Jul 09, 2009 02:59
...как мы знаем, господин К. по ночам предавался странному хобби: грыз твердыню гамбургской оперы (безусловно, лучше бы ему грызть сыр или хоть яблоко, но что уж тут поделаешь). Гамбургская опера научила его смотреть косо и видеть не то. Когда разговор о возрасте соседского пуделя растягивался более, чем на восемь минут, господин К. начинал смотреть косо, и вместо пуделя виделся ему маленький театрик, а в нем - один знакомый оркестр, а на сцене - Фредегунда, и жертвенный костер, и в него бросают волшебные травы. (А пудель бегает вокруг и вертит хвостом. Тут следует описание, на многих листах, прочих привлекательных картин, виденных господином К.: пастух переоделся нимфой и соблазняет сатира; две прекрасные дамы удят рыбку в пруду, а вестник сообщает им, что Кир побил Креза; одна из этих дам влюблена в немого юношу - и она, провоцируя странное сравнение с Антонием Падуанским, поет обращаясь к рыбкам: вы так же немы, как тот, к которому стремится душа моя, и в партии оркестра в это время молчит континуо, и т.д.).
Однажды, как пишут в сказках, "в дверь постучали". Точнее, поскольку мы говорим о жизни реальной и современной, - господину К. позвонили по телефону. И спросили, не мог бы он, господин К., выбрать несколько гамбургских арий для концерта. Господин К. осторожно мяукнул, потом каркнул, потом замычал, запнулся, сел за партитуры и пропал без вести на несколько месяцев. Через несколько месяцев лучшие арии были настрижены, скопированы, прокомментированы, упакованы и отосланы.
Вскоре последовал ответ: оркестр уже канифолит смычки, знаменитый аглицкий тенор уже выписан из Британии за дорого, публика гладит фраки, а уборщицы уже спустили с потолка хрустальную люстру в три человеческих роста, чтобы в канун грядущего события омыть ее слезами парнасских муз. Вот только одно небольшое затруднение: не хватает еще парочки теноровых арий, да капо, виртуозных, с красиво развитой партией оркестра.
Хо-хо. Знали бы вы, как убийственны могут быть подобные сладкие речи! Господин К. лег на кушетку, накрылся простыней и постарался умереть. У него не вышло. Он вылез из-под простыни и, глядя в небеса, промолвил тихо и решительно: в Гамбурге не писали таких арий. Ни одной. *Тут следует подробное описание душевных мук господина К. Уже пытался он взяться за перо, и за шариковую ручку, и за плохо наточенный карандаш - чтобы создать требуемый шедевр, подписать его фамилией Бранденбюхера, спешно поехать в калужскую губернию, уговорить свою племянницу стать правнучкой Бранденбюхера, позабытого гамбургского композитора, поселившегося в брянских лесах и писавшего молоком дикой медведицы... Но ария не выходила.
Уже мерещилась ему гамбургская редакция Юлия Цезаря: раненый герой пел Aure! - и это был не кастрат, а прекрасный тенор, причем дальше следовал немецкий текст; но тут галлюцинация брала свое, и в ответ на зовущее Aure! из-за кулис осторожно и вкрадчиво выползал нильский крокодил.
Наконец, господин К. решился на страшный шаг...
ВАШИ ВАРИАНТЫ?