Из чего рождалась диссида
Оригинал взят у rimmir в Из чего рождалась диссида
Оригинал взят у dzecko в Из чего рождалась диссида
Мне в руки попалась книга воспоминаний Анатолия Гладилина. Был такой писатель - один из первых обозначил в журнале "Юность" прозу нового поколения шестидесятников. Помню, с каким интересом я читал его рассказы в подборках "Юности" за 50-60-е годы. Вообще, благодаря подшивкам этого журнала, обнаруженным мною у бабушки на чердаке, так получилось, что я, родившийся в 67-м году, вырос на литературе 60-х. И хотя к тому моменту, как я начал читать, большая их часть уже покинула страну и перешла в разряд запрещенных, или нежелательных авторов, я с удовольствием вчитывался в их прозу и стихи. Это Анатолий Гладилин, Анатолий Кузнецов, Василий Аксенов, Михаил Анчаров, Булат Окуджава, Виктор Некрасов, Владимир Максимов, Александр Солженицын (того, правда, я обнаружил в подшивках "Нового мира"). Все эти имена для меня были так же естественны и на слуху, как и писатели, властью обласканные.
И вот я читаю книгу своего кумира детства Анатолия Гладилина "Улица генералов. Попытка мемуаров" и ощущаю, как слетает с этих имен бунтарский флер. Ведь на самом-то деле многие из них - самая настоящая "золотая молодежь". Детки действующей или бывшей партноменклоты.
Сам Анатолий Гладилин - москвич, по его же признанию сын старых большевиков. Как-то он пишет, что, оставшись без работы, году в 1962 решил прибегнуть к помощи дяди своей жены. А кто у нас был тогда дядя? Дядя был замминистром чего-то там в Литве.
Василий Аксенов - сын советского партийного деятеля, председателя Казанского городского совета депутатов трудящихся, репрессированного в 1937-м году. Но до 37-го года был правоверным большевиком с 1918 года, продотрядовцем.
Булат Окуджава - опять же сын репрессированных грузинских революционеров. Отец бывал даже секретарем Тбилисского горкома.
Причем, читаешь про мытарства того же Гладилина, и понимаешь, что власть с ними всеми нянчилась как с неразумными детишками. Они ее ненавидели, а власть посылала их в санаторий в Дубулту, платила бешеные гонорары. Ну можно ли сегодня представить, что на гонорар от публикации своей повести в "Юности" можно будет купить машину? Причем, машина тогда в 60-е годы, и машина сейчас - это совершенно разные по доступности товары.
А с каким упоением он рассказывает о том, как они раскопали в каких-то трущобах Новеллу Матвееву? Сейчас найду этот кусочек:
"Мы зашли в здание барачного типа, постучали в дверь, которую мальчишки нам указали. Тишина. Потом тонкий женский голос: “Входите, дверь не заперта”. Мы зашли и застыли. От удивления и потому что негде было повернуться. Это была не квартира и даже не комната, а какое-то складское помещение размером с московскую малогабаритную кухню. На склад похоже, потому что забито почти до потолка какими-то тюфяками. При слабом дневном свете из крошечного окошка мы не сразу различили контуры женщины, которая лежала в пальто на матраце, поверх этих тюфяков. В комнате было холодно, как на улице. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел на полу ведро воды (вода подернута пленкой льда), деревянный столик, а на нем чайник и электроплитка. С потолка свисала лампочка без абажура. Но она не горела. Хозяева явно экономили электричество.
Мы спросили: “Вы Новелла Матвеева?” “Да”, - ответила тонким голосом женщина неопределенных лет. “Вы писали стихи?” “Да, я пишу стихи”. Мы говорим: “Мы из "Комсомольской правды", собирайтесь, поехали к нам в редакцию”. Щелкнули выключателем, и при свете она оказалась совсем молодой девушкой, правда, лицо бледное, опухшее. Она сказала: “Только я записку маме напишу. А вы меня обратно привезете?” “Конечно, привезем. Но возьмите с собой ваши стихи”. Она вытащила из-под тюфяков толстую тетрадку: “Мои стихи всегда при мне”. Новелла, видимо, никогда не ездила в машине, ее укачивало. Несколько раз мы останавливались, выводили Новеллу на снег. Ее выворачивало... Тем не менее до “Комсомольской правды” мы ее довезли.
В газете на пятом или шестом этаже была специальная квартира для собкоров или важных иногородних гостей. Туда Новеллу и поселили. Наши девки (так мы, любя, называли наших журналисток, секретарш, машинисток - все-таки в “Комсомолке” работали в основном молодые женщины) тут же взяли над Новеллой шефство - кормили ее, обхаживали, привели врача. А когда обнаружили, что у Новеллы нет даже нижнего белья - ахнули, собрали деньги, побежали в галантерею и купили ей самое нужное. Мы тем временем заставили машбюро срочно распечатать всю ее тетрадь и уже потом, обложившись машинописными листками, резали их и клеили. Стихов у Новеллы было много, но почти в каждом соседствовали замечательные строчки и откровенная графомания. Графоманию мы с Елкиным жестоко вырезали, монтировали хорошие куски и стихи подбирали так, чтоб всего было в меру - лирики, природы, исторических экскурсов - словом, делали все, чтоб подборка хоть как-то соответствовала профилю “Комсомольской правды”. Елкин лучше меня понимал, что указание Карпинского - большой козырь, но всегда найдутся охотники угробить стихи Матвеевой за безыдейность и ущербность. Елкин сочинил Новелле соответствующую биографию. Нельзя было написать, что Новелла - домработница в семье военного, что у нее нет даже четырехлетнего образования (нонсенс при обязательной восьмилетней школе!). У Елкина Матвеева работала в колхозе пастушкой, школу оставила по болезни, однако читала много книг, а уроки на дому ей давала мама, сама школьная учительница (что соответствовало истине)."
А теперь залезем в Вики:
"Отец Новеллы Матвеевой Николай Николаевич Матвеев-Бодрый - по профессии географ, историк-краевед Дальнего Востока, действительный член Всесоюзного географического общества, по мировоззрению - романтик (отсюда имена детей - Новелла и Роальд). Мать - Малькова Надежда Тимофеевна, преподаватель литературы, поэтесса, печатавшаяся под псевдонимом Матвеева-Орленева. Дед Николай Петрович Матвеев-Амурский также был писателем и автором первой «Истории города Владивостока», долгие годы жил в Японии. Двоюродный брат Иван Венедиктович Елагин (настоящая фамилия - Матвеев) - поэт русского зарубежья.
C 1950 по 1957 год Матвеева работала в детдоме Щёлковского района Московской области." И кстати, папа ее скончался только в 1979 году.
Занятные расхождения? То есть, как я понимаю, у Новеллы Матвеевой были нормальная семья и вполне нормальные условия (по крайней мере обычные для большинства советских людей), но в глазах нашей золотой молодежи это показалось ужасной нищетою.
И кстати, почти все наши эмигранты считали своим долгом что-нибудь написать в серию "Пламенные революционеры". Анатолий Кузнецов даже на Запад сбежал таким образом. Взял заказ на написание книги о пребывании Ленина в Лондоне, под это выбил командировку в Лондон и там остался на ПМЖ.
Ну пойдем по списку серии
Анатолий Гладилин - написал "Евангелие от Робеспьера" (1971) и "Сны Шлиссельбургской крепости" (1974) об Ипполите Мышкине. Эмигрировал в 1976 году.
Василий Аксенов - "Любовь к электричеству" про Леонида Красина (1971). Эмигрировал в 1980-м.
Владимир Войнович - "Степень доверия" про Веру Фигнер (1972). Эмигрировал в 1980-м.
Лев Рубинштейн - "Путь в тысячу ри" про Сэн Катаяму. Эмигрировал в 1981-м.
Булат Окуджава - "Глоток свободы" про Павла Пестеля. Находился во внутренней эмиграции, так сказать.
Владимир Корнилов - "Сказать не желаю" (1973) про Виктора Обнорского. В 1977 году исключен из членов СП за поддержку Сахарова.
Лев Славин - "Неистовый" о Виссарионе Белинском. А до этого в 1966-м подписывал письма в поддержку Даниэля и Синявского.
Раиса Орлова - "Поднявший меч" о Джоне Брауне. Эмигрировала.
Марк Поповский - "Побежденное время" о Николае Морозове (1975). Диссидент с начала 70-х. Эмигрировал в 1977-м.
Игорь Ефимов - Свергнуть всякое иго: Повесть о Джоне Лилбёрне (1977). Эмигрировал в том же году.
И это только те, о ком я хоть что-то нашел в Вики.
Оригинал взят у dzecko в Из чего рождалась диссида
Мне в руки попалась книга воспоминаний Анатолия Гладилина. Был такой писатель - один из первых обозначил в журнале "Юность" прозу нового поколения шестидесятников. Помню, с каким интересом я читал его рассказы в подборках "Юности" за 50-60-е годы. Вообще, благодаря подшивкам этого журнала, обнаруженным мною у бабушки на чердаке, так получилось, что я, родившийся в 67-м году, вырос на литературе 60-х. И хотя к тому моменту, как я начал читать, большая их часть уже покинула страну и перешла в разряд запрещенных, или нежелательных авторов, я с удовольствием вчитывался в их прозу и стихи. Это Анатолий Гладилин, Анатолий Кузнецов, Василий Аксенов, Михаил Анчаров, Булат Окуджава, Виктор Некрасов, Владимир Максимов, Александр Солженицын (того, правда, я обнаружил в подшивках "Нового мира"). Все эти имена для меня были так же естественны и на слуху, как и писатели, властью обласканные.
И вот я читаю книгу своего кумира детства Анатолия Гладилина "Улица генералов. Попытка мемуаров" и ощущаю, как слетает с этих имен бунтарский флер. Ведь на самом-то деле многие из них - самая настоящая "золотая молодежь". Детки действующей или бывшей партноменклоты.
Сам Анатолий Гладилин - москвич, по его же признанию сын старых большевиков. Как-то он пишет, что, оставшись без работы, году в 1962 решил прибегнуть к помощи дяди своей жены. А кто у нас был тогда дядя? Дядя был замминистром чего-то там в Литве.
Василий Аксенов - сын советского партийного деятеля, председателя Казанского городского совета депутатов трудящихся, репрессированного в 1937-м году. Но до 37-го года был правоверным большевиком с 1918 года, продотрядовцем.
Булат Окуджава - опять же сын репрессированных грузинских революционеров. Отец бывал даже секретарем Тбилисского горкома.
Причем, читаешь про мытарства того же Гладилина, и понимаешь, что власть с ними всеми нянчилась как с неразумными детишками. Они ее ненавидели, а власть посылала их в санаторий в Дубулту, платила бешеные гонорары. Ну можно ли сегодня представить, что на гонорар от публикации своей повести в "Юности" можно будет купить машину? Причем, машина тогда в 60-е годы, и машина сейчас - это совершенно разные по доступности товары.
А с каким упоением он рассказывает о том, как они раскопали в каких-то трущобах Новеллу Матвееву? Сейчас найду этот кусочек:
"Мы зашли в здание барачного типа, постучали в дверь, которую мальчишки нам указали. Тишина. Потом тонкий женский голос: “Входите, дверь не заперта”. Мы зашли и застыли. От удивления и потому что негде было повернуться. Это была не квартира и даже не комната, а какое-то складское помещение размером с московскую малогабаритную кухню. На склад похоже, потому что забито почти до потолка какими-то тюфяками. При слабом дневном свете из крошечного окошка мы не сразу различили контуры женщины, которая лежала в пальто на матраце, поверх этих тюфяков. В комнате было холодно, как на улице. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел на полу ведро воды (вода подернута пленкой льда), деревянный столик, а на нем чайник и электроплитка. С потолка свисала лампочка без абажура. Но она не горела. Хозяева явно экономили электричество.
Мы спросили: “Вы Новелла Матвеева?” “Да”, - ответила тонким голосом женщина неопределенных лет. “Вы писали стихи?” “Да, я пишу стихи”. Мы говорим: “Мы из "Комсомольской правды", собирайтесь, поехали к нам в редакцию”. Щелкнули выключателем, и при свете она оказалась совсем молодой девушкой, правда, лицо бледное, опухшее. Она сказала: “Только я записку маме напишу. А вы меня обратно привезете?” “Конечно, привезем. Но возьмите с собой ваши стихи”. Она вытащила из-под тюфяков толстую тетрадку: “Мои стихи всегда при мне”. Новелла, видимо, никогда не ездила в машине, ее укачивало. Несколько раз мы останавливались, выводили Новеллу на снег. Ее выворачивало... Тем не менее до “Комсомольской правды” мы ее довезли.
В газете на пятом или шестом этаже была специальная квартира для собкоров или важных иногородних гостей. Туда Новеллу и поселили. Наши девки (так мы, любя, называли наших журналисток, секретарш, машинисток - все-таки в “Комсомолке” работали в основном молодые женщины) тут же взяли над Новеллой шефство - кормили ее, обхаживали, привели врача. А когда обнаружили, что у Новеллы нет даже нижнего белья - ахнули, собрали деньги, побежали в галантерею и купили ей самое нужное. Мы тем временем заставили машбюро срочно распечатать всю ее тетрадь и уже потом, обложившись машинописными листками, резали их и клеили. Стихов у Новеллы было много, но почти в каждом соседствовали замечательные строчки и откровенная графомания. Графоманию мы с Елкиным жестоко вырезали, монтировали хорошие куски и стихи подбирали так, чтоб всего было в меру - лирики, природы, исторических экскурсов - словом, делали все, чтоб подборка хоть как-то соответствовала профилю “Комсомольской правды”. Елкин лучше меня понимал, что указание Карпинского - большой козырь, но всегда найдутся охотники угробить стихи Матвеевой за безыдейность и ущербность. Елкин сочинил Новелле соответствующую биографию. Нельзя было написать, что Новелла - домработница в семье военного, что у нее нет даже четырехлетнего образования (нонсенс при обязательной восьмилетней школе!). У Елкина Матвеева работала в колхозе пастушкой, школу оставила по болезни, однако читала много книг, а уроки на дому ей давала мама, сама школьная учительница (что соответствовало истине)."
А теперь залезем в Вики:
"Отец Новеллы Матвеевой Николай Николаевич Матвеев-Бодрый - по профессии географ, историк-краевед Дальнего Востока, действительный член Всесоюзного географического общества, по мировоззрению - романтик (отсюда имена детей - Новелла и Роальд). Мать - Малькова Надежда Тимофеевна, преподаватель литературы, поэтесса, печатавшаяся под псевдонимом Матвеева-Орленева. Дед Николай Петрович Матвеев-Амурский также был писателем и автором первой «Истории города Владивостока», долгие годы жил в Японии. Двоюродный брат Иван Венедиктович Елагин (настоящая фамилия - Матвеев) - поэт русского зарубежья.
C 1950 по 1957 год Матвеева работала в детдоме Щёлковского района Московской области." И кстати, папа ее скончался только в 1979 году.
Занятные расхождения? То есть, как я понимаю, у Новеллы Матвеевой были нормальная семья и вполне нормальные условия (по крайней мере обычные для большинства советских людей), но в глазах нашей золотой молодежи это показалось ужасной нищетою.
И кстати, почти все наши эмигранты считали своим долгом что-нибудь написать в серию "Пламенные революционеры". Анатолий Кузнецов даже на Запад сбежал таким образом. Взял заказ на написание книги о пребывании Ленина в Лондоне, под это выбил командировку в Лондон и там остался на ПМЖ.
Ну пойдем по списку серии
Анатолий Гладилин - написал "Евангелие от Робеспьера" (1971) и "Сны Шлиссельбургской крепости" (1974) об Ипполите Мышкине. Эмигрировал в 1976 году.
Василий Аксенов - "Любовь к электричеству" про Леонида Красина (1971). Эмигрировал в 1980-м.
Владимир Войнович - "Степень доверия" про Веру Фигнер (1972). Эмигрировал в 1980-м.
Лев Рубинштейн - "Путь в тысячу ри" про Сэн Катаяму. Эмигрировал в 1981-м.
Булат Окуджава - "Глоток свободы" про Павла Пестеля. Находился во внутренней эмиграции, так сказать.
Владимир Корнилов - "Сказать не желаю" (1973) про Виктора Обнорского. В 1977 году исключен из членов СП за поддержку Сахарова.
Лев Славин - "Неистовый" о Виссарионе Белинском. А до этого в 1966-м подписывал письма в поддержку Даниэля и Синявского.
Раиса Орлова - "Поднявший меч" о Джоне Брауне. Эмигрировала.
Марк Поповский - "Побежденное время" о Николае Морозове (1975). Диссидент с начала 70-х. Эмигрировал в 1977-м.
Игорь Ефимов - Свергнуть всякое иго: Повесть о Джоне Лилбёрне (1977). Эмигрировал в том же году.
И это только те, о ком я хоть что-то нашел в Вики.