свежак
а я хочу
а я хочу - под розовый куст,
под яблоню белый налив,
когда придет ко мне ангел-пуст,
косою свой стан обвив.
и пусть поможет над морем разнесть
пепел от буквы ять,
когда придет за мной ангел-днесь
в последний раз целовать.
но я хочу над снегами равнин
осколками злой души
свистеть соловьём, чтоб отец-раввин
припомнил, как рядом шли,
и троица сгинет в ногах моих,
а демон, как блудный сын,
пойдёт со мной рядом смиренен и тих
туда, где хотеть - нет сил.
стазис
живу не в стране, а в себе,
контурными картами вен, обозначаю границы,
а жизнь забегает гуинпленом в стёб
со звёздной улыбкой убийцы.
растекаясь кровавым месивом слов,
мысли источают амброзию страха,
был здоров, будь здоров, докторов
со всех сторон света моего - в стазис.
автобанами лёта впивается образ в глаз,
и застывает на серебре сетчатки,
этот мир живёт в безвоздушности сглаза,
повернув зрачок на 100 градусов в чат.
внутрь себя не заглянет никто,
строю постоянно большой телескоп и малый
и покупаю всегда чуть больше пальто,
пряча в рукава потаённость квартала.
враг мой брат мой
вырубаю из мрамора для себя врага,
идола для будущего камланья,
как же без врага история мала,
если нет его для заклания,
если лоб мой не крепче стен,
кто же выстроит стенам замену,
о мой враг, мой соратник бесценный,
приготовь бесконечный плен.
белой кожей драгоценных каррар
я одену тебя для музея,
филистимлянский голиаф,
ты мне брат и любимый зело.
прохожий из детства
похожи прохожий,
мы все проходимцы подьездов,
зачем же скукожил
ты жизнь до прощания с детством,
у случая долгом записано мамы моленье,
меня в этом долгом зачем обездвижил мгновении,
оно не похоже на зеркало улицы милой -
у всех отражений есть пряничный вкус ностальгии.
мне шахматным шагом ходить до вселенского мата
по этим асфальтовым, молью побитым квадратам
без всякой страховки, по кругу, по землям и весям
в семерке грехов, лессировкою вытянув беса
из мрака контрастов, из черного с белым застоя,
ходить по квадратам по улице детства.
пустое.
сиреневой музе
отчего так тревожит и нежит
этот запах сиреневый твой,
от того ль, что умею все реже
разбираться с погодой лихой,
слушать голос, что тихого тише
и на речи его отвечать
нелегко, словно ором на крыше
осенила перо благодать.
отчего ты неяркой порою
отлетаешь цветком налегке,
я сиреневой гроздью прикрою
след чернильный на тёплой руке
и, вдохнув твоего пятилистья
незабвенный родной аромат,
попытаюсь укрыться по-лисьи
между строк и всегда невпопад.
вновь умолкнешь в сиреневой мари,
но неловко, и чудится мне -
это сердце мое остывает
под сиренью на полной луне.
холодный апрель 2013
вода по стволам поднимается в небо
и зеленеет неистово,
деревья щетинятся розово-белым
пчёлам навстречу выплеском,
апрель, бегуном на фальшивом старте,
вновь возвращается в зиму
и утро считает алмазов караты,
в тепло покупая визу.
согрею медяк, потемневший от холода,
варежкой крокуса желтого,
значит опять у завтра нахохлен
мороз кружевами вологды,
значит опять подкупать воскресение
ласковой тёплой улыбкой,
чтоб по стволам водяное затмение
вырвалось в небо умытое.
а я хочу - под розовый куст,
под яблоню белый налив,
когда придет ко мне ангел-пуст,
косою свой стан обвив.
и пусть поможет над морем разнесть
пепел от буквы ять,
когда придет за мной ангел-днесь
в последний раз целовать.
но я хочу над снегами равнин
осколками злой души
свистеть соловьём, чтоб отец-раввин
припомнил, как рядом шли,
и троица сгинет в ногах моих,
а демон, как блудный сын,
пойдёт со мной рядом смиренен и тих
туда, где хотеть - нет сил.
стазис
живу не в стране, а в себе,
контурными картами вен, обозначаю границы,
а жизнь забегает гуинпленом в стёб
со звёздной улыбкой убийцы.
растекаясь кровавым месивом слов,
мысли источают амброзию страха,
был здоров, будь здоров, докторов
со всех сторон света моего - в стазис.
автобанами лёта впивается образ в глаз,
и застывает на серебре сетчатки,
этот мир живёт в безвоздушности сглаза,
повернув зрачок на 100 градусов в чат.
внутрь себя не заглянет никто,
строю постоянно большой телескоп и малый
и покупаю всегда чуть больше пальто,
пряча в рукава потаённость квартала.
враг мой брат мой
вырубаю из мрамора для себя врага,
идола для будущего камланья,
как же без врага история мала,
если нет его для заклания,
если лоб мой не крепче стен,
кто же выстроит стенам замену,
о мой враг, мой соратник бесценный,
приготовь бесконечный плен.
белой кожей драгоценных каррар
я одену тебя для музея,
филистимлянский голиаф,
ты мне брат и любимый зело.
прохожий из детства
похожи прохожий,
мы все проходимцы подьездов,
зачем же скукожил
ты жизнь до прощания с детством,
у случая долгом записано мамы моленье,
меня в этом долгом зачем обездвижил мгновении,
оно не похоже на зеркало улицы милой -
у всех отражений есть пряничный вкус ностальгии.
мне шахматным шагом ходить до вселенского мата
по этим асфальтовым, молью побитым квадратам
без всякой страховки, по кругу, по землям и весям
в семерке грехов, лессировкою вытянув беса
из мрака контрастов, из черного с белым застоя,
ходить по квадратам по улице детства.
пустое.
сиреневой музе
отчего так тревожит и нежит
этот запах сиреневый твой,
от того ль, что умею все реже
разбираться с погодой лихой,
слушать голос, что тихого тише
и на речи его отвечать
нелегко, словно ором на крыше
осенила перо благодать.
отчего ты неяркой порою
отлетаешь цветком налегке,
я сиреневой гроздью прикрою
след чернильный на тёплой руке
и, вдохнув твоего пятилистья
незабвенный родной аромат,
попытаюсь укрыться по-лисьи
между строк и всегда невпопад.
вновь умолкнешь в сиреневой мари,
но неловко, и чудится мне -
это сердце мое остывает
под сиренью на полной луне.
холодный апрель 2013
вода по стволам поднимается в небо
и зеленеет неистово,
деревья щетинятся розово-белым
пчёлам навстречу выплеском,
апрель, бегуном на фальшивом старте,
вновь возвращается в зиму
и утро считает алмазов караты,
в тепло покупая визу.
согрею медяк, потемневший от холода,
варежкой крокуса желтого,
значит опять у завтра нахохлен
мороз кружевами вологды,
значит опять подкупать воскресение
ласковой тёплой улыбкой,
чтоб по стволам водяное затмение
вырвалось в небо умытое.