«Права человека» Всеобщей декларации
Оригинал взят у repin в «Права человека» Всеобщей декларации
Можно говорить глупости, но не торжественным тоном.
Юлиан Тувим
65 лет назад, 10 декабря 1948 года, на 183-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН в Париже, в Пале де Шайо была принята Всеобщая декларация прав человека (далее Декларация): 48 голосов - «за» при восьми воздержавшихся. Декларация - самый переводимый документ: она переведена более чем на 360 языков мира. Она легла в основу конституций многих государств, в том числе в основу Конституции России.
Однако Декларацию трудно назвать документом о правах.
Права лишь на первый взгляд общеизвестный феномен. Стоит вчитаться в Декларацию, как обнаруживаешь, что это не так. Декларация, не определив права, вводит более сложные конструкции: права и свободы (ст. 2), право на свободу (ст. 3) и даже три права на права:
- право на признание правосубъектности (ст. 6),
- право на восстановление в правах (ст. 8) и
- право на осуществление прав (ст. 22).
Право на права - конструкция, которая позволяет создавать оксюмороны, недопустимые в законах. Ведь прежде чем отстаивать свои права, нужно доказать, что у тебя есть право на эти права. А когда докажешь, может оказаться, что у тебя есть право на права, но нет прав, на которые имеешь право. То же самое с правом на свободу: есть право на свободу, но нет свободы, на которую имеешь право, или, наоборот: есть свобода, но нет права на неё.
Интуитивно, права - это защищаемые законом и общественным мнением возможности. Но правоведы не уверены, что права - это возможности, и чтобы развеять сомнение говорят о правовых возможностях или правомочиях. Некоторые юристы связывают права не с возможностями, а с отсутствием запретов. Скажем, у мужчин и женщин равные права, включая право рожать. Ведь никому не запрещено рожать. Возможности рожать у мужчины нет, хотя право есть.
Права без возможностей - это утешительный лозунг, а не права. Достигнуть равноправия, когда права - не возможности, проще простого. Труднее научить радоваться правам без возможностей. Например, праву на жилище (ст. 25), когда нет жилища.
Декларация иногда допускает понимание прав как защищаемых возможностей. Она в статье 17 признаёт имущество защищаемой возможностью, заявляя: «Никто не должен быть произвольно лишён своего имущества». Если имущество - защищаемая Декларацией возможность, то имущество имеет все признаки права, и чем больше имущества, в том числе денег, тем больше прав. Но с другой стороны, Декларация в статье 2, наделяя каждого всеми правами и всеми свободами без различения имущественного положения, не включает имущество в состав прав и свобод. Так и остаёшься в недоумении: имущество прибавляет прав или нет?
Имущество может быть правом, потому что подлежит защите, а может быть и не правом, потому что при включении имущества в права пропадает равноправие, столь любимое авторами Декларации.
Непротиворечивый язык о праве, а, значит, о справедливости - нерешённая проблема. Декларация заслоняет эту проблему, прячет её, создаёт ощущение, что непротиворечивый язык о праве давно существует.
Людям, которые ориентируются на Декларацию, кажется, что они говорят разумные вещи, в то время как они говорят глупости. Например, о праве каждого без исключения на неприкосновенность (ст. 3), о «достоинстве, присущем всем членам человеческой семьи» (преамбула). Но преступно провозглашать неприкосновенность каждого, когда существуют опасные преступники, и недостойно называть недостойного достойным.
Декларация создаёт ложное ощущение, что вопросы права, справедливости находятся в центре внимания государственных деятелей и учёных правоведов. На самом деле Декларация со своими «правами человека» имеет такое же отношение к праву, как прогрессивный паралич к прогрессу. И это не только моё мнение.
Вот что написал о Декларации Ф. Хайек в книге «Право, законодательство и свобода»: «Концепция всеобщих прав, гарантирующая крестьянину, эскимосу и, предположительно, даже снежному человеку «оплачиваемый периодический отпуск» показывает абсурдность всей затеи. Если бы у авторов этого документа была хоть толика здравого смысла, они бы поняли, что права, декретированные ими как всеобщие…, совершенно недостижимы, а формальное провозглашение их правами является безответственной игрой с концепцией «прав», которая может привести только к утрате уважения к ней» [с. 273].
Декларация - хороший повод для тусовок, для салонных разговоров о правах человека и о его свободах, о равенстве и братстве, о разуме и совести и о прочих необременительных вещах. Но на основе Декларации нельзя писать справедливые законы, потому что сами «права человека» - конструкция сомнительной грамотности. Ведь права, защищаемые при помощи писаных законов и деклараций, исключительно человеческая традиция, как, скажем, наука или литература. Нам не известны другие существа, кроме людей, которые бы, скажем, писали книги или иным образом развёрнуто сообщали о своих чувствах. Странно звучали бы «наука человека» или «литература человека». Поэтому выражение «права человека» вызывает подозрение, что права бывают не только у человека, что есть ещё какие-то нечеловеческие права. Но нам, людям никто не предъявляет свои нечеловеческие права. «Права человека» - дезориентирующий плеоназм, типа «глаза зрения» или «буквы чтения».
«Права человека» широко пошли в массы с принятием Национальным Учредительным собранием 26 августа 1789 г. Déclaration des Droits de l'Homme et du Citoyen. После принятия этой декларации одни французы несколько лет подряд усилено рубили головы другим французам, уравнивая таким манером всех французов в «правах человека».
Выражение «права человека» вызывает ощущение, что права, с которыми нужно считаться людям, бывают не только у людей. Например, что права бывают или должны быть у китов, если за них борются зелёные. Но зелёные, чтобы они ни говорили, борются не за наделение китов правами, они борются за наделение себя правами преследовать китобоев.
Для того чтобы быть субъектом права необходимы два условия:
1) нужно быть опасным конкурентом того, кому субъект заявляет о своих правах,
2) нужно уметь согласовывать свои дела с конкурентами.
Киты не удовлетворяют ни одному из этих условий. Киты не являются опасными конкурентами китобоев. Самое плохое, что киты могут сделать китобоям, это умчать предмет конкуренции - свою плоть подальше от китобоев, не попасться на их гарпун и не стать их жертвой. А вот зелёные для китобоев опасны.
Не умеют киты и согласовывать свои дела с китобоями. Поэтому китобоям придётся согласовывать свой промысел с зелёными, а не с китами. Договариваться о правах, предъявлять их друг другу и отстаивать их в суде могут китобои, могут зелёные, но не могут киты.
Итак, права бывают только у людей, но выражение «права человека» провоцирует думать иначе.
Декларация задаёт негодные образцы классификации без чёткого основания. Декларация делит «права человека» на политические, гражданские, экономические, социальные и культурные. Такое деление плодит новые плеоназмы, поскольку все права в том или ином смысле являются политическим, гражданским, экономическим, социальным или культурным феноменом.
Когда чеховский унтер Пришибеев мычит: «утоплый труп мёртвого человека», оправдываясь в суде, - это смешно. Но когда о «равенстве прав и свобод человека и гражданина» говорят законодатели и судьи - тоскливо.
Можно говорить глупости, но не торжественным тоном.
Юлиан Тувим
65 лет назад, 10 декабря 1948 года, на 183-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН в Париже, в Пале де Шайо была принята Всеобщая декларация прав человека (далее Декларация): 48 голосов - «за» при восьми воздержавшихся. Декларация - самый переводимый документ: она переведена более чем на 360 языков мира. Она легла в основу конституций многих государств, в том числе в основу Конституции России.
Однако Декларацию трудно назвать документом о правах.
Права лишь на первый взгляд общеизвестный феномен. Стоит вчитаться в Декларацию, как обнаруживаешь, что это не так. Декларация, не определив права, вводит более сложные конструкции: права и свободы (ст. 2), право на свободу (ст. 3) и даже три права на права:
- право на признание правосубъектности (ст. 6),
- право на восстановление в правах (ст. 8) и
- право на осуществление прав (ст. 22).
Право на права - конструкция, которая позволяет создавать оксюмороны, недопустимые в законах. Ведь прежде чем отстаивать свои права, нужно доказать, что у тебя есть право на эти права. А когда докажешь, может оказаться, что у тебя есть право на права, но нет прав, на которые имеешь право. То же самое с правом на свободу: есть право на свободу, но нет свободы, на которую имеешь право, или, наоборот: есть свобода, но нет права на неё.
Интуитивно, права - это защищаемые законом и общественным мнением возможности. Но правоведы не уверены, что права - это возможности, и чтобы развеять сомнение говорят о правовых возможностях или правомочиях. Некоторые юристы связывают права не с возможностями, а с отсутствием запретов. Скажем, у мужчин и женщин равные права, включая право рожать. Ведь никому не запрещено рожать. Возможности рожать у мужчины нет, хотя право есть.
Права без возможностей - это утешительный лозунг, а не права. Достигнуть равноправия, когда права - не возможности, проще простого. Труднее научить радоваться правам без возможностей. Например, праву на жилище (ст. 25), когда нет жилища.
Декларация иногда допускает понимание прав как защищаемых возможностей. Она в статье 17 признаёт имущество защищаемой возможностью, заявляя: «Никто не должен быть произвольно лишён своего имущества». Если имущество - защищаемая Декларацией возможность, то имущество имеет все признаки права, и чем больше имущества, в том числе денег, тем больше прав. Но с другой стороны, Декларация в статье 2, наделяя каждого всеми правами и всеми свободами без различения имущественного положения, не включает имущество в состав прав и свобод. Так и остаёшься в недоумении: имущество прибавляет прав или нет?
Имущество может быть правом, потому что подлежит защите, а может быть и не правом, потому что при включении имущества в права пропадает равноправие, столь любимое авторами Декларации.
Непротиворечивый язык о праве, а, значит, о справедливости - нерешённая проблема. Декларация заслоняет эту проблему, прячет её, создаёт ощущение, что непротиворечивый язык о праве давно существует.
Людям, которые ориентируются на Декларацию, кажется, что они говорят разумные вещи, в то время как они говорят глупости. Например, о праве каждого без исключения на неприкосновенность (ст. 3), о «достоинстве, присущем всем членам человеческой семьи» (преамбула). Но преступно провозглашать неприкосновенность каждого, когда существуют опасные преступники, и недостойно называть недостойного достойным.
Декларация создаёт ложное ощущение, что вопросы права, справедливости находятся в центре внимания государственных деятелей и учёных правоведов. На самом деле Декларация со своими «правами человека» имеет такое же отношение к праву, как прогрессивный паралич к прогрессу. И это не только моё мнение.
Вот что написал о Декларации Ф. Хайек в книге «Право, законодательство и свобода»: «Концепция всеобщих прав, гарантирующая крестьянину, эскимосу и, предположительно, даже снежному человеку «оплачиваемый периодический отпуск» показывает абсурдность всей затеи. Если бы у авторов этого документа была хоть толика здравого смысла, они бы поняли, что права, декретированные ими как всеобщие…, совершенно недостижимы, а формальное провозглашение их правами является безответственной игрой с концепцией «прав», которая может привести только к утрате уважения к ней» [с. 273].
Декларация - хороший повод для тусовок, для салонных разговоров о правах человека и о его свободах, о равенстве и братстве, о разуме и совести и о прочих необременительных вещах. Но на основе Декларации нельзя писать справедливые законы, потому что сами «права человека» - конструкция сомнительной грамотности. Ведь права, защищаемые при помощи писаных законов и деклараций, исключительно человеческая традиция, как, скажем, наука или литература. Нам не известны другие существа, кроме людей, которые бы, скажем, писали книги или иным образом развёрнуто сообщали о своих чувствах. Странно звучали бы «наука человека» или «литература человека». Поэтому выражение «права человека» вызывает подозрение, что права бывают не только у человека, что есть ещё какие-то нечеловеческие права. Но нам, людям никто не предъявляет свои нечеловеческие права. «Права человека» - дезориентирующий плеоназм, типа «глаза зрения» или «буквы чтения».
«Права человека» широко пошли в массы с принятием Национальным Учредительным собранием 26 августа 1789 г. Déclaration des Droits de l'Homme et du Citoyen. После принятия этой декларации одни французы несколько лет подряд усилено рубили головы другим французам, уравнивая таким манером всех французов в «правах человека».
Выражение «права человека» вызывает ощущение, что права, с которыми нужно считаться людям, бывают не только у людей. Например, что права бывают или должны быть у китов, если за них борются зелёные. Но зелёные, чтобы они ни говорили, борются не за наделение китов правами, они борются за наделение себя правами преследовать китобоев.
Для того чтобы быть субъектом права необходимы два условия:
1) нужно быть опасным конкурентом того, кому субъект заявляет о своих правах,
2) нужно уметь согласовывать свои дела с конкурентами.
Киты не удовлетворяют ни одному из этих условий. Киты не являются опасными конкурентами китобоев. Самое плохое, что киты могут сделать китобоям, это умчать предмет конкуренции - свою плоть подальше от китобоев, не попасться на их гарпун и не стать их жертвой. А вот зелёные для китобоев опасны.
Не умеют киты и согласовывать свои дела с китобоями. Поэтому китобоям придётся согласовывать свой промысел с зелёными, а не с китами. Договариваться о правах, предъявлять их друг другу и отстаивать их в суде могут китобои, могут зелёные, но не могут киты.
Итак, права бывают только у людей, но выражение «права человека» провоцирует думать иначе.
Декларация задаёт негодные образцы классификации без чёткого основания. Декларация делит «права человека» на политические, гражданские, экономические, социальные и культурные. Такое деление плодит новые плеоназмы, поскольку все права в том или ином смысле являются политическим, гражданским, экономическим, социальным или культурным феноменом.
Когда чеховский унтер Пришибеев мычит: «утоплый труп мёртвого человека», оправдываясь в суде, - это смешно. Но когда о «равенстве прав и свобод человека и гражданина» говорят законодатели и судьи - тоскливо.