ни оппозиции. Момент истины наступает только после вскрытия избирательных урн."
Напомню характерную особенность предвыборного рейтинга от Левада-центра, опубликованного за неделю до выборов. Согласно этому рейтингу, за ЕР собиралось проголосовать 53%, а за Яблоко - 1%. Официально Яблоко набрало 3.43%, а в реальности партия должна была преодолеть барьер в 5% (а, значит, смогла бы выдвинуть Явлинского без сбора подписей). О том, что партия преодолела 5%, мы знаем из анализа результатов на участках с КОИБ, где Яблоко набрало 5.2%, а на соседних участках, где КОИБ не было (но из того же ТИК) - 2.7%. Совокупный результат - 3.2%. Мы видим, что выборка даже более провластная, нежели вся генеральная совокупность (3.2% против 3.43%). Получается, Центр поучаствовал в "убийстве" Яблока. Во-первых, общественное мнение было подготовлено к тому, что партия не пройдёт, а значит и голосовать за неё бессмысленно. Во-вторых, члены избиркомов были уверены, что эта партия - аутсайдер, поэтому у неё можно смело красть голоса. Отмечу, что в интернет-опросах рейтинги Яблока были намного выше (от 7% до 30%). Хотя интернет-опросы нерепрезентативны, они показывают, насколько неточной является методология Левада-центра (оставим в стороне версию о фальсификации результатов опроса).
Помимо опросов и экзит-поллов, есть ещё один вид легализованного социологического обмана - прогнозирование итогов выборов. Проведя опрос перед выборами, а потом сравнив его с официальными результатами выборов, можно найти весовые коэффициенты, учитывающие перечисленные выше искажающие факторы. Эти коэффициенты можно использовать на следующих выборах, чтобы более точно спрогнозировать их итоги. И так получается, что весовые коэффициенты начинают учитывать фальсификации. То есть прогнозируется не реальный итог выборов, а сфальсифицированный. Подробнее: "Предвыборные прогнозы развязали руки фальсификаторам", "Очередная ложь Центризбиркома".
Одновременно с послевыборным опросом, декларирующим 48% у ЕР по России, Левада-центр опубликовал другой опрос - по Москве: "Только 21% опрошенных Левада-центром москвичей признались, что голосовали за ЕР. Таковы данные опроса, проведенного 8-16 декабря среди 1000 человек. Если считать от числа проголосовавших, то ЕР набрала в Москве 32%, а не 46.6%, как гласят официальные итоги выборов. Разницу почти в 15% между официальными результатами и данными соцопроса невозможно объяснить техническими причинами - такими, например, как погрешность выборки, говорит заместитель гендиректора центра Алексей Гражданкин. Наиболее логичное объяснение московского феномена - фальсификация, считает Гражданкин: обычно результат ЕР в столице хуже, чем в целом по стране."
Отмечу, что 32% за ЕР здесь получено масштабированием - по факту лишь 21% сказали, что голосовали за ЕР. В дальнейшем Центр использовал следующую стратегию - да, фальсификации в Москве были огромными, но по России - нет. Лев Гудков: "Зафиксированные независимыми наблюдателями серьезные нарушения на выборах, равно как выборочный контроль наблюдателей «Яблока» и «Голоса», отмечены в среднем на 15-18% избирательных участков (почти все они - в больших и средних городах; в селе и малых городах контроля не было). Все приписки или отклонения от «нормального» голосования, общий объем которых оценивается наблюдателями в 25-30%, сделаны в пользу ЕР. Но по отношению к общей численности избирателей, пришедших на участки и принявших участие в голосовании, это дает перераспределение конечных результатов выборов в 3-6%."
В отчёте Центра по результатам выборов 2011 года полностью повторён данный абзац, но нижняя граница смещается с 3 до 5%. Надо заметить, что сам Левада-центр прекрасно знает цену своим заявлениям. Цитата из этого же отчёта: "Наиболее радикальные выступавшие заявляют, что сфальсифицированы 13 млн голосов (17% от проголосовавших) или даже больше, более умеренные правозащитники и наблюдатели называют цифру 7 млн (10%). Но и те, и другие объединяются против социологов Левада-Центра, которые приводят цифру в 3.5-4 млн голосов (4-6% в зависимости от предполагаемого числа «реальных» избирателей). Специалистов Центра подозревают в том, что они «работают на Кремль» и «корректируют свои данные» с учетом запросов путинской администрации."
Мы видим, что Левада-центр называет три нижних границы (3, 4, 5%) и отказывается от верхней границы в 8%. Данная оценка смотрится попросту вызывающе - достаточно посмотреть на результаты в крупных городах (25-30% за ЕР) и учесть тотальную фальсификацию в национальных республиках, чтобы понять - объём фальсификаций никак не может быть столь низким (3.5-4 млн голосов). При этом Левада-центр оставляет себе пространство для манёвра - они пишут что в "селе и малых городах контроля не было". А раз не было контроля, то, по логике, и объём фальсификаций там должен быть существенно выше.
По поводу сельского голосования также сказано следующее: "Участки, находившиеся под контролем наблюдателей, по факту охватывают лишь незначительную часть всех участков; кроме того, эти участки расположены почти исключительно в городах, даже преимущественно - в крупных городах. Переносить выводы о поведении избирателей на этих участках, на сельское или малогородское население (где контроль наблюдателей отсутствует и даже сама возможность их присутствия в пунктах голосования выглядит нелепой, учитывая характер общей и политической культуры в этих зонах) с социологической точки зрения некорректно, как впрочем и с точки зрения социальной статистики, поскольку для периферии - более консервативной и управляемой социальной среды характерен другой тип электорального поведения."
Может сложиться впечатление, что деревенское голосование столь плохо изучено, что нечего даже пытаться оценивать результаты выборов там. Но нет, Левада-центр делает замеры и в деревнях, отмечая, что: "В Москве лишь 21% опрошенных готовы голосовать за единороссов, тогда как в деревне 43%." И Левада-центр будто бы не догадывается, что, установив результат для городского типа голосования (очистив его от фальсификаций), можно с его помощью оценить и сельский результат. А городское голосование очистить от фальсификаций не так уж сложно, особенно если накоплена богатая статистика за предыдущие выборы.
В итоге Левада-центр признаёт, что они даже не проводят замеры в аномальных зонах: "Ввиду отсутствия полноты информации о генеральной совокупности и сведений от избирательных комиссий, мы можем лишь указать на факторы, влияющие на искажение конечных результатов, но оценить их удельный вес в целом не в состоянии. Единственным исключением здесь была ситуация электорального мониторинга в Москве, где благодаря многократным замерам и более высокой степени репрезентативности выборки мы могли более адекватно оценить характер отклонений между данными наших опросов и официальными цифрами. На выборах в Москве в 2009 году расхождения между данными о том, как люди собирались проголосовать и как они проголосовали, с одной стороны, и данными избирательной комиссии, составило более 12% (в пользу ЕР), в 2011 году такие расхождения составили 14%. Однако 14% по Москве эквивалентны 1% по России. А это, учитывая точность наших измерений (3.4%), не влияет на общее распределение электоральных мнений. Таких же опросов в аномальных зонах нет. И вопрос о масштабах фальсификаций тем самым остается без ответа."
Независимая социологическая компания при обнаружении аномалий в каком-либо районе или регионе поехала бы туда и сделала замеры, но мы видим совсем иную реакцию. Также практически не востребован другой способ анализа аномалий - кооперация с наблюдателями ("ГОЛОС", "Гражданин Наблюдатель", "СОНАР") - когда наблюдатели обеспечивают честный результат (или сообщают о нарушениях), а социологи проводят экзит-поллы и сравнивают полученные результаты.
В статье Льва Гудкова также сказано следующее: "В Чечне или в Татарстане для избирателя нет выбора, поэтому там бессмысленно говорить о фальсификациях. Здесь и сознание, и поведение подчинено правилам управляемой демократии." Неясно, считает ли Гудков результаты в этих регионах сфальсифицированными. И неясно, что общего у региона с тотальными фальсификациями (Чечни) и региона с масштабными фальсификациями (Татарстана). Для примера, в Московском районе Казани в 2012 году на многих участках Путин получил 50-55%, что намного ниже среднего результата по России (63.6%). Произошло это, разумеется, не случайно, а благодаря высокой активности наблюдателей в данном районе.
А вопрос с "кавказским голосованием" был окончательно закрыт следующим социологическим исследованием:
Выяснилось, что большинство жителей Северного Кавказа не ходит на выборы и считает, что выборы в их регионе проходят нечестно. А опросный рейтинг партии власти оказался гораздо ниже, чем официальные 80-99%, получаемые на выборах. Любопытно, что данное исследование было заказано Институтом общественного проектирования по распоряжению Медведева, а директором института является Валерий Фадеев, член Общественной палаты и доверенное лицо Путина выборах 2012 года.
Благодаря веб-камерам все желающие могли увидеть, как фальсифицируется явка на президентских выборах 2012 года. Так, например, поступил Алексей Титков из НИУ-ВШЭ, посчитавший голосующих на одном из участков в Кабардино-Балкарии. Он насчитал явку в 46%, а официально было объявлено 77%.
В апреле 2012 года помимо статьи Льва Гудкова состоялось другое важное событие - семинар социологов под названием "Кризис доверия к российской социологии как политическая проблема". Приведу некоторые цитаты:
- Социологи достаточно точно прогнозируют результаты голосований. Как же вам удалось научиться измерять вклад в эти результаты административного ресурса?
- Надо понимать, что в рамках опроса происходит завышение рейтинга «основного» кандидата, то есть сдвиг в сторону социально одобряемой нормы ответов. Соответственно, в отказниках оказывается больше нелояльной, протестной публики. Существуют попытки очистить опросные данные от социально одобряемого сдвига. Его обычно оценивают приблизительно в 7-10%. Этот привес хорошо коррелирует с предполагаемым вбросом и тоже оценивается в 4-5 млн голосов, то есть в те же 7-10% от голосующих. Имеет место совпадение, а не специальная манипуляция социологов, которые что-то там докручивают.
...
Если в 1995-1996 результаты экзит-поллов были близки к официальным результатам выборов, то сейчас разница становится все больше и больше. Последние данные экзит-полла у ФОМа - 59.3%, а официальные - 63.6%; очень большой зазор. К этому добавляется и рост числа отказов на экзит-поллах, сейчас около 30%.
...
Кризиса доверия к социологии нет. В маркетинге исследования точны, и мы не видим никакого кризис доверия. У нас на все политические опросы монополия одного заказчика. Белый Дом, Администрация Президента, разные башни Кремля - все это по большому счёту одно и то же. Заказчик не выбирает по тендеру, а просто постулирует, что исследования должны проводиться исходя из его властной позиции. До тех пор, пока не будет сформировано public opinion, а будет одно только поллстерство, ничего хорошего не возникнет. Правительство должно заказывать услуги с прозрачным бюджетом! Откуда вообще берутся деньги на опросы? Как правило, это деньги от близкого Кремлю бизнеса. И не надо просить у них деньги на социологию, которая все равно станет PR-кампанией. Путь один: надо использовать наш собственный административный ресурс, собрать открытый общественный пул и прозрачным образом им управлять, создав организацию из коллег и профессионалов. Тогда наши исследования пройдут все процедуры легитимации. Тогда снимется множество проблем, которые существуют сейчас, и возникнет институт профессиональной оценки качества.
Вопрос финансирования является действительно важным, поскольку качественная социология требует денег. Вот как близкие к Кремлю социологи решают этот вопрос ("Кремлевские советологи"): ""Закрытые" исследования социологов оплачиваются по особой схеме - далеко не все возможно заказать через существующую систему госзакупок. "По 94-му закону Кремль должен был бы выложить на сайте госзакупок техническое задание и описать, какие цели у таких исследований. Это тут же стало бы известно, и тогда какой-нибудь Навальный или журналисты порвали бы нас на куски", - делится один из работающих на правительство социологов. В итоге был найден оригинальный выход: за такие исследования платят крупные госкомпании, которые за свои закупки отчитываться по закону не обязаны. "Еще в 90-е при администрации Чубайса основные платежи шли от сторонних плательщиков - так называемого дружественного бизнеса. Это были и "РАО ЕЭС", и в небольшой период "Газпром", когда мы делали для него исследования. Были какие-то банки и одна нефтяная компания, - подтверждает президент ФОМа Александр Ослон. - Это все было закулисье, которое обеспечивало возможность делать нужную работу". По его словам, такая практика оплаты частично осталась - сменились лишь компании. Один из экспертов называет дружественными компаниями, дающими денег на кремлевскую социологию, Сбербанк, РЖД, "Газпром" и "Роснефть"."
Не стоит думать, что российская социология по умолчанию является обманом (просто надо понимать, где могут быть подводные камни и учитывать их). Напомню про действительно серьёзный успех российских социологов. За месяц до выборов в ноябре 2011 года вышел доклад Центра стратегических разработок (одного из наиболее авторитетных аналитических центров в России) под названием «Движущие силы и перспективы политической трансформации России». В нём говорилось, что: "Сохраняется традиционная установка на достижение 60-70% голосов для партии власти на выборах. В изменившемся общественно-политическом климате подобный тактический успех может привести к стратегическому поражению. Даже достижение 40% может вызвать сомнения. И лишь при уровне 25-30% голосов результаты выборов могут быть восприняты как легитимные. Если нелегитимность выборов станет общепризнанным фактом, новая Дума утратит значение как политический институт, даже если ЕР получит в ней конституционное большинство. В стратегическом плане для власти гораздо важнее иметь легитимную Думу, которая может стать частью общественного диалога в процессе политической трансформации. Но в рамках инерционных политических практик решение стратегических задач вытесняется на второй план. В новых политических условиях система партийного манипулирования утратила свою первоначальную функциональность. Из действенного инструмента политического контроля она все более превращается в дополнительный источник системных рисков. Она препятствует адаптации власти к новым условиям и увеличивает потенциал саморазрушения политической системы."
Из этого же доклада мы узнаём, что наиболее протестная группа населения - это средний класс. Катализатором роста протестных настроений послужила "рокировка" Медведева с Путиным в сентябре 2011. Медведев хоть и декларативно, но являлся выразителем интересов данной группы населения, которая ожидала реформ. Путин же был представителем консервативной части населения. Когда "реформатор" Медведев потерпел фиаско (не пошёл на второй срок), со стороны среднего класса последовала попытка обновить власть через выборы в Госдуму. Так обрёл популярность лозунг "Голосуй за любую партию кроме ЕР". Многие тогда впервые пошли наблюдателями и их первые выборы обернулись настоящим шоком - именно в Москве, где процент среднего класса очень высок, фальсификации имели всеобъемлющий характер. Если для жителей Кавказа фальсификации не являются хоть сколько-нибудь значимым событием, то для представителей среднего класса Москвы суровая реальность российской политической системы была откровением. Именно наблюдатели и составили ядро послевыборных митингов. Массовости митингов способствовало и то, что средний класс активен в соцсетях и имеет множество знакомых, которым можно рассказать об особенностях российских выборов.
Вот как описывает Левада-центр перемены в настроениях россиян после "рокировки": "В сравнении с предвыборными данными 2007 года в 2011 году готовность к политическому участию, готовность выбирать ту или иную партию среди опрошенных ощутимо чаще проявляли мужчины, молодые, высокообразованные, относительно благополучные горожане. Можно говорить об активизации более молодых, квалифицированных, информированных и ресурсообеспеченных жителей крупных городов. Если сравнить данные августовского и ноябрьского опросов 2011 года, то есть до и после "рокировки", то и здесь в группе отказывающихся от голосования проявляются значимые подвижки. На 13% возросла доля женщин, почти на 10% увеличилась доля не желающих голосовать пенсионеров (с 13 до 22%). Напротив, заметно большую готовность выбирать стали проявлять предприниматели, руководители и специалисты. Значительно возросла неготовность голосовать среди бедных (с 18 до 29%), и, напротив, понизилась доля не желающих голосовать среди относительно обеспеченных (с 21 до 11%). Несколько активизировались москвичи, но, напротив, «демобилизовались» жители сел. Иными словами, "рокировка" выступила фактором политической демобилизации как раз для тех групп, которые являлись главным ресурсом нынешнего режима - бедной и депрессивной социальной периферии, живущей надеждами на власть и наиболее зависимой от нее."
От близких к Кремлю фигур порой можно услышать, что выборы были честные, ведь "социологи подтвердили". При этом отвергаются статистические доказательства нечестности, хотя защита честности выборов социологами является абсурдной. Ведь социология построена на статистических принципах - например, в основе репрезентативного исследования лежит закон больших чисел из теории вероятностей. Благодаря этому мы можем по малой выборке определить параметры генеральной совокупности. Впрочем, некоторые статистические доказательства стоит использовать с осторожностью, учитывая неоднородность населения. И здесь мы приходим к следующей проблеме - социологи по сути игнорируют данные электоральной статистики, а взаимодействие между социологами и математиками почти отсутствует. Хотя опросы охватывают всего несколько тысяч человек, а выборы - десятки миллионов. Для примера, выборы в той же Москве - это по сути 3 тысячи соцопросов. Странно не использовать такой богатый статистический материал. Оторванность социологов от статистиков можно было увидеть, в частности, на семинаре в Левада-центре, который прошёл в апреле 2012. Складывается мнение, что социологов практически не интересует электоральная статистика. А ФОМ, обладая богатой опросной статистикой по регионам (которая могла быть использована для подкрепления математических выводов), отказывается её публиковать, поскольку заказчик (Кремль) против. И это тоже большая проблема - Кремль оплачивает исследования из бюджета, но результаты публикуются лишь в виде выжимки. Причём несколько лет назад ФОМ предоставлял более полные данные.
( Продолжение)
1.2. Социология
Результаты выборов 2011 года в Москве (в особенности - появление второго кластера) должны были привести к масштабной дискуссии среди социологов и ко множественным статьям по этой теме. Однако социологи прореагировали скептически - и вправду, зачем им исследовать сфальсифицированные результаты? Это, скорее, тема для политологов. Результаты декабря 2011, будь они настоящими, могли разрушить сформировавшиеся представления о социологии, однако результаты марта 2012, которые почти полностью повторили результаты 2000 года, лишь укрепили позиции социологии (но не российских социологов). Если бы результаты 2011 года социологи воспринимали как настоящие, то они столкнулись бы со следующими проблемами: 1) в Москве есть социальные срезы, где за ЕР 70% и более, а есть, где за ЕР 25% и менее, причём социологи об этом ничего ранее не писали; 2) резкое отличие результата ЕР на соседних крупных участках с близким социальным срезом ставит под сомнение фундаментальное понятие социологии - репрезентативность (было множество крупных участков, т.е. на 2000 избирателей и более, где разница достигала 60%); 3) нет никакой связи между результатом ЕР и социально-экономическими факторами; 4) результаты ЕР на участках с КОИБ гораздо более объяснимы, чем на обычных участках, где бюллетени считались вручную. И это лишь часть вопросов - продолжать можно долго. Причём здесь не затрагиваются результаты 2012 года, которые кардинально увеличивают число вопросов.
В авторитарных системах социологи не только изучают общественное мнение, но и формируют его. Происходит это благодаря тому, что основные СМИ находятся под контролем властей, а социологи, как представители научного сообщества, пользуются определённым доверием ("ВЦИОМ: Россияне верят ученым и педагогам"). В российском информационном пространстве доминируют опросы и исследования трёх социологических компаний: ВЦИОМа, ФОМа и Левада-центра. ВЦИОМ полностью принадлежит государству, поэтому рассматривать его деятельность не имеет особого смысла - эта компания встроена в вертикаль власти и обслуживает её интересы. Хотя даже от ВЦИОМ можно услышать нотки здравого смысла. Например, за полгода до парламентских выборов 2011 года, руководитель исследовательских проектов ВЦИОМ Юлия Баскакова в статье "Экзит-полл и его задачи" написала, что бессмысленно использовать экзит-поллы для проверки честности выборов: "В ситуации высокого доверия институту выборов вопрос использования экзит-полла для контроля результатов просто не возникает, а в ситуации отсутствия доверия такой вопрос теряет смысл, ведь если власть имеет достаточный ресурс для массовой фальсификации бюллетеней, логично предположить, что она имеет достаточный ресурс для имитации экзит-полла. Расхождение данных так называемых «независимых экзит-поллов» с официальными результатами не делает данные этих опросов достоверными, не гарантирует правильность и соблюдение методики. Проблема сводится к вопросу доверия политической системе, тогда как широкая артикуляция контрольной функции экзит-полла в СМИ сама по себе является индикатором отсутствия такого доверия. В.Паниотто охарактеризовал ситуацию, когда экзит-полл используется для контроля выборов, как «ненормальную», но допустил такую возможность при условии недостаточного количества других механизмов контроля: «Что делать, если мы живём в ненормальном обществе? Слепо верить ЦИК и считать всё, что отклоняется от данных ЦИК, ошибкой социологов?»"
Исследуем более детально реакцию ФОМа и Левада-центра на выборы 2011 года. Сразу после окончания выборов (т.е. вечером 4 декабря) ФОМ опубликовал экзит-полл, согласно которому ЕР набрала в Москве 23.6% (27.5% - предварительный результат), а в России - 43.1% (45.5% - предварительный результат). При этом официальный результат ЕР по Москве - 46.6%, а по России - 49.3%. Однако почти сразу ФОМ дезавуировал результаты своих экзит-поллов по регионам, а вместо окончательного результата (на 20:30) на сайте так и остался висеть предварительный (на 20:00), где учтено 80% выборки. Спустя два дня, президент ФОМ Александр Ослон попытался объяснить, почему он убрал данные по Москве, но вышло крайне неубедительно - дошло до того, что выборка в 47 участков была названа недостаточно большой (хотя это большая выборка).
Директор Левада-центра Лев Гудков поступил дальновиднее, заявив, что: "Уровень фальсификаций был обычным - в пределах 5-8%. Но если говорить о тех зонах, где фальсификации, на мой взгляд, были очень большими (оставим в стороне Чечню, Татарстан, Башкирию и другие республики, управляемые традиционно), то очень заметные расхождения между нашими и официальными данными наблюдается в крупных городах. По нашим оценкам, ЕР вряд ли могла набрать в Москве больше 30%. Примерно такая же картина и в Петербурге."
Здесь занижен уровень фальсификаций по стране (он не меньше 10%), но Москва оценена верно. Однако дальнейшие заявления Левада-центра были совсем в ином ключе. 22 декабря 2011 года Левада публикует послевыборный опрос, согласно которому за ЕР проголосовало 48% опрошенных. Данный опрос сразу был растиражирован прокремлёвскими СМИ и блоггерами, ведь он легитимизировал победу ЕР. А как же - "независимый" Левада-центр подтвердил официальные цифры. Как раз с декабря 2011 социологов начали массово критиковать за содействие фальсификациям. В апреле 2012 Лев Гудков публикует ответ на эти обвинения, позволяющий понять, как социологам удаётся при внешнем соблюдении социологических правил выдавать прокремлёвскую социологию. Итак, проведение опроса и извлечение из него адекватной информации сопряжено с такими проблемами, как:
1) Недобросовестность интервьюеров, отклоняющихся от заданной технологии опроса или даже фальсифицирующих опросные анкеты;
2) Доступность респондентов (людей из нужной социальной группы не всегда можно застать дома или на улице);
3) Растущее число отказов (всё меньше людей хотят разговаривать с социологами);
4) Репрезентативность (получив результат в малой выборке, надо корректно экстраполировать его на всё население, для этого надо иметь точные данные переписи);
5) Сдвиг, связанный с социально одобряемым ответом (часть респондентов врёт при ответе и это надо учитывать).
"Социально одобряемый ответ" (social desirability bias) - это социологический феномен, когда респондент склонен называть наиболее популярный ответ (принятый в социуме), даже если в реальности он считает иначе. Это приводит к тому, что опросный рейтинг партии власти оказывается выше реального рейтинга. Высокий процент отказов и сдвиг из-за социально одобряемого ответа - это главные факторы, искажающие результаты опроса. Около 30% респондентов отказывается отвечать на вопросы, при этом в числе отказавшихся больше оппозиционно настроенного электората. А среди согласившихся отвечать некоторые скрывают свою оппозиционность и либо уклоняются от острых вопросов, либо врут, отвечая на них.
Феномен "социально одобряемого ответа" может приводить к удивительным последствиям: "В политологии существует термин stunning elections (опрокидывающие, ошеломляющие выборы), которым обозначается явление, когда совершенно неожиданно выборы в стране, где вроде бы все находится под полным контролем властей, вдруг заканчиваются успехом оппозиции, и это затем приводит к краху всего политического режима в стране. И дело не в том, что оппозиция завоевывает большинство (таких случаев как раз очень немного), а всего лишь в том, что оппозиция получает гораздо больше голосов, чем это всеми (включая оппозицию) ожидалось. С чем связана непредсказуемость исхода выборов? Дело в том, что метод измерения общественного мнения путем репрезентативных опросов - технология демократического общества. В условиях авторитарного режима она может давать сбои. В условиях демократии любой (или почти любой) политический выбор избирателя является социально приемлемым. Поэтому граждане демократических стран охотно, а главное, правдиво отвечают на вопросы интервьюеров. Но в авторитарных странах социально одобряемым является только один вариант политического поведения - поддержка правящей партии. Прочие варианты в той или иной степени порицаются. Поэтому жители стран с авторитарным режимом зачастую уклоняются от участия в опросах. Но и те, кто соглашается отвечать интервьюерам, нередко лгут, когда речь заходит о политических предпочтениях. Поэтому время от времени в той или иной стране возникает ситуация, когда реальные политические предпочтения масс оказываются совершенно неведомы ни социологам, ни властям, ни оппозиции. Момент истины наступает только после вскрытия избирательных урн."
Напомню характерную особенность предвыборного рейтинга от Левада-центра, опубликованного за неделю до выборов. Согласно этому рейтингу, за ЕР собиралось проголосовать 53%, а за Яблоко - 1%. Официально Яблоко набрало 3.43%, а в реальности партия должна была преодолеть барьер в 5% (а, значит, смогла бы выдвинуть Явлинского без сбора подписей). О том, что партия преодолела 5%, мы знаем из анализа результатов на участках с КОИБ, где Яблоко набрало 5.2%, а на соседних участках, где КОИБ не было (но из того же ТИК) - 2.7%. Совокупный результат - 3.2%. Мы видим, что выборка даже более провластная, нежели вся генеральная совокупность (3.2% против 3.43%). Получается, Центр поучаствовал в "убийстве" Яблока. Во-первых, общественное мнение было подготовлено к тому, что партия не пройдёт, а значит и голосовать за неё бессмысленно. Во-вторых, члены избиркомов были уверены, что эта партия - аутсайдер, поэтому у неё можно смело красть голоса. Отмечу, что в интернет-опросах рейтинги Яблока были намного выше (от 7% до 30%). Хотя интернет-опросы нерепрезентативны, они показывают, насколько неточной является методология Левада-центра (оставим в стороне версию о фальсификации результатов опроса).
Помимо опросов и экзит-поллов, есть ещё один вид легализованного социологического обмана - прогнозирование итогов выборов. Проведя опрос перед выборами, а потом сравнив его с официальными результатами выборов, можно найти весовые коэффициенты, учитывающие перечисленные выше искажающие факторы. Эти коэффициенты можно использовать на следующих выборах, чтобы более точно спрогнозировать их итоги. И так получается, что весовые коэффициенты начинают учитывать фальсификации. То есть прогнозируется не реальный итог выборов, а сфальсифицированный. Подробнее: "Предвыборные прогнозы развязали руки фальсификаторам", "Очередная ложь Центризбиркома".
Одновременно с послевыборным опросом, декларирующим 48% у ЕР по России, Левада-центр опубликовал другой опрос - по Москве: "Только 21% опрошенных Левада-центром москвичей признались, что голосовали за ЕР. Таковы данные опроса, проведенного 8-16 декабря среди 1000 человек. Если считать от числа проголосовавших, то ЕР набрала в Москве 32%, а не 46.6%, как гласят официальные итоги выборов. Разницу почти в 15% между официальными результатами и данными соцопроса невозможно объяснить техническими причинами - такими, например, как погрешность выборки, говорит заместитель гендиректора центра Алексей Гражданкин. Наиболее логичное объяснение московского феномена - фальсификация, считает Гражданкин: обычно результат ЕР в столице хуже, чем в целом по стране."
Отмечу, что 32% за ЕР здесь получено масштабированием - по факту лишь 21% сказали, что голосовали за ЕР. В дальнейшем Центр использовал следующую стратегию - да, фальсификации в Москве были огромными, но по России - нет. Лев Гудков: "Зафиксированные независимыми наблюдателями серьезные нарушения на выборах, равно как выборочный контроль наблюдателей «Яблока» и «Голоса», отмечены в среднем на 15-18% избирательных участков (почти все они - в больших и средних городах; в селе и малых городах контроля не было). Все приписки или отклонения от «нормального» голосования, общий объем которых оценивается наблюдателями в 25-30%, сделаны в пользу ЕР. Но по отношению к общей численности избирателей, пришедших на участки и принявших участие в голосовании, это дает перераспределение конечных результатов выборов в 3-6%."
В отчёте Центра по результатам выборов 2011 года полностью повторён данный абзац, но нижняя граница смещается с 3 до 5%. Надо заметить, что сам Левада-центр прекрасно знает цену своим заявлениям. Цитата из этого же отчёта: "Наиболее радикальные выступавшие заявляют, что сфальсифицированы 13 млн голосов (17% от проголосовавших) или даже больше, более умеренные правозащитники и наблюдатели называют цифру 7 млн (10%). Но и те, и другие объединяются против социологов Левада-Центра, которые приводят цифру в 3.5-4 млн голосов (4-6% в зависимости от предполагаемого числа «реальных» избирателей). Специалистов Центра подозревают в том, что они «работают на Кремль» и «корректируют свои данные» с учетом запросов путинской администрации."
Мы видим, что Левада-центр называет три нижних границы (3, 4, 5%) и отказывается от верхней границы в 8%. Данная оценка смотрится попросту вызывающе - достаточно посмотреть на результаты в крупных городах (25-30% за ЕР) и учесть тотальную фальсификацию в национальных республиках, чтобы понять - объём фальсификаций никак не может быть столь низким (3.5-4 млн голосов). При этом Левада-центр оставляет себе пространство для манёвра - они пишут что в "селе и малых городах контроля не было". А раз не было контроля, то, по логике, и объём фальсификаций там должен быть существенно выше.
По поводу сельского голосования также сказано следующее: "Участки, находившиеся под контролем наблюдателей, по факту охватывают лишь незначительную часть всех участков; кроме того, эти участки расположены почти исключительно в городах, даже преимущественно - в крупных городах. Переносить выводы о поведении избирателей на этих участках, на сельское или малогородское население (где контроль наблюдателей отсутствует и даже сама возможность их присутствия в пунктах голосования выглядит нелепой, учитывая характер общей и политической культуры в этих зонах) с социологической точки зрения некорректно, как впрочем и с точки зрения социальной статистики, поскольку для периферии - более консервативной и управляемой социальной среды характерен другой тип электорального поведения."
Может сложиться впечатление, что деревенское голосование столь плохо изучено, что нечего даже пытаться оценивать результаты выборов там. Но нет, Левада-центр делает замеры и в деревнях, отмечая, что: "В Москве лишь 21% опрошенных готовы голосовать за единороссов, тогда как в деревне 43%." И Левада-центр будто бы не догадывается, что, установив результат для городского типа голосования (очистив его от фальсификаций), можно с его помощью оценить и сельский результат. А городское голосование очистить от фальсификаций не так уж сложно, особенно если накоплена богатая статистика за предыдущие выборы.
В итоге Левада-центр признаёт, что они даже не проводят замеры в аномальных зонах: "Ввиду отсутствия полноты информации о генеральной совокупности и сведений от избирательных комиссий, мы можем лишь указать на факторы, влияющие на искажение конечных результатов, но оценить их удельный вес в целом не в состоянии. Единственным исключением здесь была ситуация электорального мониторинга в Москве, где благодаря многократным замерам и более высокой степени репрезентативности выборки мы могли более адекватно оценить характер отклонений между данными наших опросов и официальными цифрами. На выборах в Москве в 2009 году расхождения между данными о том, как люди собирались проголосовать и как они проголосовали, с одной стороны, и данными избирательной комиссии, составило более 12% (в пользу ЕР), в 2011 году такие расхождения составили 14%. Однако 14% по Москве эквивалентны 1% по России. А это, учитывая точность наших измерений (3.4%), не влияет на общее распределение электоральных мнений. Таких же опросов в аномальных зонах нет. И вопрос о масштабах фальсификаций тем самым остается без ответа."
Независимая социологическая компания при обнаружении аномалий в каком-либо районе или регионе поехала бы туда и сделала замеры, но мы видим совсем иную реакцию. Также практически не востребован другой способ анализа аномалий - кооперация с наблюдателями ("ГОЛОС", "Гражданин Наблюдатель", "СОНАР") - когда наблюдатели обеспечивают честный результат (или сообщают о нарушениях), а социологи проводят экзит-поллы и сравнивают полученные результаты.
В статье Льва Гудкова также сказано следующее: "В Чечне или в Татарстане для избирателя нет выбора, поэтому там бессмысленно говорить о фальсификациях. Здесь и сознание, и поведение подчинено правилам управляемой демократии." Неясно, считает ли Гудков результаты в этих регионах сфальсифицированными. И неясно, что общего у региона с тотальными фальсификациями (Чечни) и региона с масштабными фальсификациями (Татарстана). Для примера, в Московском районе Казани в 2012 году на многих участках Путин получил 50-55%, что намного ниже среднего результата по России (63.6%). Произошло это, разумеется, не случайно, а благодаря высокой активности наблюдателей в данном районе.
А вопрос с "кавказским голосованием" был окончательно закрыт следующим социологическим исследованием:
Выяснилось, что большинство жителей Северного Кавказа не ходит на выборы и считает, что выборы в их регионе проходят нечестно. А опросный рейтинг партии власти оказался гораздо ниже, чем официальные 80-99%, получаемые на выборах. Любопытно, что данное исследование было заказано Институтом общественного проектирования по распоряжению Медведева, а директором института является Валерий Фадеев, член Общественной палаты и доверенное лицо Путина выборах 2012 года.
Благодаря веб-камерам все желающие могли увидеть, как фальсифицируется явка на президентских выборах 2012 года. Так, например, поступил Алексей Титков из НИУ-ВШЭ, посчитавший голосующих на одном из участков в Кабардино-Балкарии. Он насчитал явку в 46%, а официально было объявлено 77%.
В апреле 2012 года помимо статьи Льва Гудкова состоялось другое важное событие - семинар социологов под названием "Кризис доверия к российской социологии как политическая проблема". Приведу некоторые цитаты:
- Социологи достаточно точно прогнозируют результаты голосований. Как же вам удалось научиться измерять вклад в эти результаты административного ресурса?
- Надо понимать, что в рамках опроса происходит завышение рейтинга «основного» кандидата, то есть сдвиг в сторону социально одобряемой нормы ответов. Соответственно, в отказниках оказывается больше нелояльной, протестной публики. Существуют попытки очистить опросные данные от социально одобряемого сдвига. Его обычно оценивают приблизительно в 7-10%. Этот привес хорошо коррелирует с предполагаемым вбросом и тоже оценивается в 4-5 млн голосов, то есть в те же 7-10% от голосующих. Имеет место совпадение, а не специальная манипуляция социологов, которые что-то там докручивают.
...
Если в 1995-1996 результаты экзит-поллов были близки к официальным результатам выборов, то сейчас разница становится все больше и больше. Последние данные экзит-полла у ФОМа - 59.3%, а официальные - 63.6%; очень большой зазор. К этому добавляется и рост числа отказов на экзит-поллах, сейчас около 30%.
...
Кризиса доверия к социологии нет. В маркетинге исследования точны, и мы не видим никакого кризис доверия. У нас на все политические опросы монополия одного заказчика. Белый Дом, Администрация Президента, разные башни Кремля - все это по большому счёту одно и то же. Заказчик не выбирает по тендеру, а просто постулирует, что исследования должны проводиться исходя из его властной позиции. До тех пор, пока не будет сформировано public opinion, а будет одно только поллстерство, ничего хорошего не возникнет. Правительство должно заказывать услуги с прозрачным бюджетом! Откуда вообще берутся деньги на опросы? Как правило, это деньги от близкого Кремлю бизнеса. И не надо просить у них деньги на социологию, которая все равно станет PR-кампанией. Путь один: надо использовать наш собственный административный ресурс, собрать открытый общественный пул и прозрачным образом им управлять, создав организацию из коллег и профессионалов. Тогда наши исследования пройдут все процедуры легитимации. Тогда снимется множество проблем, которые существуют сейчас, и возникнет институт профессиональной оценки качества.
Вопрос финансирования является действительно важным, поскольку качественная социология требует денег. Вот как близкие к Кремлю социологи решают этот вопрос ("Кремлевские советологи"): ""Закрытые" исследования социологов оплачиваются по особой схеме - далеко не все возможно заказать через существующую систему госзакупок. "По 94-му закону Кремль должен был бы выложить на сайте госзакупок техническое задание и описать, какие цели у таких исследований. Это тут же стало бы известно, и тогда какой-нибудь Навальный или журналисты порвали бы нас на куски", - делится один из работающих на правительство социологов. В итоге был найден оригинальный выход: за такие исследования платят крупные госкомпании, которые за свои закупки отчитываться по закону не обязаны. "Еще в 90-е при администрации Чубайса основные платежи шли от сторонних плательщиков - так называемого дружественного бизнеса. Это были и "РАО ЕЭС", и в небольшой период "Газпром", когда мы делали для него исследования. Были какие-то банки и одна нефтяная компания, - подтверждает президент ФОМа Александр Ослон. - Это все было закулисье, которое обеспечивало возможность делать нужную работу". По его словам, такая практика оплаты частично осталась - сменились лишь компании. Один из экспертов называет дружественными компаниями, дающими денег на кремлевскую социологию, Сбербанк, РЖД, "Газпром" и "Роснефть"."
Не стоит думать, что российская социология по умолчанию является обманом (просто надо понимать, где могут быть подводные камни и учитывать их). Напомню про действительно серьёзный успех российских социологов. За месяц до выборов в ноябре 2011 года вышел доклад Центра стратегических разработок (одного из наиболее авторитетных аналитических центров в России) под названием «Движущие силы и перспективы политической трансформации России». В нём говорилось, что: "Сохраняется традиционная установка на достижение 60-70% голосов для партии власти на выборах. В изменившемся общественно-политическом климате подобный тактический успех может привести к стратегическому поражению. Даже достижение 40% может вызвать сомнения. И лишь при уровне 25-30% голосов результаты выборов могут быть восприняты как легитимные. Если нелегитимность выборов станет общепризнанным фактом, новая Дума утратит значение как политический институт, даже если ЕР получит в ней конституционное большинство. В стратегическом плане для власти гораздо важнее иметь легитимную Думу, которая может стать частью общественного диалога в процессе политической трансформации. Но в рамках инерционных политических практик решение стратегических задач вытесняется на второй план. В новых политических условиях система партийного манипулирования утратила свою первоначальную функциональность. Из действенного инструмента политического контроля она все более превращается в дополнительный источник системных рисков. Она препятствует адаптации власти к новым условиям и увеличивает потенциал саморазрушения политической системы."
Из этого же доклада мы узнаём, что наиболее протестная группа населения - это средний класс. Катализатором роста протестных настроений послужила "рокировка" Медведева с Путиным в сентябре 2011. Медведев хоть и декларативно, но являлся выразителем интересов данной группы населения, которая ожидала реформ. Путин же был представителем консервативной части населения. Когда "реформатор" Медведев потерпел фиаско (не пошёл на второй срок), со стороны среднего класса последовала попытка обновить власть через выборы в Госдуму. Так обрёл популярность лозунг "Голосуй за любую партию кроме ЕР". Многие тогда впервые пошли наблюдателями и их первые выборы обернулись настоящим шоком - именно в Москве, где процент среднего класса очень высок, фальсификации имели всеобъемлющий характер. Если для жителей Кавказа фальсификации не являются хоть сколько-нибудь значимым событием, то для представителей среднего класса Москвы суровая реальность российской политической системы была откровением. Именно наблюдатели и составили ядро послевыборных митингов. Массовости митингов способствовало и то, что средний класс активен в соцсетях и имеет множество знакомых, которым можно рассказать об особенностях российских выборов.
Вот как описывает Левада-центр перемены в настроениях россиян после "рокировки": "В сравнении с предвыборными данными 2007 года в 2011 году готовность к политическому участию, готовность выбирать ту или иную партию среди опрошенных ощутимо чаще проявляли мужчины, молодые, высокообразованные, относительно благополучные горожане. Можно говорить об активизации более молодых, квалифицированных, информированных и ресурсообеспеченных жителей крупных городов. Если сравнить данные августовского и ноябрьского опросов 2011 года, то есть до и после "рокировки", то и здесь в группе отказывающихся от голосования проявляются значимые подвижки. На 13% возросла доля женщин, почти на 10% увеличилась доля не желающих голосовать пенсионеров (с 13 до 22%). Напротив, заметно большую готовность выбирать стали проявлять предприниматели, руководители и специалисты. Значительно возросла неготовность голосовать среди бедных (с 18 до 29%), и, напротив, понизилась доля не желающих голосовать среди относительно обеспеченных (с 21 до 11%). Несколько активизировались москвичи, но, напротив, «демобилизовались» жители сел. Иными словами, "рокировка" выступила фактором политической демобилизации как раз для тех групп, которые являлись главным ресурсом нынешнего режима - бедной и депрессивной социальной периферии, живущей надеждами на власть и наиболее зависимой от нее."
От близких к Кремлю фигур порой можно услышать, что выборы были честные, ведь "социологи подтвердили". При этом отвергаются статистические доказательства нечестности, хотя защита честности выборов социологами является абсурдной. Ведь социология построена на статистических принципах - например, в основе репрезентативного исследования лежит закон больших чисел из теории вероятностей. Благодаря этому мы можем по малой выборке определить параметры генеральной совокупности. Впрочем, некоторые статистические доказательства стоит использовать с осторожностью, учитывая неоднородность населения. И здесь мы приходим к следующей проблеме - социологи по сути игнорируют данные электоральной статистики, а взаимодействие между социологами и математиками почти отсутствует. Хотя опросы охватывают всего несколько тысяч человек, а выборы - десятки миллионов. Для примера, выборы в той же Москве - это по сути 3 тысячи соцопросов. Странно не использовать такой богатый статистический материал. Оторванность социологов от статистиков можно было увидеть, в частности, на семинаре в Левада-центре, который прошёл в апреле 2012. Складывается мнение, что социологов практически не интересует электоральная статистика. А ФОМ, обладая богатой опросной статистикой по регионам (которая могла быть использована для подкрепления математических выводов), отказывается её публиковать, поскольку заказчик (Кремль) против. И это тоже большая проблема - Кремль оплачивает исследования из бюджета, но результаты публикуются лишь в виде выжимки. Причём несколько лет назад ФОМ предоставлял более полные данные.
( Продолжение)