События в Новых Алдах 5 февраля 2000 г.
4.1. Проведение «зачистки» поселка Новые Алды
и прилегающих районов Грозного
5 февраля утром и днем в поселке Новые Алды и прилегающих районах Грозного прошла «зачистка»*.
Вполне очевидно, что ее осуществляли разные подразделения, относящиеся к разным силовым ведомствам. Свидетели сообщают, что в «зачистке» принимали участие как молодые солдаты, явно призванные на срочную службу, так и вооруженные люди более старшего возраста в камуфляжной форме. Скорее всего, эти люди являются либо военнослужащими-контрактниками либо сотрудниками спецотрядов МВД. По рассказам свидетелей и пострадавших, насилие над мирными жителями совершали именно они. Молодые же солдаты в основном находились в оцеплении.
Важно отметить, что разные подразделения вели себя по отношению к населению по-разному.
Так, в поселке Новые Алды военнослужащие, зашедшие с севера и «зачищавшие» северную часть поселка, совершали убийства местных жителей. Это подразделение (-ния) дошло в поселке до кварталов, прилегающих с юга к улице Хоперская (см. Приложения 2а и 2б). Подразделения, проводившие «зачистку» южной части поселка, вели себя по-другому: они грабили дома, крайне грубо вели себя с местным населением, но убийств не совершали.
В прилегающих кварталах Грозного в этот день в ходе «зачистки» военнослужащие также совершали убийства. Например, в поселке Черноречье были убиты как минимум пять его жителей. В районе Окружной, на ближайшей к поселку Новые Алды улице Подольская были убиты пять человек, четверо - из семьи Эстамировых, среди которых годовалый ребенок и женщина на девятом месяце беременности (см. Приложение 1).
На улице Кирова в Октябрьском районе Грозного ОМОНовцами были задержаны в своих домах и увезены четыре человека: Магомед Габанчаев, Зелимхан Джамалдаев, Рустам Асуев и Якуб Изнауров. Свидетели этих событий многочисленны - родственники и соседи. Они видели, как задержанным проволокой связали руки за спиной, натянули шапки на лица, потом поставили их на колени на трамвайные рельсы. Все это сотрудники ОМОН снимали на видеокамеру. В остальном вели себя достаточно корректно и просили родственников не волноваться. Задержанных, по их словам, должны были проверить и тех из них, кто не является участником незаконных вооруженных формирований, отпустить. В дальнейшем эти четыре человека исчезли. В прокуратуре, органах МВД, аппарате Специального представителя Президента РФ по обеспечению прав и свобод человека и гражданина в Чеченской Республике родным пропавших отвечают лишь одно: «Таковые в списках лиц, находившихся в следственных изоляторах, не числятся». Как сообщили представителям ПЦ «Мемориал» родственники исчезнувших, кто-то из производящих «зачистку» ОМОНовцев сказал, что они приехали сюда из Санкт-Петербурга. Эта подробность важна в связи с тем, что, судя по информации, полученной ПЦ «Мемориал» из военной прокуратуры (см. Приложение 3), в «зачистке» поселка Новые Алды участвовал Санкт-петербургский ОМОН.
Говорят жители поселка Новые Алды
Ниже мы приводим выдержки из нескольких рассказов жителей поселка Новые Алды, опрошенных сотрудниками Правозащитного центра «Мемориал». Опросы производились как на территории поселка Новые Алды, так и в Назрани, в приемной ПЦ «Мемориал»
4.2.1. Показания Асет Тумаевны Чадаевой, 1967 г.р.,
работавшей медсестрой
«Я жила в поселке Новые Алды с осени 1999 г. по февраль 2000 г. До 3 февраля люди здесь гибли под бомбами, умирали от осколочных ранений. «Работа» российской авиации доводила хронических больных и стариков до инфарктов и инсультов. Люди умирали от пневмонии - они месяцами сидели в сырых подвалах. Всего в течение двух месяцев, до 5 февраля, мы похоронили 75 человек.
4 февраля, когда люди вышли из подвалов, ходили по дворам, кололи дрова, прибежала девушка с «Окружной» [близлежащий район Грозного] и говорит: «Солдаты идут к вам, я их направила кружным путем, вокруг болота». Я успела предупредить несколько семей. Чтобы солдаты от страха не начали стрелять, я говорила: «По дворам не ходите, по-чеченски не кричите, детей не зовите - еще подумают, что кого-то предупреждаете».
Когда первая группа солдат - разведка - появилась на нашей улице, мой отец, брат и я стояли перед воротами дома. Они идут молча мимо нас, и тут отец мой сказал: «А где ваше «Здравствуйте»?!". Командир их остановился и говорит: «Извини. Здравствуй, старик». Тут из группы выскочил какой-то маленький, подбежал к брату, сдергивает у него одежду с плеча, смотрит - нет ли следов от ношения оружия. Смешно! Если бы он был боевиком, разве вышел бы сам?
Они нам сказали: «Завтра близко к подвалам не подходите. Вот за нами придут настоящие крутые». Мы толком и не поняли, что нас хотят предупредить.
5 февраля около 12 часов дня я услышала на улице первые выстрелы. Мы с отцом вышли и увидели, как солдаты поджигают дома. Наш сосед чинил крышу, и я услышала, как солдат говорит: «Смотри, Дим, дурак крышу делает», а тот в ответ: «Сними его». Солдат поднял автомат, хотел выстрелить. Я крикнула: «Не стреляй! Он глухой!» Солдат повернулся и выпустил очередь поверх наших голов.
Тут за нами вышел мой брат, 1975 года рождения, и мы пошли навстречу этим фашистам. Первое, что они крикнули: «Отмечай им, Серый, зеленкой лбы, чтобы стрелять удобнее было». Брату сразу же приставили автомат и спросили: «В боях участие принимал?» Брат ответил, что нет, - тогда они стали избивать его.
На случай, если насиловать будут, я заранее привязала к себе гранату - ее можно было выменять на четыре пачки сигарет «Прима».
Нам приказали собраться на перекрестке. Я собрала людей с нашей улицы, чтобы всем быть вместе. Только в нашем маленьком переулке детей до 15 лет было десять человек, самому младшему - всего 2 года. Солдаты опять начали проверять паспорта, один говорит: «Выселять вас будем. Вам коридор, сволочи, давали!?» Все это сопровождалось нецензурной бранью.
Солдат, проверяя мою сумку, увидел там медикаменты и тонометр. Он спросил, кем я работаю. Я ответила: «Медсестрой». Меня подвели к командиру. Он говорил с кем-то по маленькой рации, в ответ на какое-то сообщение начал кричать в нее: «Вы что там, все с ума посходили?!» - далее нецензурно. Неподалеку раздавалась стрельба. Оттуда подбежал огромного роста мужчина в форме, наклонился к командиру, стал что-то говорить, командир в ответ кричал... Было видно, что они сильно возбуждены.
Я боялась, что они, не разобравшись, начнут вокруг стрелять, и чтобы их успокоить, сказала: «Вы не бойтесь, тут некому в вас стрелять, если вы сами друг в друга не начнете». В ответ он сказал: «Если только кто-нибудь выстрелит мне в спину или в кого-нибудь попадут, я всех тут положу, никого не пожалею!»
В это время на скорости подъехал БТР, командир опять начал по рации с кем-то говорить, потом подошел ко мне. Брат выскочил вперед, закрывая меня, но тот говорит: «Я не трону, не бойся. Ты - медработник. Организуй как можно скорее захоронение убитых. Тут ребята в запарке ваших стариков уложили».
Только я отошла от перекрестка, снова раздались выстрелы. Женщины закричали: «Ася, Руслан ранен, перевяжи его!» Руслан Эльсаев (возраст - 40 лет) после проверки стоял около своего дома, курил. Двое солдат без всякой причины выстрелили в него, одна пуля прошла навылет через легкое, в двух сантиметрах от сердца, другая - попала в руку. Мне чудом удалось остановить кровотечение, но ему срочно была нужна квалифицированная помощь хирурга. Но показать его русским было все равно что убить.
Мы с братом снова вышли на улицу и снова услышали дикие крики: соседка Румиса ведет девочку. Это была девятилетняя Лейла, дочь Кайпы, беженки из села Джалка. Кайпу я несколько месяцев знала, тихая такая женщина. Они жили у Сугаипова Авалу вместе с еще двумя мужчинами - беженцами из Грозного. Лейла в истерике падала, каталась по земле, хохотала и кричала по-чеченски и по-русски: «Маму мою убили!» Брат взял ее на руки, отнес к нам домой, я вколола ей транквилизатор. Она не успокаивалась, кричала, и мы облили ее водой - с трудом успокоили.
Когда я кончила оказывать ей помощь, солдаты уже ушли с нашей улицы. Я побежала во двор Сугаипова - там лежала Кайпа в луже крови, от которой на морозе еще пар шел. Я хотела поднять ее, а она разваливается, кусок черепа отваливается - наверное, очередь из ручного пулемета перерезала ее... Рядом во дворе двое мужчин лежат, у обоих громадные дырки в голове, видимо, в упор стреляли. Дом уже горел, задние комнаты, в первой же горел убитый Авалу. Видимо, на него вылили какую-то горючую жидкость и подожгли. Я подтащила сорокалитровую флягу с водой, не знаю, как подняла, вылила воду. Честно говоря, я не хотела видеть тело Авалу, пусть лучше в памяти останется живой - исключительно добрый был человек. Прибежали соседи, тоже стали тушить пожар. Двенадцатилетний Магомед ходил по двору, повторял: «Зачем они это сделали?!» От запаха крови просто было невыносимо...
Я обратно побежала по центральной улице, там могли в любую минуту выстрелить, нужно было дворами передвигаться. Я увидела Гайтаева Магомеда - он был инвалид, в молодости в аварию попал, у него носа не было, он специальные очки носил. Он лежит, ему прострелили голову и грудь, а эти очки висят на заборе.
Российские солдаты добивали моих больных, раненых мирных людей, стариков и женщин.
Лема Ахтаев, 1968 года рождения, чудом остался жив, когда 11 января из миномета попали в их дом - тогда убило троих, а его тяжело ранило. Я его лечила до 5 февраля - в тот день его и другого моего соседа, Ахматова Ису, 1950 года рождения, сожгли. Мы нашли потом кости, собрали их в кастрюлю. И любая комиссия, любая экспертиза может доказать, что это человеческие кости. Но никому дела нет до этих костей, до этих убитых. Первое, что их интересовало, - похоронили ли мы убитых.
Был сожжен также Шамхан Байгираев, его забрали из дома. Братьев Идиговых заставили спуститься в подвал и забросали гранатами - один остался в живых, другого разорвало на куски. Я видела Гулу Хайдаева, старика убитого. Он лежал на улице в луже крови. Солдаты убили восьмидесятилетнюю Ахматову Ракият - сначала ранили, потом лежачую добили. Она кричала: «Не стреляйте!», этому есть свидетели. Эльмурзаев Рамзан, 1967 года рождения, инвалид, был ранен 5 февраля днем, а потом ночью умер от перитонита.
Всего в тот день мы недосчитались 114 человек. Найдено 82 трупа.*
Всех невозможно перечислить, нужно время и какая-то следственная группа, чтобы установить, что же случилось 5 февраля. Но какими словами это назвать?
10 февраля в нашем поселке снова проводили проверку - конечно, все мы были напуганы. На нашей улице у БТРа стояла группа солдат, и я решила подойти к ним, узнать, что к чему. Они не пьяные были, нормальные, спрашивают: «Чего вы все здесь такие настороженные? Проверка была уже?» Я говорю: «Была. Стариков убивали». - «А скольких убили?» - «82 человека». - «Ничего себе, - он говорит, - что, собак на вас спустили? Когда это было?» - «Собак - не знаю, такие же русские были, как вы. Не помню точно, когда», - говорю. А он мне: «Пятого числа это было». Так что знали они уже, что и когда здесь произошло».
4.2.2. Показания Марины Исмаиловой
«До последнего дня, т.е. до так называемой зачистки, в поселке не было постоянной дислокации боевиков, тем более - укрепрайонов. Тем не менее с самого начала ноября нас обстреливали (начиная с простых минометов и заканчивая ракетами), удары наносились круглые сутки, люди не выходили из подвалов, не имели возможности хоронить убитых, оказывать помощь раненым.
4 февраля вечером в поселок Новые Алды вошли с двух сторон солдаты срочной службы, 18-20 лет, несколько офицеров, которые интересовались присутствием боевиков. Мы с ними пообщались, угостили их чем могли. Отнеслись они к нам доброжелательно и предупредили, что на нас якобы «спустят собак». Мы, конечно, их не совсем поняли...
5 февраля с утра в поселке стала раздаваться стрельба из автоматов, пулеметов и гранатометов. Когда стали гореть дома и послышались крики людей о помощи, до нас дошло, что в Новые Алды вошли те самые «собаки». Они убивали и сжигали людей, не спрашивая документов. У убитых и сожженных в карманах или в руках были паспорта, другие документы. Основные требования этих убийц - золото и деньги, потом только расстреливали...
На улице Маташа Мазаева в доме № 158 оставались два брата пенсионного возраста, Магомадовы - Абдула и Салман. Они были заживо сожжены в своем доме. Только через несколько дней после огромных усилий мы нашли их останки. Они уместились в полиэтиленовый пакет...»
4.2.3. Показания Луизы Абулхановой,
снохи убитого Абулханова Ахмеда (см. также 4.2.10.).
«4 февраля к нам во двор заходило несколько групп российских военнослужащих. Вели себя грубо, но до убийств, вымогательства денег не доходило. А эти как будто были натренированы на насилия. В камуфляжной форме, без знаков различия, с перемазанными сажей лицами... Они не были срочниками, им было и за 30 лет, и за 40, хотя были и молодые, конечно.
Многого я не помню. Все произошло очень быстро. Когда раздались выстрелы, мне стало плохо. Отчетливо помню только, что те, кто вошли к нам во двор, сначала потребовали деньги. Старик [Ахмед Абулханов] ходил куда-то, принес 300 рублей. Солдаты остались недовольны, ругались так, что мне было неудобно перед свекром. Потом раздались выстрелы. Вместе с моим свекром погибли брат и сестра Абдулмежидовы, наши соседи. Я не помню точно, как оказалась в БМП, как оттуда выбралась...
Среди убитых днем 5 февраля людей нет ни одного боевика. Все - мирные граждане. Большинство осталось в поселке, потому что некуда было ехать, да и денег на это не было. Откуда они могли быть, например, у Вахидова Доки, маляра-штукатурщика по профессии? Или у Ахматова Исы, подрабатывавшего на стройках? Вот и поплатились за то, что всегда старались жить честно. Все они умерли страшной смертью. Ахматова Ису нашли в доме у Цанаевых только через несколько дней после случившегося. Его, видимо, сожгли заживо... Погиб еще старик Хайдаев Гула, ему было за 70 лет, безобидный был человек. Погиб и Ханиев Тута, 1954 года рождения, тоже не боевик...
Я не знаю, когда и как кончится эта война. Сколько жертв будет еще принесено на алтарь президентства Путина. Знаю только, что после всех этих ужасов я не смогу с уважением относиться к русским. Вряд ли мы уживемся в одном государстве».
4.2.4. Показания «Руслана»
(имя свидетела изменено по его просьбе)
«... Люди не успели выехать - все думали, что оставят коридор, но дороги были перекрыты, в поселке осталось очень много людей.
Утром 5 февраля я чинил крышу и увидел, как загорелся дом в начале поселка. За ним вспыхнули второй, третий, начались выстрелы, крики людей. Федералы были в косынках, зрелого возраста. Они согнали всех на перекресток улицы Камская и 4-го Алмазного переулка.
Начали идти с первой улицы, зашли в дом братьев Идиговых. Двух братьев загнали в подвал и кинули туда две гранаты. Один остался жив из-за того, что второй его накрыл собою. В соседнем доме расстреляли троих: один старик 68 лет и двое молодых парней. У них не спросили документов. Стреляли строго в голову.
Сжигались дома. Люди слышали крики: «Где деньги!?» Братьев Магомадовых закинули в подвал, выстрелили и подожгли. Пожар перекинулся и на другие дома...
Трупы, которые я хоронил, были разных возрастов, от молодых до глубоких стариков, но много было таких, которых невозможно было определить».
4.2.5. Показания Малики Лабазановой
«...Мы все эти месяцы жили в подвалах. Беспрерывно и день, и ночь город бомбили самолеты. Когда за водой ходили к роднику, от бомб и снарядов прятались под обрывы. Потом выходили и опять тащились с этой водой.
На моих глазах низко над дамбой пролетел самолет и сбросил бомбу. Там машина была, а в ней парень оставался 18 лет. Мужчина с двумя детьми (мальчик и девочка, семи и десяти лет) побежал под дамбу. Самолет и по ним ракету пустил. Все они были убиты, голову мальчика до сих пор не могут найти.
4 февраля, где-то после обеда, в наш поселок вошли российские военные. Им было лет по 25 и старше. Военные приказали людям выходить из подвалов. Они проверяли паспорта, смотрели плечи у мужчин - не носил ли кто из них автомата. Обыскали наш дом, при этом впереди себя пускали хозяев. Спрашивали, почему многие жители находятся не в своих домах, а у соседей. Мы им объяснили, что люди собирались вместе в надежных подвалах. На это они сказали: «Завтра здесь будет «зачистка». Чтобы все были в домах по своим адресам!» Они не грабили, не матерились, не оскорбляли. Мы обрадовались, что все закончилось. Мы рады были и ждали прихода российских войск. Честное слово. И не боялись «зачистки», которую обещали на следующий день.
5 февраля мы были дома. Около 11 часов утра ко мне во двор зашли четверо ребят военных, им было лет по тридцать. Они поздоровались, проверили паспорта и пошли в соседний двор. Когда уезжали, соседи оставили ключи у меня, поэтому я пошла за ними. Не хотела, чтобы ломали дверь. Я им объяснила, что соседи выехали до начала боевых действий, и они, осмотрев все, ушли.
После их ухода я дворами побежала к родственникам мужа Абулхановым. Они живут на улице Мазаева, в 135-м доме. Хотела узнать, как у них прошла «зачистка». Когда я вошла, во дворе сидел Ахмед, ему было 70 с лишним лет, и он говорит: «К нам приходили трижды, у нас на улице трупы лежат». Я бегом к воротам, открываю их, а там...
Первый убитый, которого я увидела, был Азуев Айнди, старик 80 лет, во время обстрелов мы с ним в одном подвале укрывались. В нескольких метрах от него, у калитки, лежала Кока [Бисултанова], молодая еще женщина. Чуть дальше - Аймани [Гадаева], фамилию которой я не знаю, знаю только, что она керосином торговала. У Аймани дочь в живых осталась, успела уйти огородами, но это потом только выяснилось. Лежал пятидесятилетний Альви Хаджимурадов. Я возвратилась и сказала Ахмеду, что трупы нужно затащить в дома, иначе кошки и собаки могут соблазниться. «Солдаты приказали не трогать, они могут еще вернуться», - ответил тот.
Я ушла к себе во двор. Кроме нас с мужем там еще жили его брат и сестра - Абдулмежидовы Хусейн и Зина. У них свой дом, но двор у нас был общий. Оба они - люди в возрасте. Я говорю этой Зине, что неплохо было бы спуститься в подвал, так как солдаты не жалеют никого, ни стариков, ни женщин. А она меня успокаивает, мол, нас уже проверили и ничего уже не будет. Рассказала я о случившемся и мужу. Но и он не согласился уйти в подвал.
В то утро федералы забрали Тасуева Султана [по паспорту он - Абдурахман]. Сам он жил в Черноречье, но после того как разбили его дом, перешел к родным, в Новые Алды. Когда его уводили, солдаты потребовали деньги. Мы собрали, но тем, видимо, этого показалось мало. С деньгами на руках его и увели. Никому не разрешили идти следом. Если бы вы видели, как он орал, как кричал. ...У него глаза красные в тот момент были, с такими жилками...
Мой муж достал еще денег для Тасуевых, он надеялся освободить Султана. С ними и ушел на соседнюю улицу. А я осталась дома. И вот через некоторое время слышу у себя во дворе крики, мат ужасный. Я открываю дверь, вижу: солдаты и с ними - Абулханов Ахмед. На крыльцо вышли и Зина с Хусейном. Один из военных (он был в белом маскхалате) обернулся ко мне, посмотрел, как сейчас помню, стеклянными глазами и спросил, что я тут делаю. Я сказала, что живу здесь. Он подзывает меня, и в этот момент старик (весь такой бледный, губы у него были синие) просит: «Малика, они сейчас деньги потребуют, пойди у кого-нибудь возьми». Я к солдатам: «Ребята, у нас нет денег. Если бы были, мы бы уехали, как все люди».
И тогда они начали стрелять. Кричали при этом, что у них приказ убивать всех. Я побежала к соседям, стучала в ворота - никто не открывал. Только Дениев Алу вышел на стук и принес мне три бумажки по сто рублей. Несу я эти деньги, подхожу к своим воротам и вижу: кошка моя идет, у нее внутренности вывалились. Она идет и остановится, идет и остановится, а потом умирает. У меня ноги так и подкосились, я думала, что всех у нас во дворе убили...
Когда я протянула этому, в белом маскхалате, 300 рублей, он только посмеялся. «Разве это деньги? У вас у всех есть деньги и золото, - сказал он. - У тебя зубы тоже золотые». Я от испуга сняла серьги (их мне мама на шестнадцатилетие купила), отдаю их и прошу не убивать. А он кричит, что убивать приказано всех, подзывает солдата и говорит ему: «Заведи в дом и там ее потряси».
Когда я поднималась к себе на крыльцо, Абулханов Ахмед все еще стоял во дворе.
В доме я сразу бросилась в котельную, там за печкой и спряталась. Это было единственное, что я смогла сделать в той ситуации. И тот, который сопровождал меня, вышел назад. Он искал меня. Не найдя, вернулся снова в дом. И тут началась стрельба во дворе. Я бросилась к солдату, стала просить, умолять его, чтобы не убивал. «Тебя не убью, убьют меня», - сказал он. И такой страх меня охватил, что и бомбежки, и обстрелы, - все, что было до этого дня, все я готова была заново пережить, лишь бы он, этот солдат, отвел наведенный на меня автомат.
Он стал стрелять: в потолок, в стены, прострелил газовую плиту. И тогда я поняла - он не застрелит меня. Я схватила его за ноги и поблагодарила, что не убил. А он: «Молчи, ты уже мертвая».
Я потом узнала, что первым застрелили старика Абулханова Ахмеда. Сделал это, по-видимому, тот, что был в белом маскхалате. У себя дома погибли Зина и Хусейн. Я слышала, как кричал Хусейн: «Зина, принеси документы». Он был инвалидом и думал, наверное, что пожалеют, когда увидят его документы. Потом я собирала его косточки. У Хусейна был разбит череп, и он лежал в комнате. Труп Зины находился у порога, на ней было восемь или девять пулевых ранений.
Я молила Бога, чтобы на крики и выстрелы не прибежал мой муж. Он же рядом был, у Тасуевых. Они через три дома от нас живут. И вдруг слышу, что он зовет меня. Я выскакиваю из комнаты и кричу по-чеченски: «Уходи, уходи...» Мне повезло, что следом за мной вышел солдат, сохранивший мне жизнь. Он не стал ни о чем допытываться, удовлетворился ответом, что это солдаты прошли... Потом мне сказали: вместе с мужем на выстрелы и крики прибежал и Тасуев Шамхан. Они оба были на волосок от гибели.
Военные подожгли дом Абулхановых и их сарай, который вплотную примыкает к нашему двору. Коровы, овцы - все сгорело в этом пламени. Только после этого они ушли.
А Султана Тасуева освободить не удалось. Он был убит у дома, в котором лежали еще три убитых человека, в том числе и женщина. Мой муж и Тасуев Шамхан наткнулись на них... Фамилии убитых я не помню, знаю только, что женщина [Елена Кузнецова, см. раздел 4.3.11] была русская...»
http://memo.ru/hr/hotpoints/n-caucas/aldy2000/