Зная мой статус, моя невеста пятый год за меня ни с места; и где она нынче, мне неизвестно: правды сам черт из нее не выбьет. Она говорит: "Не горюй напрасно. Главное -- чувства! Единогласно?" И это с ее стороны прекрасно. Но сама она, видимо, там, где выпьет.
Айсберги тихо плывут на Юг. Гюйс шелестит на ветру. Мыши беззвучно бегут на ют, и, булькая, море бежит в дыру. Сердце стучит, и летит снежок, скрывая от глаз "воронье гнездо", забив до весны почтовый рожок; и вместо "ля" раздается "до". Тает корма, а сугробы растут. Люстры льда надо мной висят. Обзор велик, и градусов тут больше, чем триста и шестьдесят.
"Зелень лета, эх, зелень лета! Что мне шепчет куст бересклета? Хорошо пройтись без жилета! Зелень лета вернется. Ходит девочка, эх, в платочке. Ходит по полю, рвет цветочки, Взять бы в дочки, эх, взять бы в дочки. В небе ласточка вьется".
Снился мне холод и снился жар; снился квадрат мне и снился шар, щебет синицы и шелест трав. И снилось мне часто, что я неправ. Снился мне мрак и на волнах блик. Собственный часто мне снился лик. Снилось мне также, что лошадь ржет. Но смерть - это зеркало, что не лжет.
Но услышишь, когда не найдешь меня ты днем при свете огня, как в Быково на старте грохочут винты: это - помнят меня зеркала всех радаров, прожекторов, лик мой хранящих внутри; и - внехрамовый хор - из динамиков крик грянет медью: Смотри! Там летит человек! не грусти! улыбнись! Он таращится вниз и сжимает в руке виноградную кисть, словно бог Дионис.
глупо, конечно, но все мои любови в памяти связаны со всякими советскими шлягерами :) есть исключения: долгий период Окуджавы, к примеру. или один эпизод с 40-й симфонией Моцарта, скажем. но это, повторю, исключение.
стихи были как-то отдельно от дам в моей жизни :)
хотя первый машинописный сборник Бродского мне подарила подруга, да. но, мне кажется, она сама его не прочла. могу ошибаться, конечно.
почти одновременно с Бродским прочел Кривулина и Ширали (был немного знаком с обоими). масштаб не тот, конечно, но Кривулин, мне кажется - второй, немедленно следом за Бродским. у Тютчева ведь тоже масштаб не тот.
на самом деле очень жаль (правда жаль), но Кривулин мне непонятен вообще. Вчуже уважаю, но это совсем другая эстетика.
С подаренным машинописным - на самом деле отксеренным - сборником Бродского у меня была уже не любовная, но романтическая история. У меня его взяла почитать коллега, у коллеги - ее друзья, а потом эти друзья начали бегать от кредиторов (1989 год, все уже было). А книжку мне очень хотелось вернуть. И вот как я искала этих друзей в подполье, как ехала к ним за город, как из огромной неразобранной кучи их бумаг выскочила именно эта книжка - тут можно писать если не роман, то на остросюжетный рассказ вполне потянет.
пятый год за меня ни с места;
и где она нынче, мне неизвестно:
правды сам черт из нее не выбьет.
Она говорит: "Не горюй напрасно.
Главное -- чувства! Единогласно?"
И это с ее стороны прекрасно.
Но сама она, видимо, там, где выпьет.
Reply
Гюйс шелестит на ветру.
Мыши беззвучно бегут на ют,
и, булькая, море бежит в дыру.
Сердце стучит, и летит снежок,
скрывая от глаз "воронье гнездо",
забив до весны почтовый рожок;
и вместо "ля" раздается "до".
Тает корма, а сугробы растут.
Люстры льда надо мной висят.
Обзор велик, и градусов тут
больше, чем триста и шестьдесят.
Reply
Что мне шепчет куст бересклета?
Хорошо пройтись без жилета!
Зелень лета вернется.
Ходит девочка, эх, в платочке.
Ходит по полю, рвет цветочки,
Взять бы в дочки, эх, взять бы в дочки.
В небе ласточка вьется".
Reply
снился квадрат мне и снился шар,
щебет синицы и шелест трав.
И снилось мне часто, что я неправ.
Снился мне мрак и на волнах блик.
Собственный часто мне снился лик.
Снилось мне также, что лошадь ржет.
Но смерть - это зеркало, что не лжет.
Reply
днем при свете огня,
как в Быково на старте грохочут винты:
это - помнят меня
зеркала всех радаров, прожекторов, лик
мой хранящих внутри;
и - внехрамовый хор - из динамиков крик
грянет медью: Смотри!
Там летит человек! не грусти! улыбнись!
Он таращится вниз
и сжимает в руке виноградную кисть,
словно бог Дионис.
Reply
Вторая grand amour четко ассоциируется с "Двумя часами в резервуаре". Ну и вот с "Письмом в бутылке" кое-что связано.
Reply
стихи были как-то отдельно от дам в моей жизни :)
хотя первый машинописный сборник Бродского мне подарила подруга, да. но, мне кажется, она сама его не прочла. могу ошибаться, конечно.
почти одновременно с Бродским прочел Кривулина и Ширали (был немного знаком с обоими). масштаб не тот, конечно, но Кривулин, мне кажется - второй, немедленно следом за Бродским. у Тютчева ведь тоже масштаб не тот.
давно это было.
Окуджава - афродизиак :)
Reply
Вчуже уважаю, но это совсем другая эстетика.
С подаренным машинописным - на самом деле отксеренным - сборником Бродского у меня была уже не любовная, но романтическая история. У меня его взяла почитать коллега, у коллеги - ее друзья, а потом эти друзья начали бегать от кредиторов (1989 год, все уже было). А книжку мне очень хотелось вернуть. И вот как я искала этих друзей в подполье, как ехала к ним за город, как из огромной неразобранной кучи их бумаг выскочила именно эта книжка - тут можно писать если не роман, то на остросюжетный рассказ вполне потянет.
Reply
Leave a comment