О сериале "Школа" (кросспост)
http://www.openspace.ru/cinema/projects/70/details/15541/?expand=yes#expand
Сериал «Школа», снятый Валерией Гай Германикой в соавторстве с коллегами по «Театру.док», - внезапный, как удар под дых в подворотне, выход... из кулуаров в эфир, к многомиллионной аудитории «Первого канала».
Субъективная камера буквально за шкирку протаскивает нас через двор, на крыльцо, в раздевалку, вместо искомой радости предоставляя ужас узнавания - до тремора, до мурашек по коже.
Эти диалоги слышны в любой точке страны, где говорят по-русски и собирается больше двух подростков. Эти архитектура, антураж и краска на стенах на десять долгих лет становятся формирующей средой для каждого (почти каждого) нашего соотечественника (все ли помнят, что в школьных туалетах часто нет дверей на кабинках и редко бывают зеркала, чтобы не отвлекать пубертатных девочек от учебы; в американской тюрьме лишение зеркала применялось как наказание). Детали убийственны: брошенная школьной работницей реплика: «Господи, Арсений Иваныч, ну почему эти кавказские женщины так плохо соображают?» - говорит о бытовом шовинизме едва ли не больше, чем запрещенная «Россия-88» Павла Бардина.
Казалось бы, не узнать школу в «Школе» можно, только очень крепко зажмурив глаза. Но вот что неожиданно выяснилось: если кинематографисты в массе своей не готовы фиксировать реальность, то зрители часто, очень часто не готовы на нее смотреть.
Рассказывают, что с показа предыдущей картины Гай Германики, «Все умрут, а я останусь», который состоялся в одном из московских вузов, студенты выходили в невероятном возмущении. Представитель современной молодежи никогда не выбегает из-за стола со словами: «Мама и папа, идите на х..!» - а только вежливо благодарит за приготовленный ужин. «Чернушным» (в терминах позднесоветской реакционной критики) назвал фильм и один из студентов ВГИКа, от однокурсников которого мы, очевидно, вряд ли дождемся искомой киноправды.
Вполне предсказуемо похожую реакцию вызвала первая же серия «Школы». Протестуют не только депутаты, чиновники Минобразования и учителя (которым положено) - протестуют школьники, чудесным образом впавшие в добровольное самоотрицание (если же оно спущено сверху, то вот - еще один штрих к портрету молодого бунтаря).
Никакие травмы не проходят бесследно - в том числе и травма взросления в обществе, в котором не сформировалось привычки осмыслять реальность посредством художественного высказывания. Годы агитпропа по телевидению и неправды в кино привели к возникновению чудовищного искажения в восприятии: фильмы вроде как и не должны быть правдивыми, искусство вроде как должно выносить за скобки то, что нам в себе не нравится. И в тот момент, когда показывают твое отражение, проще всего не смотреть, отвернуться.
Удивительно, однако, то, что зеркало с той стороны экрана поднесли те, кто некоторое время назад в наказание ли (как в тюрьме) или в целях профилактики (как в школе) отнял его у нас, - продюсеры «Первого канала».
Интересно, снимут ли теперь «Школу» с эфира или, наоборот, разрешат и другие зеркала повесить
Сериал «Школа», снятый Валерией Гай Германикой в соавторстве с коллегами по «Театру.док», - внезапный, как удар под дых в подворотне, выход... из кулуаров в эфир, к многомиллионной аудитории «Первого канала».
Субъективная камера буквально за шкирку протаскивает нас через двор, на крыльцо, в раздевалку, вместо искомой радости предоставляя ужас узнавания - до тремора, до мурашек по коже.
Эти диалоги слышны в любой точке страны, где говорят по-русски и собирается больше двух подростков. Эти архитектура, антураж и краска на стенах на десять долгих лет становятся формирующей средой для каждого (почти каждого) нашего соотечественника (все ли помнят, что в школьных туалетах часто нет дверей на кабинках и редко бывают зеркала, чтобы не отвлекать пубертатных девочек от учебы; в американской тюрьме лишение зеркала применялось как наказание). Детали убийственны: брошенная школьной работницей реплика: «Господи, Арсений Иваныч, ну почему эти кавказские женщины так плохо соображают?» - говорит о бытовом шовинизме едва ли не больше, чем запрещенная «Россия-88» Павла Бардина.
Казалось бы, не узнать школу в «Школе» можно, только очень крепко зажмурив глаза. Но вот что неожиданно выяснилось: если кинематографисты в массе своей не готовы фиксировать реальность, то зрители часто, очень часто не готовы на нее смотреть.
Рассказывают, что с показа предыдущей картины Гай Германики, «Все умрут, а я останусь», который состоялся в одном из московских вузов, студенты выходили в невероятном возмущении. Представитель современной молодежи никогда не выбегает из-за стола со словами: «Мама и папа, идите на х..!» - а только вежливо благодарит за приготовленный ужин. «Чернушным» (в терминах позднесоветской реакционной критики) назвал фильм и один из студентов ВГИКа, от однокурсников которого мы, очевидно, вряд ли дождемся искомой киноправды.
Вполне предсказуемо похожую реакцию вызвала первая же серия «Школы». Протестуют не только депутаты, чиновники Минобразования и учителя (которым положено) - протестуют школьники, чудесным образом впавшие в добровольное самоотрицание (если же оно спущено сверху, то вот - еще один штрих к портрету молодого бунтаря).
Никакие травмы не проходят бесследно - в том числе и травма взросления в обществе, в котором не сформировалось привычки осмыслять реальность посредством художественного высказывания. Годы агитпропа по телевидению и неправды в кино привели к возникновению чудовищного искажения в восприятии: фильмы вроде как и не должны быть правдивыми, искусство вроде как должно выносить за скобки то, что нам в себе не нравится. И в тот момент, когда показывают твое отражение, проще всего не смотреть, отвернуться.
Удивительно, однако, то, что зеркало с той стороны экрана поднесли те, кто некоторое время назад в наказание ли (как в тюрьме) или в целях профилактики (как в школе) отнял его у нас, - продюсеры «Первого канала».
Интересно, снимут ли теперь «Школу» с эфира или, наоборот, разрешат и другие зеркала повесить