"Такая тоска берет из-за того, что ничто никого ничему не учит"
Режиссер Сергей Соловьев отвечает еще раз на вопросы из интервью тридцати- и двадцатилетней давности. В материале использованы интервью из журналов «Знамя юности» (26 апреля 1979 года), «Столица» (№34, 1991 год), «Искусство кино» (№9, 1993 год), газет «Комсомолец Узбекистана» (13 мая 1988) и «Комсомольская правда» (20 октября 1994 года).
Как Вы считаете, должен ли режиссер ориентироваться на «своего зрителя» и планировать, рассчитывать успех своего будущего фильма?
1979: Контакт режиссера с залом необходим, но игра с ним в «поддавки» оскорбительна для зрителя и убийственна для художника. «Чтобы потрясать - надо самому быть потрясенным» - эти слова Довженко, на мой взгляд, достаточно полно характеризуют нормальные взаимоотношения режиссера со зрителем.
2008: Никто никому ничего не должен. Чем больше живешь, тем сильнее это понимаешь. Должен ли был кому-нибудь Сезан, которого никто не хотел покупать? Он всю жизнь с интересом следил за кассовыми «сборами» своих товарищей и все время пытался продать свои работы. Помню, у меня был разговор с Андреем Тарковским. «Хочу, - говорил он, - снять такую картину, чтобы сломали залы. Для этого нужен приключенческий сюжет. Поэтому я завязал со всякими Камю и Сартрами и читаю Стругацких». И он снял. По Стругацким. «Сталкера». «Да, - сказал я ему после премьеры, - хороший у тебя получился коммерческий фильм». «Понимаешь, я по-другому не умею», - ответил он. Я считаю, что это признак человека, который занимается своим делом.
Какими словами Вы бы охарактеризовали состояние отечественного кино?
1993: Как стабильное. Вот только количество чудовищных картин увеличивается. И в абсолютном и в относительном исчислении. Почему? Из-за отсутствия не то что цензуры, а просто редактуры, и вообще интереса к тому, что ты делаешь.
2008: Состояние кино всегда отражает состояние общества. С одной стороны, растет ВВП, стабилизационный фонд достиг астрономических цифр. С другой стороны, чувствуешь: что-то тут не так. Десять лет назад многое из того, что происходило вокруг, можно было охарактеризовать как пир во время чумы. Сейчас ситуация обратная: чума во время пира.
Что самое противное в отечественном кино в нынешний момент?
1990: Посттарковизм. Дикая мода. Чтобы было очень нудно, очень значительно, как можно непонятнее, чтобы как можно меньше людей пришли в кинотеатр. Это волна…
Я очень люблю Андрея, но он, строго говоря, фетишировал страдание. Тарковский был убежден, что человек рожден для страдания, и чем мощнее страдание, тем больше приближается человек к Богу. А познавая Бога, человек готовит себя к смерти. У меня другая точка зрения: я считаю, что жизнь нам дана для того, чтобы в равной степени познавая страдания и радость, мы познавали Бога и жизнь как какой-то великий эксперимент, который сложен из радостей и страданий. Мне очень бы хотелось способствовать тому, чтобы эстетизировать радость во всех ее проявлениях, включая самые базарные и безвкусные.
2008: Холуйство и лакейство со стороны тех, кто делает кино. Это самое ужасное, что может быть в режиссуре: «Как вас обслужить, ребята? Чем могу быть вам полезен?». Один бесконечный Акакий Акакиевич. Никогда еще в отечественном кино не было такого количества холуев, как сейчас. Как у нас, скажем, чаще всего понимают профессию продюсера? Как представителя коммерческих структур на съемочной площадке, который душит режиссера ради того, чтобы были выполнены все финансовые требования этих структур. На самом деле, профессия продюсера заключается в прямо противоположном. Я знаю многих хороших продюсеров - и здесь, и на Западе. Они видят свою роль в том, чтобы представлять интересы кино в мире денег. Пока у нас не приживется такой тип продюсера, все будет уродливо, и страшнее даже коммунистического участия в кинопроизводстве.
Какие герои, по-вашему, нужны сейчас зрителям?
1993: Романтические герои. Неромантическое искусство - это такая же лажа, как обезжиренное масло или безалкогольное пиво. Само появление искусства есть попытка романтизировать жизнь, вывести ее из разряда быта в разряд воздушного шарика.
2008: Знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Видимо, нужны нормальные порядочные люди. Сейчас просто большой героизм - не сойти с ума, не начать играть в эту придурочную игру, по правилам которой главный критерий жизни - это успех. Параноическая дурость. Главное сейчас - это оставаться самим собой, быть человеком, что сегодня само по себе большая редкость.
Вам не кажется, что основным жанром действительности становится трагедия?
1991: Я не могу поделиться с вами никакими кошмарными социальными предчувствиями. Настроение у меня хорошее, светлое. Мироощущение оптимистическое. Хочется петь и сплетать венки из полевых цветов и трав. Над нашей печальной родиной воцарилась, наконец, долгожданная экологическая справедливость. А вместе с радостью пришло и неудержимое желание, как выражался народный герой фильма «Черная роза - эмблема печали, красная роза - эмблема любви», «положить с прибором» на все генеральско-невзоровские апокалипсические придурства.
2008: Нет, мы ее еще не заслужили. Мы комедианты, причем такие базарные комедианты. Все происходящее вокруг - исторический балаган. До драмы нам еще расти и расти.
Какой свой поступок Вы считаете «настоящим мужским»?
1994: Уход из дома в 17 лет. Я был из хорошей петербургской семьи - благополучный дом, квартира в центре Питера, обеспеченное поступление на факультет журналистки… А я взял несколько бутербродов и книжек и уехал в Москву. И именно поэтому добился всего того, что я сейчас собой представляю. Моего учителя Михаила Ромма ничто так не воодушевляло, как препятствия. Поэтому он, наверное, и принял меня, семнадцатилетнего, в свою мастерскую во ВГИКе, где рядом со мной учились взрослые, с немалым жизненным опытом люди…
2008: Каждое утро вставать, собираться с силами и ехать заниматься своими делами. Бывает, включишь телевизор, посмотришь немного и думаешь: «И зачем мне все это надо?» Что сорок лет назад, что сейчас - в новостях все одно и то же. Такая тоска берет из-за того, что ничто никого ничему не учит. Никто не делает никаких выводов.
Записал Станислав Дединский
Опубликовано в журнале Esquire №32 (апрель 2008)
Как Вы считаете, должен ли режиссер ориентироваться на «своего зрителя» и планировать, рассчитывать успех своего будущего фильма?
1979: Контакт режиссера с залом необходим, но игра с ним в «поддавки» оскорбительна для зрителя и убийственна для художника. «Чтобы потрясать - надо самому быть потрясенным» - эти слова Довженко, на мой взгляд, достаточно полно характеризуют нормальные взаимоотношения режиссера со зрителем.
2008: Никто никому ничего не должен. Чем больше живешь, тем сильнее это понимаешь. Должен ли был кому-нибудь Сезан, которого никто не хотел покупать? Он всю жизнь с интересом следил за кассовыми «сборами» своих товарищей и все время пытался продать свои работы. Помню, у меня был разговор с Андреем Тарковским. «Хочу, - говорил он, - снять такую картину, чтобы сломали залы. Для этого нужен приключенческий сюжет. Поэтому я завязал со всякими Камю и Сартрами и читаю Стругацких». И он снял. По Стругацким. «Сталкера». «Да, - сказал я ему после премьеры, - хороший у тебя получился коммерческий фильм». «Понимаешь, я по-другому не умею», - ответил он. Я считаю, что это признак человека, который занимается своим делом.
Какими словами Вы бы охарактеризовали состояние отечественного кино?
1993: Как стабильное. Вот только количество чудовищных картин увеличивается. И в абсолютном и в относительном исчислении. Почему? Из-за отсутствия не то что цензуры, а просто редактуры, и вообще интереса к тому, что ты делаешь.
2008: Состояние кино всегда отражает состояние общества. С одной стороны, растет ВВП, стабилизационный фонд достиг астрономических цифр. С другой стороны, чувствуешь: что-то тут не так. Десять лет назад многое из того, что происходило вокруг, можно было охарактеризовать как пир во время чумы. Сейчас ситуация обратная: чума во время пира.
Что самое противное в отечественном кино в нынешний момент?
1990: Посттарковизм. Дикая мода. Чтобы было очень нудно, очень значительно, как можно непонятнее, чтобы как можно меньше людей пришли в кинотеатр. Это волна…
Я очень люблю Андрея, но он, строго говоря, фетишировал страдание. Тарковский был убежден, что человек рожден для страдания, и чем мощнее страдание, тем больше приближается человек к Богу. А познавая Бога, человек готовит себя к смерти. У меня другая точка зрения: я считаю, что жизнь нам дана для того, чтобы в равной степени познавая страдания и радость, мы познавали Бога и жизнь как какой-то великий эксперимент, который сложен из радостей и страданий. Мне очень бы хотелось способствовать тому, чтобы эстетизировать радость во всех ее проявлениях, включая самые базарные и безвкусные.
2008: Холуйство и лакейство со стороны тех, кто делает кино. Это самое ужасное, что может быть в режиссуре: «Как вас обслужить, ребята? Чем могу быть вам полезен?». Один бесконечный Акакий Акакиевич. Никогда еще в отечественном кино не было такого количества холуев, как сейчас. Как у нас, скажем, чаще всего понимают профессию продюсера? Как представителя коммерческих структур на съемочной площадке, который душит режиссера ради того, чтобы были выполнены все финансовые требования этих структур. На самом деле, профессия продюсера заключается в прямо противоположном. Я знаю многих хороших продюсеров - и здесь, и на Западе. Они видят свою роль в том, чтобы представлять интересы кино в мире денег. Пока у нас не приживется такой тип продюсера, все будет уродливо, и страшнее даже коммунистического участия в кинопроизводстве.
Какие герои, по-вашему, нужны сейчас зрителям?
1993: Романтические герои. Неромантическое искусство - это такая же лажа, как обезжиренное масло или безалкогольное пиво. Само появление искусства есть попытка романтизировать жизнь, вывести ее из разряда быта в разряд воздушного шарика.
2008: Знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Видимо, нужны нормальные порядочные люди. Сейчас просто большой героизм - не сойти с ума, не начать играть в эту придурочную игру, по правилам которой главный критерий жизни - это успех. Параноическая дурость. Главное сейчас - это оставаться самим собой, быть человеком, что сегодня само по себе большая редкость.
Вам не кажется, что основным жанром действительности становится трагедия?
1991: Я не могу поделиться с вами никакими кошмарными социальными предчувствиями. Настроение у меня хорошее, светлое. Мироощущение оптимистическое. Хочется петь и сплетать венки из полевых цветов и трав. Над нашей печальной родиной воцарилась, наконец, долгожданная экологическая справедливость. А вместе с радостью пришло и неудержимое желание, как выражался народный герой фильма «Черная роза - эмблема печали, красная роза - эмблема любви», «положить с прибором» на все генеральско-невзоровские апокалипсические придурства.
2008: Нет, мы ее еще не заслужили. Мы комедианты, причем такие базарные комедианты. Все происходящее вокруг - исторический балаган. До драмы нам еще расти и расти.
Какой свой поступок Вы считаете «настоящим мужским»?
1994: Уход из дома в 17 лет. Я был из хорошей петербургской семьи - благополучный дом, квартира в центре Питера, обеспеченное поступление на факультет журналистки… А я взял несколько бутербродов и книжек и уехал в Москву. И именно поэтому добился всего того, что я сейчас собой представляю. Моего учителя Михаила Ромма ничто так не воодушевляло, как препятствия. Поэтому он, наверное, и принял меня, семнадцатилетнего, в свою мастерскую во ВГИКе, где рядом со мной учились взрослые, с немалым жизненным опытом люди…
2008: Каждое утро вставать, собираться с силами и ехать заниматься своими делами. Бывает, включишь телевизор, посмотришь немного и думаешь: «И зачем мне все это надо?» Что сорок лет назад, что сейчас - в новостях все одно и то же. Такая тоска берет из-за того, что ничто никого ничему не учит. Никто не делает никаких выводов.
Записал Станислав Дединский
Опубликовано в журнале Esquire №32 (апрель 2008)