Харакири
Оригинал взят у buividas333 в Харакири
Я планировал вскрыть брюшную полость и вывалить свои кишки со словами: «Что, крови моей хотели? Нате, жрите, сволочи!»
ЛитРес - маркет электронных книг №1 в России. Читайте ПЯТЬ моих книг на ЛитРес: http://www.litres.ru/viktor-buyvidas/pesa-dlya-shpionki/
Понимая, к чему все идет, и ни секунды не сомневаясь в реальности угроз, я давно принял решение. Хотелось жить, но жалобу из суда отзывать совсем не хотелось. Что делать? Надо сделать так, чтобы меня увезли из этой ненавистной колонии. От осужденных я слышал много историй о разрезанных венах, вспоротых животах и перерезанных шеях. Зеки калечили себя, чтобы уехать из зоны и попасть в тюремную больницу. Более экзотические способы, как поедание иголок или гвоздей, закатанных в хлебный мякиш, я не рассматривал. Хотя способ надежный. Проглотишь - и спасет только операция… Я долго ломал голову, на чем остановиться, и после глубоких раздумий сделал свой нелегкий выбор. Меня терзала мысль о том, что подумает мой сын, если моя попытка окажется неудачной, а точнее, слишком удачной. Я не хотел, чтобы меня считали самоубийцей. Мой план был расписан по шагам…
Вечерняя проверка. Сумрачный зимний день, идет небольшой мокрый снег. В ожидании звонка осужденные спокойно прогуливаются по небольшому дворику. Зазвенит звонок, зеки встанут в строй, и начнется проверка. Я спокойно прогуливаюсь среди зеков и делаю вид, что участвую в разговоре. На самом деле я не слышу, что они говорят, я весь в своих мыслях. Под застегнутой телогрейкой - голое тело. Роба расстегнута и подвернута так, чтобы не мешать задуманному. Холодный ветер покусывает кожу. В руке, между пальцами, я сжимаю лезвие. В нагрудном кармане у меня спрятано еще одно, запасное, на всякий случай. Слышится звонок. У каждого зека свое место в строю. Мы строимся и ждем. Бешено колотится сердце, мне не хватает воздуха.
- Иванов! - кричит дежурный.
- Петр Николаевич, - вторит ему осужденный и выходит из строя.
Я слышу фамилии: Николаев, Лизочкин, Панин.
Следующей идет моя фамилия.
- Переверзин, - доносится до меня.
- Владимир Иванович, - ору я и выхожу из строя, считая шаги.
Раз, два - повернувшись спиной к дежурному, я удаляюсь из строя, на ходу расстегивая телогрейку.
Три, четыре - я с удивлением смотрю на свой оголенный живот и лезвие в правой руке.
Пять, шесть - лезвие входит в живот, словно в масло.
Первый удар был самый трудный, недостаточно глубокий, но самый важный. После него тебя накрывает волна адреналина, и ты, не чувствуя боли, входишь в раж…
Я планировал вскрыть брюшную полость и вывалить свои кишки со словами: «Что, крови моей хотели? Нате, жрите, сволочи!»
Далее я вижу все со стороны, откуда-то сбоку и сверху. Вижу изумленные лица дневальных, с застывшими в криках ртами. Они со всех ног несутся ко мне, окружают, набрасываются и облепляют со всех сторон. У меня не было сил, да и, наверное, желания сопротивляться, я смог лишь слабым голосом, пересохшим ртом прохрипеть: «Свободу политзаключенным!»
Раны оказались недостаточно серьезными, и все осталось на своих местах. Внутренности оставались на своем месте, а я - на своем, в колонии. Правда, уже в другом, 11-м отряде - «Отряде с улучшенными условиями содержания осужденных».
На память о произошедших событиях у меня на животе остались шрамы…
Мне недолго пришлось наслаждаться улучшенными условиями одиннадцатого отряда. Сработало письмо Реймеру (начальнику Федеральной службы исполнения наказаний. - Ред.) о моем переводе в другую колонию. И я опять собираюсь на этап.
На прощание капитан Рыбаков скажет мне: «Ну что ты нам, нехороший человек, гадил, жаловался на нас?! Мы здесь ни при чем! Нам лично на тебя наплевать, нам из Москвы звонили и просили тебя прессануть».
Я долго не мог поверить, что у кого-то в Москве имеется такой нездоровый интерес к моей персоне.
Автор Владимир Переверзин. Отрывок из книги.
Я планировал вскрыть брюшную полость и вывалить свои кишки со словами: «Что, крови моей хотели? Нате, жрите, сволочи!»
ЛитРес - маркет электронных книг №1 в России. Читайте ПЯТЬ моих книг на ЛитРес: http://www.litres.ru/viktor-buyvidas/pesa-dlya-shpionki/
Понимая, к чему все идет, и ни секунды не сомневаясь в реальности угроз, я давно принял решение. Хотелось жить, но жалобу из суда отзывать совсем не хотелось. Что делать? Надо сделать так, чтобы меня увезли из этой ненавистной колонии. От осужденных я слышал много историй о разрезанных венах, вспоротых животах и перерезанных шеях. Зеки калечили себя, чтобы уехать из зоны и попасть в тюремную больницу. Более экзотические способы, как поедание иголок или гвоздей, закатанных в хлебный мякиш, я не рассматривал. Хотя способ надежный. Проглотишь - и спасет только операция… Я долго ломал голову, на чем остановиться, и после глубоких раздумий сделал свой нелегкий выбор. Меня терзала мысль о том, что подумает мой сын, если моя попытка окажется неудачной, а точнее, слишком удачной. Я не хотел, чтобы меня считали самоубийцей. Мой план был расписан по шагам…
Вечерняя проверка. Сумрачный зимний день, идет небольшой мокрый снег. В ожидании звонка осужденные спокойно прогуливаются по небольшому дворику. Зазвенит звонок, зеки встанут в строй, и начнется проверка. Я спокойно прогуливаюсь среди зеков и делаю вид, что участвую в разговоре. На самом деле я не слышу, что они говорят, я весь в своих мыслях. Под застегнутой телогрейкой - голое тело. Роба расстегнута и подвернута так, чтобы не мешать задуманному. Холодный ветер покусывает кожу. В руке, между пальцами, я сжимаю лезвие. В нагрудном кармане у меня спрятано еще одно, запасное, на всякий случай. Слышится звонок. У каждого зека свое место в строю. Мы строимся и ждем. Бешено колотится сердце, мне не хватает воздуха.
- Иванов! - кричит дежурный.
- Петр Николаевич, - вторит ему осужденный и выходит из строя.
Я слышу фамилии: Николаев, Лизочкин, Панин.
Следующей идет моя фамилия.
- Переверзин, - доносится до меня.
- Владимир Иванович, - ору я и выхожу из строя, считая шаги.
Раз, два - повернувшись спиной к дежурному, я удаляюсь из строя, на ходу расстегивая телогрейку.
Три, четыре - я с удивлением смотрю на свой оголенный живот и лезвие в правой руке.
Пять, шесть - лезвие входит в живот, словно в масло.
Первый удар был самый трудный, недостаточно глубокий, но самый важный. После него тебя накрывает волна адреналина, и ты, не чувствуя боли, входишь в раж…
Я планировал вскрыть брюшную полость и вывалить свои кишки со словами: «Что, крови моей хотели? Нате, жрите, сволочи!»
Далее я вижу все со стороны, откуда-то сбоку и сверху. Вижу изумленные лица дневальных, с застывшими в криках ртами. Они со всех ног несутся ко мне, окружают, набрасываются и облепляют со всех сторон. У меня не было сил, да и, наверное, желания сопротивляться, я смог лишь слабым голосом, пересохшим ртом прохрипеть: «Свободу политзаключенным!»
Раны оказались недостаточно серьезными, и все осталось на своих местах. Внутренности оставались на своем месте, а я - на своем, в колонии. Правда, уже в другом, 11-м отряде - «Отряде с улучшенными условиями содержания осужденных».
На память о произошедших событиях у меня на животе остались шрамы…
Мне недолго пришлось наслаждаться улучшенными условиями одиннадцатого отряда. Сработало письмо Реймеру (начальнику Федеральной службы исполнения наказаний. - Ред.) о моем переводе в другую колонию. И я опять собираюсь на этап.
На прощание капитан Рыбаков скажет мне: «Ну что ты нам, нехороший человек, гадил, жаловался на нас?! Мы здесь ни при чем! Нам лично на тебя наплевать, нам из Москвы звонили и просили тебя прессануть».
Я долго не мог поверить, что у кого-то в Москве имеется такой нездоровый интерес к моей персоне.
Автор Владимир Переверзин. Отрывок из книги.