песенка о науке расставанья
Женька Л. в фейсбуке недавно написала, что ее ужасно достали интернет-стихи о любви.
Это, конечно, можно было воспринять только как провокацию.
Под катом - креатив. Не покидает ощущение, что он цельнотянутый (см. знаменитую историю про поэта Журавлева), но не могу понять источник.
* * *
Вот так и запомнишь еще одно из тысячи лиц разлуки.
Уходит парус за горизонт, а боги ставят печать.
Кто расставался, тот знает сам: тут нет никакой науки.
Теперь зависит не от тебя, и нечего изучать.
Медузы пропитывают песок, не дарит тени олива.
Зато, как линзы, слезы блестят, и виден вдаль океан.
Во всех четырех измереньях уже разыграна перспектива:
вигвамы индейцев, глаза муравьев, треножники марсиан.
И слух, который раньше ловил лишь слово, - сейчас свободен.
Ложись и слушай, как в темноте плывут с монеткой во рту,
как с чернобокого корабля спускаются доски сходен,
как пахарь вгрызается в диск земли и чешет спину киту.
С трудом вращается колесо, телега сползает с горки,
девицы с визгом играют в мяч, сограждане пьют вино,
и тот, кто мог бы ее понять, - студент, человек галёрки, -
пока не виден: на сцене светло, но в зале и днем темно.
Все те же оливы, тот же песок, полощется гладь морская.
Сюда и других легко принесут теченья низких широт.
В нетрезвом виде у кромки воды поет романс Навзикая.
Ей пусто, но весело и тепло. Не трожь ее, мореход.
Это, конечно, можно было воспринять только как провокацию.
Под катом - креатив. Не покидает ощущение, что он цельнотянутый (см. знаменитую историю про поэта Журавлева), но не могу понять источник.
* * *
Вот так и запомнишь еще одно из тысячи лиц разлуки.
Уходит парус за горизонт, а боги ставят печать.
Кто расставался, тот знает сам: тут нет никакой науки.
Теперь зависит не от тебя, и нечего изучать.
Медузы пропитывают песок, не дарит тени олива.
Зато, как линзы, слезы блестят, и виден вдаль океан.
Во всех четырех измереньях уже разыграна перспектива:
вигвамы индейцев, глаза муравьев, треножники марсиан.
И слух, который раньше ловил лишь слово, - сейчас свободен.
Ложись и слушай, как в темноте плывут с монеткой во рту,
как с чернобокого корабля спускаются доски сходен,
как пахарь вгрызается в диск земли и чешет спину киту.
С трудом вращается колесо, телега сползает с горки,
девицы с визгом играют в мяч, сограждане пьют вино,
и тот, кто мог бы ее понять, - студент, человек галёрки, -
пока не виден: на сцене светло, но в зале и днем темно.
Все те же оливы, тот же песок, полощется гладь морская.
Сюда и других легко принесут теченья низких широт.
В нетрезвом виде у кромки воды поет романс Навзикая.
Ей пусто, но весело и тепло. Не трожь ее, мореход.