"плюшками балуемся"
пожалуй, только сегодня поняла, насколько я устала за последние недели войны с начальством и миром. накопившееся сдетонировало неожиданно. сначала стакан ледяной красной изабеллы. затем первый признак легкого неадеквата - едва ли три часа ночи идеальное время для того, чтобы печь плюшки. Карлсон не прилетал, уже хорошо.
а потом пришло утро, я проснулась, сжевала зачем-то тарелку нелюбимой гречки, поняла, что организму мир не люб, позвонила ждавшим меня с утра, и уснула. и проснулась только к вечеру.
за что я люблю кошек - за умение быть рядом, когда они нужны. они могут променять тебя на новую игрушку, вывернуться из объятий, сделать мордаху "а мы знакомы?", но в нужный момент они будут рядом. я спала,обложенная тремя теплыми комками, и мне снились невообразимо сладкие сны. я ездила по парку на велосипеде, мне на руки садились огромные птицы и я касалась перьев у них на лопатках, а они не боялись...
я не знала, что я уже выспалась, но Беня хлопнула меня по носу лапой и сказала "мя". и - да, я выспалась.
иногда эгоистично обидно, что люди - не кошки, они-то не понимают, когда тебя срочно нужно просто обнять и молча уложить спать, а когда внимательно смотреть и слушать, а когда - спрашивать и жалеть. впрочем, стараюсь не забывать, что саму меня иногда ужасно бесит ожидание понимания - "ну что, неужели нельзя сказать словами?!". так и болтаюсь между этими тезисами, знаю ведь, что иногда просьба испортит все удовольствие от результата. что воздушный шарик нельзя попросить, равно как и купить себе собственноручно.
весь день мучалась чувством "хочу того, не знаю чего". и потому пошла читать с начала журнал Марты Кетро. все равно давно собиралась. и теперь у меня в сердце хлопья ваты. такие, знаете, как в чемодане с елочными игрушками - огромные неуклюжие хлопья желтоватой ваты с блестками и хвоей.
я нежно люблю и этот журнал и сообщество "пиздострадалец", они помогают мне во многом. во-первых, помнить, что не все вокруг меня инопланетяне, что за фасадами лиц стоят люди, в которых огромные дыры с рваными краями. это дает мне возможность не захлебываться тоской. уж не знаю почему меня так утешает универсальность языка тоски и боли. во-вторых, я совершенно не умею говорить о любви. а Марта умеет. умеет говорить о любви так, как хотелось бы уметь мне, на том языке, на котором мне она понятна и близка. и она поразительно верно формулирует - говорить о любви проще всего, когда ее нет. потому что когда она есть, тебе и так есть чем заняться, в остальное же время тебе остается только ощущать пустоты в том месте, где она жила.
думаю, это один из камней, на которых стоит сообщество пиздострадальцев. первый-то - ясно - нИщасная любовь. а второй - эта кричащая необходимость говорить о том, чего у тебя нет. а я из той неудачной породы, когда такая потеря равнозначна оторванной руке. попробуй-ка о ней забыть. читаю Марту, как терапию. не знаю, лечит ли это. разве хоть что-то может вылечить потребность вкладыватьэмоции в жизнь?
и потому кольцами удава на шею ложится память. любая память об эмоциональной вовлеченности. не так уж плохо любить абстрактную вселенную, но на ней невозможно сосчитать родинки, ей не состроишь рожицу в зеркале, подкравшись тихо сзади.
*
впрочем, стоит отойти и покурить, и все слова становятся гулкими и пустыми.
Марта пишет, что любовь - помнить запахи человека. для меня - аудиально бедной - общее на всех - узнавать шаги на лестнице. все же остальное - каждый раз что-то свое.
делаю какао - тем особым способом, которому научил один человек. все составляющие те же, а вкус другой. видимо, в рецепте положено писать первым пунктом "один человек", а вторым - "быть влюбленной".
я вспоминаю яблочный чай, синий диван, кресло в парадном, и там же - пластмассовые горшки. и прочую чепуху.
и мне невообразимо хочется расплакаться от обиды и жалости к себе.
всю неделю я рисовала акварели с цветами, просто с цветами. и только потом поняла, что нужно было рисовать - "увядшие ландыши и тень на стене". впрочем, вдоме разом закончились клей и бумага для акварели, и я рисую в голове. увядшие ландыши из перехода и грустная тень на стене. и когда я говорю о любви - я знаю, что я и есть эта тень на стене.
впрочем, я переигрываю. истинная скорбь была бы в молчании, я же играю со своим состоянием, как котенок с клубком.
как жаль, что и этот журнал я могу искренне вести только в подзамках.
а потом пришло утро, я проснулась, сжевала зачем-то тарелку нелюбимой гречки, поняла, что организму мир не люб, позвонила ждавшим меня с утра, и уснула. и проснулась только к вечеру.
за что я люблю кошек - за умение быть рядом, когда они нужны. они могут променять тебя на новую игрушку, вывернуться из объятий, сделать мордаху "а мы знакомы?", но в нужный момент они будут рядом. я спала,обложенная тремя теплыми комками, и мне снились невообразимо сладкие сны. я ездила по парку на велосипеде, мне на руки садились огромные птицы и я касалась перьев у них на лопатках, а они не боялись...
я не знала, что я уже выспалась, но Беня хлопнула меня по носу лапой и сказала "мя". и - да, я выспалась.
иногда эгоистично обидно, что люди - не кошки, они-то не понимают, когда тебя срочно нужно просто обнять и молча уложить спать, а когда внимательно смотреть и слушать, а когда - спрашивать и жалеть. впрочем, стараюсь не забывать, что саму меня иногда ужасно бесит ожидание понимания - "ну что, неужели нельзя сказать словами?!". так и болтаюсь между этими тезисами, знаю ведь, что иногда просьба испортит все удовольствие от результата. что воздушный шарик нельзя попросить, равно как и купить себе собственноручно.
весь день мучалась чувством "хочу того, не знаю чего". и потому пошла читать с начала журнал Марты Кетро. все равно давно собиралась. и теперь у меня в сердце хлопья ваты. такие, знаете, как в чемодане с елочными игрушками - огромные неуклюжие хлопья желтоватой ваты с блестками и хвоей.
я нежно люблю и этот журнал и сообщество "пиздострадалец", они помогают мне во многом. во-первых, помнить, что не все вокруг меня инопланетяне, что за фасадами лиц стоят люди, в которых огромные дыры с рваными краями. это дает мне возможность не захлебываться тоской. уж не знаю почему меня так утешает универсальность языка тоски и боли. во-вторых, я совершенно не умею говорить о любви. а Марта умеет. умеет говорить о любви так, как хотелось бы уметь мне, на том языке, на котором мне она понятна и близка. и она поразительно верно формулирует - говорить о любви проще всего, когда ее нет. потому что когда она есть, тебе и так есть чем заняться, в остальное же время тебе остается только ощущать пустоты в том месте, где она жила.
думаю, это один из камней, на которых стоит сообщество пиздострадальцев. первый-то - ясно - нИщасная любовь. а второй - эта кричащая необходимость говорить о том, чего у тебя нет. а я из той неудачной породы, когда такая потеря равнозначна оторванной руке. попробуй-ка о ней забыть. читаю Марту, как терапию. не знаю, лечит ли это. разве хоть что-то может вылечить потребность вкладыватьэмоции в жизнь?
и потому кольцами удава на шею ложится память. любая память об эмоциональной вовлеченности. не так уж плохо любить абстрактную вселенную, но на ней невозможно сосчитать родинки, ей не состроишь рожицу в зеркале, подкравшись тихо сзади.
*
впрочем, стоит отойти и покурить, и все слова становятся гулкими и пустыми.
Марта пишет, что любовь - помнить запахи человека. для меня - аудиально бедной - общее на всех - узнавать шаги на лестнице. все же остальное - каждый раз что-то свое.
делаю какао - тем особым способом, которому научил один человек. все составляющие те же, а вкус другой. видимо, в рецепте положено писать первым пунктом "один человек", а вторым - "быть влюбленной".
я вспоминаю яблочный чай, синий диван, кресло в парадном, и там же - пластмассовые горшки. и прочую чепуху.
и мне невообразимо хочется расплакаться от обиды и жалости к себе.
всю неделю я рисовала акварели с цветами, просто с цветами. и только потом поняла, что нужно было рисовать - "увядшие ландыши и тень на стене". впрочем, вдоме разом закончились клей и бумага для акварели, и я рисую в голове. увядшие ландыши из перехода и грустная тень на стене. и когда я говорю о любви - я знаю, что я и есть эта тень на стене.
впрочем, я переигрываю. истинная скорбь была бы в молчании, я же играю со своим состоянием, как котенок с клубком.
как жаль, что и этот журнал я могу искренне вести только в подзамках.