Тюрьма и воля
"На вокзал" попадают по-разному.
Бывшие зеки. Москвичи, лишенные квартир. Москвичи с жилплощадью, но привыкшие к асоциальному образу жизни. Городские сумасшедшие. Гастарбайтеры со всех концов Союза.
Последние составляют значительную долю в общем числе наших подопечных. Чаще всего, это те, кто лишился работы, а иногда и документов. Жить негде, так как нет денег платить за жилье...
Солженицын очень подробно описал психологию новопосаженного человека. Как он, уверенный в своей невиновности, сначала сторонится сокамерников и каждую минуту ждет, что судьба смилостивится, и он окажется на воле. А потом тюрьма входит в него, становится рутиной, его жизнью и судьбой. http://www.lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/gulag.txt
На первый взгляд, "вокзал" не тюрьма. Здесь нет стальных дверей с глазком. Здесь ты можешь идти на все четыре стороны, и тебе, кажется, открыты все пути. Но и сроков тут никто не устанавливает. Никто не появится в один прекрасный день и не скажет "С вещами - на выход". Никто не следит за твоей одеждой и жизненным распорядком. Тюрьмой человека зачастую становится его воля, во всей многозначности этого слова.
Первое время он трезв, недоверчив и напряжен. Сосредоточен на своем бедственном положении и думает только о том, как бы из него поскорее выбраться. Он следит за своим внешним видом, заходит в туалеты, чтобы помыться, побриться. Постирать белье. Он брезгует брать "гуманитарку". С трудом сходится с вокзальными жителями, потому что не считает себя одним из них. "Чего вы меня снимаете, - говорит он оператору, - я не они. Я не бомж какой-нибудь".
Если у него есть жизненная программа, и он изо всех сил старается ее придерживаться, если ему есть куда ехать, и нам удается купить ему билет - считай повезло. Так было, например, со сварщиком Колей с Алтая. Он уехал домой, чтобы восстановить утраченные документы и сразу же завербоваться обратно в Москву. Как я понял, есть немало фирм, которые собирают по провинции специалистов. Из своих 40 тысяч зарплаты Коля платит этой фирме двадцать и доволен: "По нашим меркам, двадцать в месяц - это очень хорошо".
Но зачастую там, откуда человек приехал, его не ждут. Да и делать там нечего. Ему кажется, что стоит найти работу, - и он восстановит свою утраченную социальную встроенность. Это, конечно, так. Но устроиться в Москве, оказывается, не так просто. Вопреки распространенным легендам. Все вокзальные и базарные погрузки-разгрузки контролируют местные группировки, а недостатка в дешевой рабсиле нет. Конкуренция бешеная, и ее трудно выдержать. Особенно если ты новичок. Существуют стихийные биржи. Но даже если устроишься - существует огромный риск быть выпнутым безо всякой платы. К сожалению, огромное количество работодателей считает нормальным экономить на несчастных и бесправных.
На более квалифицированную работу без документов не принимают. Внешний вид стремительно истрепывается. Попробуйте неделю пожить на улице, поночевать в электричках и на скамейках. С каждым днем пропасть, которая отделяет от нормальной жизни, становится все глубже и безнадежнее. И главное, это пропасть психологическая.
Любители выпить очень скоро поддаются соблазну, это катастрофически ускоряет падение. Через две недели человека уже трудно узнать: лицо заплыло от пьянства, сииняков и хронического недосыпания. Одежда становится все грязнее и быстро превращается в лохмотья. И дело не в том, что трудно найти чистую. Чего-чего, а гуманитарных тряпок навалом. Просто ему уже этого не надо.
Серега из Ульяновска как-то в мае пришел в неузнаваемо уделанной дубленой куртке на голое тело. Недавно он был уже по пояс голый.
Есть несколько человек, за которыми мы наблюдаем уже не один месяц. Серега из Ульяновска - один из них. Появился на излете зимы. Лет до тридцати. Вид вполне приличный.
Рассказал обычную историю: приехал на заработки, с работы выгнали, а документы украли.
Он произвел на нас нормальное впечатление. Особенно тронула просьба позвонить жене и сказать, что у него все в порядке. "У меня маленький ребенок, я должен зарабатывать. А у вас нет никакой работы?" Работы у нас не было.
В следующий раз он еле доплелся до нашей "скорой справедливой помощи". Его жестоко избили в ночной электричке. Оказывается, уже давно подмосковные "малолетки" устраивают систематические рейды с идейной подоплекой - "очищают страну от мусора". Они жестоко калечат и даже убивают одиноких бомжеватых пассажиров. При этом не гнушаются забрать последнее.
У Сереги забрали телефон, деньги. Причинили сотрясение мозга и много всяких других неприятностей. Оставили жизнь - и на том спасибо.
Мы отправили его в больницу.
Но когда он выписался - то покатился под гору, набирая обороты. Как будто это избиение стало его инициацией, пропуском в вольный мир вокзалов, помоек, бесплатной жратвы и дружеских возлияний.
У него появились все повадки вокзального жителя. Он поразительно легко усвоил себе этот стиль. Как-то пришел с бутылкой дешевого вина. Пил из горла и угощал других. Они всегда угощают. Так принято.
На вопросы, когда собирается домой, отвечает, что стыдно ехать без денег. Что уже послал жене двадцать тысяч, а надо еще.
Жена ему верит. Я ей позвонил, осторожно поинтересовался. Нет, денег не получала. Он ей звонит иногда. Говорит, что шабашит в Подмосковье. "Даже дал мне поговорить по телефону с напарником - тот подтвердил".
Мы так и преставляем себе этого напарника...
Не знаю, насколько это безнадежно, но, боюсь Серега застрял надолго. В тюрьме своей воли.
http://nataljusha.livejournal.com/812938.html
http://krasovkin.livejournal.com/441098.html
Бывшие зеки. Москвичи, лишенные квартир. Москвичи с жилплощадью, но привыкшие к асоциальному образу жизни. Городские сумасшедшие. Гастарбайтеры со всех концов Союза.
Последние составляют значительную долю в общем числе наших подопечных. Чаще всего, это те, кто лишился работы, а иногда и документов. Жить негде, так как нет денег платить за жилье...
Солженицын очень подробно описал психологию новопосаженного человека. Как он, уверенный в своей невиновности, сначала сторонится сокамерников и каждую минуту ждет, что судьба смилостивится, и он окажется на воле. А потом тюрьма входит в него, становится рутиной, его жизнью и судьбой. http://www.lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/gulag.txt
На первый взгляд, "вокзал" не тюрьма. Здесь нет стальных дверей с глазком. Здесь ты можешь идти на все четыре стороны, и тебе, кажется, открыты все пути. Но и сроков тут никто не устанавливает. Никто не появится в один прекрасный день и не скажет "С вещами - на выход". Никто не следит за твоей одеждой и жизненным распорядком. Тюрьмой человека зачастую становится его воля, во всей многозначности этого слова.
Первое время он трезв, недоверчив и напряжен. Сосредоточен на своем бедственном положении и думает только о том, как бы из него поскорее выбраться. Он следит за своим внешним видом, заходит в туалеты, чтобы помыться, побриться. Постирать белье. Он брезгует брать "гуманитарку". С трудом сходится с вокзальными жителями, потому что не считает себя одним из них. "Чего вы меня снимаете, - говорит он оператору, - я не они. Я не бомж какой-нибудь".
Если у него есть жизненная программа, и он изо всех сил старается ее придерживаться, если ему есть куда ехать, и нам удается купить ему билет - считай повезло. Так было, например, со сварщиком Колей с Алтая. Он уехал домой, чтобы восстановить утраченные документы и сразу же завербоваться обратно в Москву. Как я понял, есть немало фирм, которые собирают по провинции специалистов. Из своих 40 тысяч зарплаты Коля платит этой фирме двадцать и доволен: "По нашим меркам, двадцать в месяц - это очень хорошо".
Но зачастую там, откуда человек приехал, его не ждут. Да и делать там нечего. Ему кажется, что стоит найти работу, - и он восстановит свою утраченную социальную встроенность. Это, конечно, так. Но устроиться в Москве, оказывается, не так просто. Вопреки распространенным легендам. Все вокзальные и базарные погрузки-разгрузки контролируют местные группировки, а недостатка в дешевой рабсиле нет. Конкуренция бешеная, и ее трудно выдержать. Особенно если ты новичок. Существуют стихийные биржи. Но даже если устроишься - существует огромный риск быть выпнутым безо всякой платы. К сожалению, огромное количество работодателей считает нормальным экономить на несчастных и бесправных.
На более квалифицированную работу без документов не принимают. Внешний вид стремительно истрепывается. Попробуйте неделю пожить на улице, поночевать в электричках и на скамейках. С каждым днем пропасть, которая отделяет от нормальной жизни, становится все глубже и безнадежнее. И главное, это пропасть психологическая.
Любители выпить очень скоро поддаются соблазну, это катастрофически ускоряет падение. Через две недели человека уже трудно узнать: лицо заплыло от пьянства, сииняков и хронического недосыпания. Одежда становится все грязнее и быстро превращается в лохмотья. И дело не в том, что трудно найти чистую. Чего-чего, а гуманитарных тряпок навалом. Просто ему уже этого не надо.
Серега из Ульяновска как-то в мае пришел в неузнаваемо уделанной дубленой куртке на голое тело. Недавно он был уже по пояс голый.
Есть несколько человек, за которыми мы наблюдаем уже не один месяц. Серега из Ульяновска - один из них. Появился на излете зимы. Лет до тридцати. Вид вполне приличный.
Рассказал обычную историю: приехал на заработки, с работы выгнали, а документы украли.
Он произвел на нас нормальное впечатление. Особенно тронула просьба позвонить жене и сказать, что у него все в порядке. "У меня маленький ребенок, я должен зарабатывать. А у вас нет никакой работы?" Работы у нас не было.
В следующий раз он еле доплелся до нашей "скорой справедливой помощи". Его жестоко избили в ночной электричке. Оказывается, уже давно подмосковные "малолетки" устраивают систематические рейды с идейной подоплекой - "очищают страну от мусора". Они жестоко калечат и даже убивают одиноких бомжеватых пассажиров. При этом не гнушаются забрать последнее.
У Сереги забрали телефон, деньги. Причинили сотрясение мозга и много всяких других неприятностей. Оставили жизнь - и на том спасибо.
Мы отправили его в больницу.
Но когда он выписался - то покатился под гору, набирая обороты. Как будто это избиение стало его инициацией, пропуском в вольный мир вокзалов, помоек, бесплатной жратвы и дружеских возлияний.
У него появились все повадки вокзального жителя. Он поразительно легко усвоил себе этот стиль. Как-то пришел с бутылкой дешевого вина. Пил из горла и угощал других. Они всегда угощают. Так принято.
На вопросы, когда собирается домой, отвечает, что стыдно ехать без денег. Что уже послал жене двадцать тысяч, а надо еще.
Жена ему верит. Я ей позвонил, осторожно поинтересовался. Нет, денег не получала. Он ей звонит иногда. Говорит, что шабашит в Подмосковье. "Даже дал мне поговорить по телефону с напарником - тот подтвердил".
Мы так и преставляем себе этого напарника...
Не знаю, насколько это безнадежно, но, боюсь Серега застрял надолго. В тюрьме своей воли.
http://nataljusha.livejournal.com/812938.html
http://krasovkin.livejournal.com/441098.html