Отрезанные головы
Булгаков считал Салтыкова-Щедрина своим учителем (« …изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М.Е.Салтыкова-Щедрина» (Из письма Правительству СССР).
О всевозможных заимствованиях, аллюзиях и внутри-литературных связях в «Мастере и Маргарите» написаны сотни статей и десятки книг. Но мне ни разу не попадалось (честно, не удалось найти) упоминание о не только отрезанной, но и пропавшей человеческой голове у Щедрина в связи с Булгаковым и его Берлиозом.
Сорок лет я носил это «знание» в себе.
И тем не менее, читаем:
«Губернские очерки > 1. Прошлые времена > 1.3. Неприятное посещение:
<…>
- Имею честь, - рапортует Живоглот.
- Откуда?
- Из уезда-с. Приключилось умертвие-с. Нашли туловище, а голову отыскать не могли-с.
- Как же, брат, это так?
- С ног сбились искамши, ваше высокородие.
- Как же это? надо, брат, надо отыскать голову... Голова, братец, это при следствии главное... Ну, сам ты согласись, не будь, например, у нас с тобой головы, что ж бы это такое вышло! Надо, надо голову отыскать!
- Будем стараться, ваше высокородие.
- То-то, любезный! ты пойми, ты вникни в мои усилия... как я, могу сказать, денно и нощно...
- Это справедливо, ваше высокородие.
- Ну, то-то же! Впрочем, ты у меня молодец! Ты знаешь, что вот я завтра от вас выеду, и мне все эта голова показываться будет... так ты меня успокой!
- Помилуйте, ваше высокородие, будьте без сумления-с...
- Убийство, конечно, вещь обыкновенная, это, можно сказать, каждый день случиться может... а голова! Нет, ты пойми меня, ты вникни в мои усилия! Голова, братец, это, так сказать, центр, седалище...
- Найдем-с, - отвечал Живоглот с некоторым ожесточением, как бы думая про себя: «Чтоб тебя прорвало! эк привязался, проклятый!»
- Впрочем, по уезду благополучно?
- Благополучно, ваше высокородие, - ревет Живоглот, раз навсегда закаявшись докладывать его высокородию о чем бы то ни было неблагополучном.
- Воровства нет?
- Никак нет-с.
- Убийств нет?
- Никак нет-с.
- То есть, кроме этой головы... Эта, братец, голова, я тебе скажу... голова эта весь сегодняшний день мне испортила... я, братец, Тит; я, братец, люблю, чтоб у меня тово...
Живоглот потупился. В эту минуту он готов был отрезать себе язык за то, что он сболтнул сдуру этакую скверную штуку.
И хоть бы доподлинно эта голова была, думал он, тысячный раз проклиная себя, а то ведь и происшествия-то никакого не было! Так, сдуру ляпнул, чтоб похвастаться перед начальством деятельностью!
- Ты думаешь, мне это приятно! - продолжал между тем его высокородие, - начальству, братец, тогда только весело, когда все довольны, когда все смотрит на тебя с доверчивостью, можно сказать, с упованием...
Молчание.
- Нет, ты поезжай... ты поезжай! Я не могу! Я спокоен не буду, пока ты в городе.
<…>
- А у меня сегодня был случай! - говорит Алексей Дмитрич, обращаясь к Михаиле Трофимычу, который, как образованный человек, следит шаг за шагом за его высокородием, - приходит ко мне Маремьянкин и докладывает, что в уезде отыскано туловище... и как странно! просто одно туловище, без головы! Imaginez-vous cela! [Вообразите себе! (франц.)]
- Сс! - произносит Дмитрий Борисыч, покачивая головой.
- Но вот что в особенности меня поразило, - продолжает его высокородие, - это то, что эту голову нигде не могут найти! даже Маремьянкин! Vous savez, c’est un coquin pour ces choses-là! [Вы знаете, он ведь мастак в этих делах! (франц.)]
- Cс! - произносит опять Желваков.
- Но я, однако, принял свои меры! Я сказал Маремьянкину, что знать ничего не хочу, чтоб была отыскана голова! Это меня очень-очень огорчило! Ça m’a bouleversé! [Это меня потрясло! (франц.)] Я, знаете, тружусь, забочусь... и вдруг такая неприятность! Головы найти не могут! Да ведь где же нибудь она спрятана, эта голова! Признаюсь, я начинаю колебаться в мнении о Маремьянкине; я думал, что он усердный, - и что ж!
Бьет одиннадцать часов; его высокородие берется за шляпу. Дмитрий Борисыч в отчаянье.
- Ваше высокородие! осчастливьте! не откажите перекусить! - умоляет он, в порыве преданности почти осмеливаясь прикасаться к руке его высокородия.
Алексей Дмитрич видимо тронут. Но вместе с тем воля его непреклонна. «У него болит голова», «он так много сегодня работал», «завтра ему надо рано выехать», и притом «этот Маремьянкин с своею головой»...
У Айрис Мёрдок есть роман «Отрубленная (отсеченная) голова» (A Severed Head (1961)), но это не та и у кого не надо голова и совсем другая история.
О всевозможных заимствованиях, аллюзиях и внутри-литературных связях в «Мастере и Маргарите» написаны сотни статей и десятки книг. Но мне ни разу не попадалось (честно, не удалось найти) упоминание о не только отрезанной, но и пропавшей человеческой голове у Щедрина в связи с Булгаковым и его Берлиозом.
Сорок лет я носил это «знание» в себе.
И тем не менее, читаем:
«Губернские очерки > 1. Прошлые времена > 1.3. Неприятное посещение:
<…>
- Имею честь, - рапортует Живоглот.
- Откуда?
- Из уезда-с. Приключилось умертвие-с. Нашли туловище, а голову отыскать не могли-с.
- Как же, брат, это так?
- С ног сбились искамши, ваше высокородие.
- Как же это? надо, брат, надо отыскать голову... Голова, братец, это при следствии главное... Ну, сам ты согласись, не будь, например, у нас с тобой головы, что ж бы это такое вышло! Надо, надо голову отыскать!
- Будем стараться, ваше высокородие.
- То-то, любезный! ты пойми, ты вникни в мои усилия... как я, могу сказать, денно и нощно...
- Это справедливо, ваше высокородие.
- Ну, то-то же! Впрочем, ты у меня молодец! Ты знаешь, что вот я завтра от вас выеду, и мне все эта голова показываться будет... так ты меня успокой!
- Помилуйте, ваше высокородие, будьте без сумления-с...
- Убийство, конечно, вещь обыкновенная, это, можно сказать, каждый день случиться может... а голова! Нет, ты пойми меня, ты вникни в мои усилия! Голова, братец, это, так сказать, центр, седалище...
- Найдем-с, - отвечал Живоглот с некоторым ожесточением, как бы думая про себя: «Чтоб тебя прорвало! эк привязался, проклятый!»
- Впрочем, по уезду благополучно?
- Благополучно, ваше высокородие, - ревет Живоглот, раз навсегда закаявшись докладывать его высокородию о чем бы то ни было неблагополучном.
- Воровства нет?
- Никак нет-с.
- Убийств нет?
- Никак нет-с.
- То есть, кроме этой головы... Эта, братец, голова, я тебе скажу... голова эта весь сегодняшний день мне испортила... я, братец, Тит; я, братец, люблю, чтоб у меня тово...
Живоглот потупился. В эту минуту он готов был отрезать себе язык за то, что он сболтнул сдуру этакую скверную штуку.
И хоть бы доподлинно эта голова была, думал он, тысячный раз проклиная себя, а то ведь и происшествия-то никакого не было! Так, сдуру ляпнул, чтоб похвастаться перед начальством деятельностью!
- Ты думаешь, мне это приятно! - продолжал между тем его высокородие, - начальству, братец, тогда только весело, когда все довольны, когда все смотрит на тебя с доверчивостью, можно сказать, с упованием...
Молчание.
- Нет, ты поезжай... ты поезжай! Я не могу! Я спокоен не буду, пока ты в городе.
<…>
- А у меня сегодня был случай! - говорит Алексей Дмитрич, обращаясь к Михаиле Трофимычу, который, как образованный человек, следит шаг за шагом за его высокородием, - приходит ко мне Маремьянкин и докладывает, что в уезде отыскано туловище... и как странно! просто одно туловище, без головы! Imaginez-vous cela! [Вообразите себе! (франц.)]
- Сс! - произносит Дмитрий Борисыч, покачивая головой.
- Но вот что в особенности меня поразило, - продолжает его высокородие, - это то, что эту голову нигде не могут найти! даже Маремьянкин! Vous savez, c’est un coquin pour ces choses-là! [Вы знаете, он ведь мастак в этих делах! (франц.)]
- Cс! - произносит опять Желваков.
- Но я, однако, принял свои меры! Я сказал Маремьянкину, что знать ничего не хочу, чтоб была отыскана голова! Это меня очень-очень огорчило! Ça m’a bouleversé! [Это меня потрясло! (франц.)] Я, знаете, тружусь, забочусь... и вдруг такая неприятность! Головы найти не могут! Да ведь где же нибудь она спрятана, эта голова! Признаюсь, я начинаю колебаться в мнении о Маремьянкине; я думал, что он усердный, - и что ж!
Бьет одиннадцать часов; его высокородие берется за шляпу. Дмитрий Борисыч в отчаянье.
- Ваше высокородие! осчастливьте! не откажите перекусить! - умоляет он, в порыве преданности почти осмеливаясь прикасаться к руке его высокородия.
Алексей Дмитрич видимо тронут. Но вместе с тем воля его непреклонна. «У него болит голова», «он так много сегодня работал», «завтра ему надо рано выехать», и притом «этот Маремьянкин с своею головой»...
У Айрис Мёрдок есть роман «Отрубленная (отсеченная) голова» (A Severed Head (1961)), но это не та и у кого не надо голова и совсем другая история.